К стихам Владимира Палея...

«Люблю лампады свет неясный
Пред темным ликом божества.
В нем словно шепот ежечасный
Твердит смиренные слова.

Как будто кто-то, невзирая
На то, чем жив и грешен я,
Всегда стоит у двери Рая
И молит Бога за меня.»

1916 г.


«Себе я не молю ни мира, ни блаженства –
Что бедный мой удел пред честью всей страны!..»


немного: чуть: http://www.idrp.ru/pages/article/article.php?article=3



«Настал кровавый, бурный век. Отныне
Цари должны нести свой тяжкий крест.
На смену им идет народ свободный –
Свободный только на словах –  на деле
Лишь праздный страшной праздностью злодея…»


Зачем тебе, душа, краса, порода,
молчать о буйстве жизни днём весенним,
а в феврале семнадцатого года
зачем-то вспоминать о воскресенье?
До воскресенья – как до края света,
а нам – ни до Отца и ни до Сына,
кто может – смотрит, как судьба поэта
меняется на участь гражданина…
Зачем тебе так дорого то слово,
что для других – опасный, острый нож?..
Зачем твердишь, чудной, опять и снова:
«Дай мне любить и дай мне быть готовым,
когда к Себе меня Ты позовёшь!»?..


*  *  *
«…Мы не язычники, но веры
Немного в нынешних сердцах,
А чувство долга, чувство меры
Иным внушают даже страх….»


…Ну что же, откажитесь от отца,
от отчества, отечества, отчизны.
Не сохраните, может быть, лица,
но, может, сделать выбор в пользу жизни?
 
Спасибо… Я от злости чуть стою…
Да, мир разносит сплетни как заразу…
Но, знаете, Романовы свою
не предавали Родину ни разу.
Да, ошибались, шли не тем путём,
подписывались, после – сожалели,
но пили царско-горькое питьё
и снова шли – к великой, вечной цели.

…Покуда в землю кровь не пролилась,
скажу, а вы запоминайте – слово в слово:
по крови мой отец – великий князь,
и дай бог каждому из вас отца такого.


*  *  *
…я часто и о многом сожалею:
 о том, что наши судьбы как иголки –
одни впиваются, другие заржавели,
о том, что мы  с годами только злее,
что так смешно гордиться книжной полкой…
…и что к стихам Владимира Палея
пришлось идти невыносимо долго.



*  *  *
Нет могилы… Никто не придёт поклониться,
не положит на прочные плиты любимый цветок –
там, в Пекине… в такой же, как наша, столице
всё смывает бегущий в грядущее время-поток.

Нет могилы. Ни горсточки русской землицы,
ни воды из святого колодца, ни знака с крестом –
исчезают из памяти самые светлые лица,
нет могилы… Но я, как всегда, не о том…


*  *  *
«...Молитвы заменив стихами
И веря в Твой безбрежный свет,
Молюсь я высшими мечтами –
Прости, о Боже, я – поэт...»


…Ты зачем сказал, что в двадцать один ты перестанешь писать стихи?! Ты уже понимал, что над родиной сгущаются горечь, неуёмная горечь и тьма, и что подрезается наша песня-душа серпом, безжалостным и лихим, и что от бессилия перед этой осатаневшей толпой можно просто сойти с ума…

…Неужели и мне сказать: хорошо?.. Хорошо – что ты не узнаешь более страшной войны, не увидишь, как в море бежит отравленная нами вода, не поймёшь, что мы разучились испытывать чувство вины… и что Воскресенья не будет, не будет уже никогда…