Как дивен запах был азалий!..

Там были заросли азалий.
Мы рвали ягоды черники.
Я, как Орфей, носил сандалии;
Вы мне казались Эвридикой.

Как дивен запах был азалий!
Над нами дождь заморосил,
И Вы к сараю побежали,
Я вслед сандалей запустил.

По голове попал удачно,
И Вы, упав, набили шишку,
И намекнули непрозрачно,
Что далеко зашел я слишком.

И душен запах стал азалий,
Но Вы не чуяли, рыдая,
И от обиды мне сказали:
«Не выйду замуж никогда я»!

Под крышу старого сарая
Закрался дождь и хмуро капал,
И Вы, совсем уже сырая,
Сказали: «Кто-то здесь накакал»!

Вы сняли платье, как манишку,
И косы шалями струили,
И злополучную ту шишку
Вы мне потрогать разрешили.

А кос волнующие шали
Укрыли персей недозрелость.
Вы трогать там не разрешали,
(А мне не очень и хотелось!)
Я даже думал непорочно:
Вам задаваться не пристало,
И у меня такое ж точно
Под майкою произрастало.

Но я сказал: «У Вас на теле
Застыли слезы от дождя»!
Вы с удивленьем поглядели,
Как на индейского вождя,

И предложили мне раздеться.
Я целиком был в Вашей власти,
И я не знал, куда мне деться,
(Дрожал я вовсе не от страсти).

Там сохли платье и штаны,
Я их повесил на засов,
Вы были так поражены
Величиной моих трусов...

Нет, мы не делали ошибок.
Бедра я помню белизну,
Вы показали след ушиба,
Его я предано лизнул…

– Нет, так не надо делать больше!
А как же надо, не сказали.
От ваших слов еще мне горше...
Исчезли запахи азалий.

– И дергать за косу не надо,
Не надо тапками швыряться! –
В знак примиренья, как награду,
Вы предложили… целоваться.


А день был жутко непогожий,
И я застенчиво сморкался,
И, весь покрыт гусиной кожей,
Вам целоваться не давался.

Дождь не на шутку нарезал.
Была погода, словно сводня,
И я заплакал, и сказал,
Что мне нельзя еще сегодня.

Я совершенно был уверен,
Что стоит нам прижаться тесно,
Как тут же сделаюсь беремен,
А это мне неинтересно.

Июльский дождь стучал по крыше,
И мы не думали о пище,
Он омывал не только души,
Он даже уши делал чище.

Пообещал тогда повинно,
Что никогда не буду драться…
Мне было десять с половинной,
А Вам уже – почти двенадцать…

I

Войдя в купе с ведром черники,
Меня Вы так и не узнали.
Наверно, был для Вас безликим,
Как все на Адлерском вокзале.

Колеса, стукая о рельсы,
Мои года пересчитали.
Вы респектабельные перси
Носили чуть повыше тальи.

Но не носили больше кос,
Не модно, что ни говорите,
А в шаль распущенных волос
Вплелись серебряные нити.

– Не приподнимите ли полку?
Просили Вы, уняв одышку,
– Ах, как, мужчина, вы неловки!
Я из-за вас набила шишку!..

Нет, не признали Вы в соседе
Того мальчишку-недотрогу,
И, в продолжительной беседе,
Вы мне поведали о многом:

О том, как в детстве фехтовали,
Отважны были Вы и ловки,
И, кроме Кафки, прочитали
Гарсиев: Маркеса и Лорку.

Что вышли замуж после вуза,
Но муж частенько изменяет,
И, что у дочки вздулось пузо,
А от чего – она не знает.

Что муж приводит в дом девицу,
И уверяет, что – сестра.
Когда же нечем похмелиться,
Он пилит лобзиком с утра.

А сын за лето так подрос!
Не напастись ему сандалий!
Копной азальевых волос
Он на отца похож едва ли.


Глаза – как ягодки черники;
На флейте сын играет Глюка.
Орфей взывает к Эвридике
Мольбой чарующего звука

Был подплывающий перрон
Букетов полон ароматом,
И на галантное «Пардон»
Мне отвечали бодро матом.

– Кацо, ты где цветов нарвал?
– Бери – последняя корзина.
Грузин конечно же не врал,
Им врать нельзя, они ж – грузины!

– В Поляне Красной полудикой,
Где много греков и форели,
Растут азалия с черникой,
Рассвет похож на акварели.

Случилось: то ли наважденье,
То ль ароматом опьянило,
Вагона мерное движенье,
Внезапно время изменило.

Купе качалось и кренилось,
Летя к черниковому раю,
Где детство тихо притаилось
Под крышей старого сарая.

Где, в пятнах ягодного сока,
Два человечка, для свиданья,
Упрятал дождик ненароком,
Решать проблемы мирозданья.


И небо пасмурно молчало,
Вздыхало, глядя на беспечность,
А там гадали: где начало,
И что такое «бесконечность»?

Вдруг что-то дрогнуло в лице,
Не помню: губы ли, глаза ли...
Вы были в сказочном венце,
В сплетенном запахом овале.

Вы долго нюхали букет,
Что я купил Вам на вокзале,
И донеслось из детских лет:
«Как дивен запах был азалий»!..