Импровизация

Что такое – импровизация? Это – полёт, свободный полёт птицы, - когда слух купается в мире звуков, правая рука знает, что делает левая и обе они слаженно в, в одном ритме рождают новую музыку: она смутно пробивалась в подсознании и, наконец, выплеснулась, заставляя подчиниться своей воле.
Тема есть, вариация  - непредсказуема.
Я – в прекрасном сне, земном и неземном!
Весь мир в боковом зрении.
Величайшее наслаждение!
На лице гуляет блаженная улыбка юродивого.
Мысли летят далеко-далеко и влекут за собой.
Вот я лечу над озером, купаясь в тёплом ветре. Я полон сил и кричу от радости, захлёбываясь счастьем…
Вот я – ветер! С неистовой силой проношусь по ущельям, заставляя петь серые громады. Один звук мне понравился – я возвращаюсь и ещё, и ещё вонзаюсь в расщелины с удвоенной силой! Весь мир вибрирует, покорный мне. Снежная пыль, словно пар, окутывает долину.
Я вижу загорающую молодую стройную женщину – вихрем подлетаю к ней: вижу её испуганные глаза и , зачарованный ею, игривым котёнком затихаю возле неё. Играю роскошными волосами, прохладой дышу на её теплые груди, - слушаю, как стучит её сердце, целую вишнёвые губы и …улетаю!
На её лице – мечтательная улыбка!
Будь счастлива, прекрасная, как жизнь, дающая жизнь, хранящая  жизнь! Будь благословенна – во  веки веков! Аминь!
А я уже вселяюсь в душу лёгкой бабочки, весело порхаю, радуясь жизни – и жизнь радуется, глядя на меня.
…Вот я задышал грациозно-балетной «Семёрочкой» Шопена – и с беззаботностью мальчишки гоню гусей, разбрызгивая грязь  из луж. Весёлая жизнь – всё впереди!
Вот я – парижский гамэн, беспризорник, шатаюсь с аккордеоном по улочкам Парижа – то печальный, то весёлый и бесшабашный, - и пою песни Джо Дасэна.
Мчусь дальше сквозь пространство и время.
Почему негры играют джаз?
Странный вопрос джентльмэны!! Да потому что, в те времена при той проклятой жизни и такой прекрасной природе – явный диссонанс! Отсюда такие диссонирующие аккорды. Забыться в свободе музыки, в свободе танца. Уж эту-то свободу никто и никогда не отнимет!
Какие чувства вызывает блюз? Ту би блю – по английски – быть в печали. Это взрыв печали под маской веселья!
И вот я – Луи Армстронг, - прижимаю к толстым и добрым губам золотую трубу, облапив обезьянними волосатыми лапами и выдаю тонкую, как свист мелодию.
Я торжествую, видя наслаждение публики, пожирающей меня глазами! Я выплёскиваю переполнившую меня любовь к музыке!
Пой , старик! Надоело под маской приличия скрывать характермальчишки!
         Поёт в крови радость дикого зверя!
Я закрываю глаза, настукиваю ритм на чём попало и , мотая забубённой башкой, рычу свободную, дикую, счастливую песню койота!
Хэллоу Долли!!
В джазе – всегда свобода импровизации, сочинения; каждому дают шанс показать на что он способен. В джазе нет новичков – есть музыканты.
Это – как спуск на лодочке в ревущем потоке!
…Пока всё тихо, но все - в напряжении…Пианист тихо, задумчиво вводит тему…  Ударник  взял ритм, прискакивает, как на пружине, что-то напевая:
Бдум-бзынь,  бдум-бзынь…
С хорошим ударником – тепло, как за пазухой! Темп отмеривает – как в аптеке!
Тихо топая по половицам, пошёл контрабас: А-тум, п-тум.тум, тум, тум, п-тум, тум,тум,тум… Басист прекрасен, - аж бабочка на рубахе всталадыбом!
В голове – тема, в руках – зуд…
Свинговый ритм возбуждает не хуже женщины!!
Пошёл!..
Бросаешься в ревуший поток, и музыканты на тебя надеются, что не бревном, - лабухом выдашь всё, чему тебя учили и не учили. Каждый из нас встаёт и «рассказывает» по теме, - тебя бережно сопровождают или кивают в такт , подмигивая. Мы чувствуем себя единым организмом, подвластным малейшему движению дирижёра.
Вот было бы так в жизни!
Переношусь в танцы под духовой оркестр…
Вокруг – солидная публика, только те, кто умеет танцевать. Не умеешь – учись на задворках! Одеты все празднично, и настроение – праздничное.
…Бум-чань-чань, бум-чань-чань…
У меня пауза, - мычу мелодию:
…В городском саду играет духовой оркестр,
\вон сидит моя зазноба, терпеливо ждёт!\
…на скамейке, где сидишь ты, нет свободных мест,
\в перерыве потанцуем, мой придёт черёд!\
Но что это?! Я вижу, как её пригласил на танец парень!!! И она пошла с ним!!!
Ревниво забилось сердце, - не вижу нот…
…Бум-чань-чань, бум-чань-чань… Разговаривают! Она ему даже улыбается!!
\…Сплошное невезение! Не мог же разорваться я!
 …Играть на этой «дудорге» и сразу – танцевать!\
Сегодня танцует без моего разрешения, завтра начнёт целоваться!!!
   Сейчас мне будет замечание…
\Остановите музыку! Остановите музыку!
Прошу вас я! Прошу вас я!
С другим танцует девушка моя-а-а!\
Мелодия совсем из другой оперы!…Чего она навязалась?
Моя труба «захлестала» между нот, а потом выдала такой фальцет, что музыканты заулыбались…  Седой капель так выразительно сверкнул на меня глазами, что я до окончания танца не спускал с него испуганно-обиженного взгляда.
Потом, в перерыве он мне скажет: «Даже если у тебя кто-то умер – никто не должен почувствовать это на твоей игре! Такова жизнь музыканта!»
А я уже срываюсь и лечу, а вслед мне летят звуки духового оркестра…
Перевоплощаюсь в иву, склонённую над рекой-лепетуньей.
Я грущу о прошедших днях, о невозвратной юности, смотрю на своё отражение в реке, тихо покачиваясь – думаю.
Рыбка отвлекла меня от невесёлых мыслей; она увлеклась охотой на муху, - цокнув, взлетела над водой, сверкнула и упала в реку, - разорвалось синее небо, закачалось на волнах. Ветерок сморщил кожицу на воде, причесав её гребешком, ласково потрепал верхушки деревьев.
Лечу сквозь годы и пространство…
Я – в мелодии «Когда оживают ручьи», я – ручей, - мутный, пьяный и весёлый, заливаю лужами и лужищами оттаявшую землю.
Лужи несут на себе ярко-синее небо. Земля сбрасывает с себя грязно-белое одеяло.
Вот я жаворонком взмыл и трепещу крылышками в вышине, меня не увидишь: слеза застит глаза! Меня уже нет – лишь мелодия звенит в парном небе! Счастье и радость льются с небес!
…Чья-то заблудшая душа с глубокого похмелья, подняв голову, с удивлением слушает мою музыку. Заскорузлой пятернёй поворошит потник засаленных волос, вспомнит, что он – ЧЕЛОВЕК!
…Дак приморили, суки, приморили,
отобрали волюшку мою!
Молодые кудри поседели,
Знать – у края пропасти стою!…
Поворошит по тёмным закоулкам своей памяти и отыщет спрятанное в тряпицу сокровенно скрываемое чувство.
\Нельзя показывать – смеяться будут!\
Вспомнилось, что давно не писал матери, - не то, что бы погостить у неё .
Вспомнилось, как незаслуженно обидел её и не повинился, - засвербило в носу, и что-то тёплое покатилось по щекам… Упасть  бы на колени, да попросить прощения, - да в живых её уже нет. Запрятать это тёплое чувство поглубже, - когда это придётся «сам на сам» поговорить!..
…А меня уже «Цыганочка» на горячих конях уноситкуда-то в табор, где «будут песни петь лихие – отгоню тоску я прочь!»
…Когда фонарики качаются ночные
и когда чёрный кот выходит из ворот,
я из пивной иду, я никого не жду,
я никого уж не сумею полюбить!…
…И вдруг среди этого смрада захочется глоток чистого, непрокуренного воздуха, глоток чистой ключевой воды, глоток чистого звука!
И я снова ныряю в океан музыки…
Я переношусь в Турцию, звучит восточный ритм:
Лаки-таки-тум.. па-кум, лаки-таки-тум..па-кум…
Звучит «Восточная мелодия» Купревича, - она лбёт боль и покорность судьбе.
Аллах велик! Аллах акбар!
Плачет Роксолана, занесённая  в туретчину судьбой, а ведь она – любимая жена в гареме хана! Всё, что ни пожелает – у её ног!
Как же неладно и нескладно устроена русская душа! Всё ей чего-то мало! Может смеяться до слёз и плакать до хохота!
..Опускаюсь в преисподнюю…
Я – среди невинно убиенных, мучаюсь их муками, плачу их слезами и спрашиваю кровавыми губами:
За что?!
Наверное, так задумано ТВОРЦОМ, - человек должен перенести через сердце боль общения с себе подобными!..
Мечется совесть, - поёт и плачет «Славянский танец» Дворжака, - надрывая душу, затихает вдали. И долго ещё всполохи зарниц отражаются на тугих облаках…
Всё познаётся в сравнении: лопающееся от грохота небо и тишина полей
В июльскую жару, тихая песня матери, баюкающей ребёнка и дикий рёв пляшущих  идиотов в полосатых трусах и потной грудью –на экране телевизора.
Это – жизнь!
Через это надо пройти - по возможности с достоинством, не теряя, не пропивая совесть, не заигрывая с ней!…
А  я уже улетаю, исчезаю…
Волны зелёно-седые с небрежно нахлобученными шапками из водорослей, чмокая и хрипя, торопясь и наваливаясь друг на друга, жуя и хрустя клыками скал, -  в намой злобе хлещут мягкими лапами по берегу и, обессилев, сползают вниз, но, спохватившись, кидаются на берег вновь и вновь и елозят по нему зыбкой тяжестью, облизывая его и плюясь пеной.
Ветер пахнет рыбой и водорослями.
Я – тяжёлыми и мрачными тучами клублюсь над островом Волоам, пою песнь, предсказывая грядущие испытания, тягучим колокольным звоном «Прелюда» Рахманинова растекаюсь по России, стучу в заджинсованные души суперменов:
…Блин, блин, блин, блин…
…Полблина, полблина, полблина, полблина…
…Четверть блина, четверть блина, четверть блина, четверть блина…
…С Волги брёвна привезём,
         с Волги брёвна привезём,
              с Волги брёвна привезём,
                с Волги брёвна привезём…
…Ваня-Ваня, Ваня-Ваня, Ваня-Ваня, Ваня-Ваня…
Тщетно!…
Коровья морда равнодушия, жующая жвачку, тупо пританцовывает:
Делай – как я! Делай – как я!…
…Умчалась буря, стихает ветер. Опадает и стихает волна горечи, обид и утрат.
Светло и печально звучит умиротворяющая «Мелодия» Глюка.
Флейта лечит душу!
Опускаюсь на грешную землю.
Отстукивают отпущенное мне время часы.
За окном шумит, трепыхается мир.
Серое бесцветье: бесцветные лица, бесцветные улыбки, беспредметные разговоры, - наваливается серая бездуховность.
«Вшиски едно!» - говорят поляки.
Но я знаю в чём моя услада! Как у наркомана кайф – в наркотиках, так у меня кайф – музыка! И дверь туда всегда открыта, - было бы желание!
И без музыкальных инструментов – я тебе на губах, на зубах, на языке, на кулаках – отпою, отмычу, отстучу!!!
Музыка всегда была и будет во мне!