Николай Бурашников
* * *
Дороге нашей не было конца.
Бил снег в лицо. Мы гроб несли отца.
Без горьких слёз из-под опухших век
Отца несли, проваливаясь в снег.
Хотелось нам упасть и не вставать.
Но тяжело дышала в спину мать.
Так на её дыхании и шли:
Бил снег в лицо, и мы отца несли.
* * *
Два могильщика ямы копают друг дружке.
Трудно это - могилы копать.
Разведут костерок, выпьют чаю по кружке
И копать начинают опять.
Ох, и много народу они схоронили!
Больше нет ни врагов, ни друзей.
Но привычка копать, чтобы рученьки ныли,
В них осталась до мозга костей.
Вот и стали копать они ямы друг дружке.
Как закончат сие дураки,
Разведут костерок, выпьют чаю по кружке
И друг друга прибьют от тоски.
* * *
В полночь глухую в старинном квартале
Мокрой листвой тополя облетали.
Ветры кричали в расщелинах зданий
До потрясенья души, до рыданий.
Ни от кого я не ждал утешенья.
Жаль только было, что в час потрясенья
Люди в квартирах бесчувственно спали,
А за окном тополя умирали...
* * *
Синеву на реке распоров, усвистала моторная лодка.
И с высоких небес опустились устало чирки.
И пером вожака, что сразила шальная двустволка,
Вденув солнечный луч, залатали обиду реки.
Снова тишь и покой, и вода на реке голубая.
Но подобием облака в небе зияет дыра.
Ночью в эту дыру оборвётся звезда роковая,
И наутро охотника мёртвым найдут у костра...
* * *
И устал мужик, и лёг в траву,
Не желая ни воды, ни хлеба.
И увидел наконец-то небо.
Не во сне увидел - наяву.
Удивился - что за благодать!
Плыли облака над ним, как в детстве.
Выпорхнуло жаворонком сердце,
Поднялось и стало трепетать.
Пело, трепетало, и в селе
Поднимали головы старухи.
А мужик лежал, раскинув руки,
Словно крест на горестной земле...
В полнолуние
Луна взошла, и с воем к ней
Собачьи вытянулись морды.
Качнулся плот у камышей
И глухо звякнул цепью мокрой.
И забурунили в сетях
Лини у Чёрного провала.
И слышно - баба на сносях
В избе соседней застонала.
С крыльца спорхнул пацан босой
И, перепрыгнув через жерди,
По огороду под луной
Бежит до сельской акушерки.
* * *
Злоба, дикая злоба вокруг...
Чтоб уйти от неё, напивается друг.
Пьёт по-чёрному он, чтобы свет увидать.
И, воскреснув, приходит родимая мать,
И у краешка тихо садится стола,
Словно старая возле дороги ветла,
И на сына глядит, как на степь без конца...
"Выпьем, мама - он шепчет, - помянем отца.
Что же с нами случилось - никак не пойму..."
И зубами скрипит, погружаясь во тьму.
* * *
Свет одинокого окна
На куст сиреневый прольётся.
И снова в комнате она
Кого-то ждёт и не дождётся.
И снова мне всю ночь не спать
И, притаившись у колодца,
Курить в рукав, и поджидать
Таинственного незнакомца.
Но почему он не идёт?
А вдруг она в часы бессонниц
Меня, а не другого ждёт,
И я - тот самый незнакомец?!
* * *
Чтобы бабы не мёрзли в роддоме,
Чтоб рожали, чтоб сладко спалось,
Долбит уголь увесистым ломом
Кочегар во крещенский мороз.
И на лбу его тёмно-багровом
Капли чёрного пота горят.
Наломает угля громового,
Тачку грузит и прет её в ад -
Где огонь раздраконенный пышет,
Свищет пар; где (сама простота),
Схоронясь от собачников, лижет
Собачонка обрубок хвоста...
Буря
Громыхает в небесах
Часто и сердито.
Свищет ветер в проводах
На углу бандитом.
Вот сверкнуло за углом -
И скворец с подбитым
Окровавленным крылом
Рухнул под ракиты.
Почернел хозяйский дом
И пустой скворечней
Машет, будто кулаком,
Буре озверевшей.
* * *
Посидел у могилы отца.
Поседел, не узнать молодца.
Сгорбив плечи, вернулся в село.
Бороздили морщины чело.
Старики в нём признали отца
И руками махали с крыльца.
Говорили: "Ты где пропадал?"
Каждый чарку ему предлагал.
Только мать всё одна поняла.
Утешала его, как могла...
* * *
Вот и привиделось... в поле ночном
Конь белоснежный, и кто же на нём?
Это же брат мой, он в золоте весь.
Значит, не умер он, значит, он здесь.
- О лучезарный, о старший мой брат!
Что же ты мимо, туда, где закат?
- Колька, ты жди на востоке меня!
Там я взойду ради русского дня.
Резко в ночи полыхали оне:
Конь белоснежный и брат на коне.
Вскоре исчезли... Я Богу молюсь:
Сердцем к востоку, и - жду не дождусь.
Маршал
Дух победный военного марша.
Гулким шагом проходят войска.
Их суровый приветствует маршал
Напряжённой рукой у виска.
В незабвенные эти мгновенья
Что он думает, воин седой?
Он устал от работы военной,
От тяжёлых погон со звездой.
А всего-то душа и хотела -
Сеять хлеб, ребятишек растить.
Но пришлось, как эпоха велела, -
Век суровую службу нести.
Жизнь его стать легендой успела
В каждом городе, в каждом селе.
Но её лишь для ратного дела
И хватило на горькой земле...
* * *
И с этой мыслью я умру...
М. Лермонтов
А жизнь - она возьмёт своё.
А жизнь - она не любит слабых.
По ней дорога сплошь в ухабах,
И в небе кружит вороньё.
Оно накаркало беду.
Но ты греми, моя телега,
Греми до вечного ночлега
На ту вон, дальнюю звезду.
Пусть вороньё. Пусть снег с дождём.
Мы прикоснемся к ней, былинной,
И с ней сольёмся в свет единый,
И никого не проклянём.
* * *
В открытое окно шумит осенний дождь.
На улице темно и в комнате темно.
И плачу я, ну что с меня возьмешь:
Так хорошо в душе, как не было давно.
Я не кричу: "Подать сюда огня!"
Не надо ничего и лучше ни гугу.
Я счастлив тем, что слёзы у меня,
А я-то думал - плакать не могу...
Свидетельство о публикации №109091006976