Первое утро войны

    Более мирного утра не бывает, нет...
    Открывается стадион новый самый,
    Лежит на столе драгоценный билет,
    ЦДКА-Москва и киевское "Динамо"...

    Но ночью позавчера отец позвонил,
    Как-то странно, такое в первый раз...
    Он на границе в тот период служил,
    Спросил почему-то про противогаз...

    Противогаз? На месте, не пропадал...
    Мы ждали отца через месяц в среду.
    Не внял я, он о войне предупреждал.
    Это последняя была с отцом беседа.

    Свежее утро, солнце, спать неохота...
    Высоко-высоко, не разглядеть даже,
    В киевском небе какие-то самолеты,
    Яркие блики на крыльях, фюзеляже...

    Стреляют зенитки, с какой потребы?
    То ли в самолёты, или же ещё в чего...
    Белоснежные облачка рвутся в небе,
    Красива работа у наших зенитчиков...

    Знаю, "воздушные тревоги" бывали.
    В школе не был толстяком, понятно -
    Девочки-санитарки меня бинтовали,
    На носилках таскали, было приятно.

    Улетели. Жильцы уходят с балконов,
    Всё притихло, вокруг радость, покой,
    Стою один, на душе светло, упоённо...
    Внезапно сердце сдавил собачий вой.

    Балкон соседей справа этажом ниже,
    Овчарка, морду задрав, там не иначе,
    Я с тревожным предчувствием вижу,
    Псина по-своему, по-собачьи плачет...

    Я дружен с Альмой, она любимица,
    Постоянно сдержанная до этих пор,
    Ах да, позавчера уехали на границу
    Соседи-командиры и хозяин, майор.

    Лето знойное, почти середина года,
    Чемоданчики и плащи взяты не зря,
    Служба воинская, маневры, походы...
    Едут, наверно, подумалось, в лагеря.

    Не всех соседей я помню по имени,
    Но те, я уверен, убежден на все сто,
    Они и отец были первыми, именно,
    Из них с фронта не вернулся никто...

    Новости рынка от соседки - близко,
    Рассказали пригородные крестьяне,
    Бомбили станцию Пост-Волынский,
    Предместье города, знают киевляне.

    Молчат власти, вестей - ни малость...
    В полдень нарком иностранных дел
    По репродуктору поведал, заикаясь,
    Что мирной жизни наступил предел.

    И всё враз срослось, на место встало,
    Отца звонок, самолётов присутствие,
    Поспешность соседского комсостава,
    И наши с Альмой злые предчувствия...

    Таким запомнил я первое утро войны,
    Начало горя, бед, досрочных смертей...
    Никто и никогда те забыть не должны -
    Тысячу четыреста восемнадцать дней...