В нашу гавань...

Он откинулся на подушку, всё ещё тяжело дыша. Она дотянулась до бутылки вина, отпила из горлышка, громко рыгнула, и сама засмеялась такой шутке.
- Будешь? – протянула ему бутылку.
- Нет, не сейчас. Раскури мне трубку.
- У меня есть кое-что лучше табака. Но это обойдётся тебе…
- Не в деньгах дело. Давай, что у тебя есть.
Она умело раскурила серую горошину опия, наполнившую комнату липким ароматом.
- Долго в море были? – спросила она, глядя, как матрос втягивает в себя дурманящий дым.
- Я всю жизнь в море. За двадцать лет на суше был только вот так – на день два, отвести душу, и опять в плавание.
- А где ты глаз потерял?
- Да так, поножовщина.
Она не могла отвести взгляд от его лица, обветренного, со шкиперской бородкой и чёрной кожаной повязкой на левом глазу. Кого-то он ей напоминал, смутно и навязчиво. Широкие скулы, крупный нос,  волосы тронутые сединой. Наверное, кто-то из старых клиентов.
- Расскажи о себе, - попросил он, делая очередную затяжку.
            - Зачем? Неужели тебе интересен путь грехопадения?
- Да вообще-то не очень. Не это, расскажи о детстве.
- Я плохо помню детство, бегала в порт, смотрела на корабли, помогала матери стирать, убирать. С друзьями ходили на старый утёс. Отец – бывший моряк, делал модели кораблей, целыми днями возился с крошечными мачтами, шпангоутами, реями, килями. Тоска.
- У меня такое чувство, что мы были знакомы. Очень давно, в детстве. – Он погладил её волосы, откинув чёлку со лба. Комната освещалась лишь слабыми бликами, бросаемыми свечой, поэтому рассмотреть что-либо было сложно.
- Всё может быть. – Она легла рядом с ним, прикрыв наготу простыней и перебирая кудряшки на его могучей груди. – Вы долго здесь пробудете?
- Неделю, и опять в путь.
- Хочешь, я всю неделю буду с тобой? – Сказала она, и устыдилась своих слов. Ей было уже под сорок, и тело её уже потеряло былую красоту, шёлк кожи сменился велюром, судьба портовой шлюхи отпечаталась и на её лице. Вряд ли мужчина, столько не видевший женщин, согласится провести выделенное ему время с ней, когда вокруг столько молоденьких упругих тел. Но ей очень не хотелось отпускать его. Какое-то едва уловимое, беспокоящее, навязчивое чувство подсказывало ей, что этот клиент необычный. Она всматривалась в черты лица, но никак не могла вспомнить, где и когда она видела его. И этот голос, с лёгкой, мягкой хрипотцой, не давал ей покоя.
Он тактично промолчал на её вопрос.
- Ну что ж, мне пора, - она встала с кровати и стала одеваться, от волнения путаясь в шнуровке корсета. – Помоги мне завязать.
Он подошёл к ней сзади, нежно обнял, прижался губами к шее. Она почувствовала, как капля упала на плечо. За всю жизнь она первый раз видела плачущего моряка.
- Что с тобой? – спросила она, повернувшись к нему лицом и внимательно всматриваясь в единственный глаз.
- Ничего, это от тусклого света. Глаза слезятся. - Но она слышала, как предательски дрожит его голос. И она вспомнила. Так же дрожал голос у него, когда они прощались почти двадцать лет назад.
            Он бросил на кровать плату – довольно щедрую – целый золотой.
- Как тебя зовут? – спросил он.
- Изольда, - соврала Ассоль.
- Хорошо, пусть так. Так даже лучше, - пробормотал Артур и вышел из комнаты.
«В нашу гавань заходили корабли, с парусами алыми, как кровь» - пели внизу в зале безмятежные моряки.