Забавный случай в N-ском ботсаду

Зайдя однажды в сад сей чудный,
Расположился я в тени
Среди олив и лавровишен.
И уж собрался разрезать
Страницы я в издании Уайльда,
Как – чу! – монахиня, потупившись, бредет
Из храма, что стоит пониже
И звоном заунывным портит
Мне все расположенье духа.
Простите, барышня!, - окликнул я ее, -
Вы не могли б мне сделать одолженье? –
Какое? – тихо вопросила дева.
Была она бледна и выглядела плохо –
Посты с молитвами вели ее в могилу.
Я подошел к ней ближе и ответил:
Прошу Вас в глупом деле мне помочь –
Весьма мне нужно, Вы меня простите,
Сходить сейчас… ну, в общем, по нужде,
Но вот, как на беду, немеют руки –
Я не могу кюлоты расстегнуть.
Не оставляйте ближнего, молю я!
Она была ужасно смущена,
Но, совладав в собой, спустила мне кюлоты
И – вы представьте только! – увидала
Мой жезл полном боевом, на всё готовый!
Бедняжка только и смогла, что всхлипнуть:
Милорд, но как же так, Вы ведь сказали,
Что Вам угодно… в общем, по нужде!..
А что, милашечка, - ответствовал я бодро, -
Сношенья меж полами – не нужда?
Вы на себя, дражайшая, взгляните –
Ведь церковь и религия давно
Вас в полутруп несчастный обратили,
Ну, будет Вам, не стоит, право слово,
Брыкаться, и лягаться, и чинить
Отпор тому, кто вам добра лишь хочет!
Слова произнося все эти, был я уж
На ней и в ней, и мы куда-то мчались,
Забыв о том, что окружало нас,
И было до, и будет после… Финиш!
Я встал и руку нежно ей облобызал.
Она уже не мумией была, но розой,
С фиалками лучащихся очей,
С лилейной грудью и пионными щеками,
В движенья членов грация вошла.
Ну-с, милая, ведь прав был я, не так ли? –
Спросил я тихо, - и она кивнула
И засмеялась, как смеются дети,
У матери напившись молока.
Мы обнялись, как два сердечных друга,
Она приникла к моему плечу…
Вдруг голос грубый за спиной раздался:
Ах вы, аггелы, дети сатаны!
Я обернулся – ах, досада, право!,
За нами наблюдал премерзкий поп.
Старик был в ярости: метал он в нас перуны,
Грозился мне полицией он нравов,
А девушке пообещал такую
Епитимью в обители назначить,
Что ад ей показался бы курортом.
Бедняжка на меня смотрела
Очами, полными горючих слез.
И не сдержался я и, выхватив из ножен
Мой эспадон дамасский, насадил
Отвратного попа на этот вертел,
А чтобы дева вовсе не боялась
Всей этой чуши, что религия несет,
Я вынул Библию из мертвых рук святоши
И, развернув ее, туда я наплевал.
А после снял я с трупа крест нательный
И растоптал моим сафьянным сапогом.

Вот так закончился сей презабавный случай –
Я в том саду гулять по-прежнему люблю,
Святошу гнусного зарыли, как собаку,
А девушка в натурщицы пошла.