На могиле поэта

"Умер я, сентябрь мой,
Ты возьми меня в обложку,
Под восторженной землёй
Пусть горит моё окошко".
Леонид Губанов

1.
По погостам – не ходок:
выше разума страданье,
но сентябрь бил, как ток,
приглашая на свиданье.

Средь надгробий и крестов
плыли лица, замирая,
буйство траурных кустов,
словно кущи анти-рая.

Черви жирные ползли,
ворон жирный был, как дома,
дух кладбищенской земли,
словно мёртвая истома.

Словно чёрная дыра,
погребальные эдемы
засосали на "ура!"
человеческие темы.

Нет! Не темы – лишь тела,
искажённые грехами.
Но остались ведь дела
и безсмертие – стихами...

2.
День,  восьмое сентября,
и хованское затишье.
Я пришла сюда не зря,
чтобы голос твой услышать.

Я к тебе без розы, брат, –
наскребла лишь на дорогу,
ты простил и ты был рад,
что пришла молиться Богу.

И летела лития
в упокой души небесной,
и свеча, слезу тая,
таяла приветной песней.

Если б жив был, то вполне
мы б друг друга привечали,
но поймали – на вине –
и коварно замолчали.

Не печатали – молчок,
лишь в одном журнале – крохи.
"Ты же гений, старичок!
Светоч нашей ты эпохи!.."

Оплели венцом бабья,
рвали душу на кусочки,
стаи злого воронья
воровали даже точки.

Вороньё – оно всегда
на блестящее слетает,
только им, душа моя,
основного не хватает.

Не коснётся благодать:
зависть каинова душит.
Им свободы не видать,
той, что Бог вливает в души

со Причастием Святым –
с этой Тайной неземною.
За тебя молюсь, и ты
Богу молишься со мною.

Упокоенный живёшь
где-то в Царствии Небесном,
там Создателю поёшь
светло-ангельские песни.

Знаешь тайное уже,
то, что мы ещё не знаем,
там, на Царском этаже,
там, куда попасть мечтаем.

3.
Ну, а я – пока жива –
буду за тебя молиться,
перекладывать в слова
Неба певчие страницы.

И труднее службы нет,
и опасней, и желанней,
чем призвание – поэт –
Дома Отчего посланье.

Ты, поэт, счастливей всех,
ты и умер понарошку!
Слышу с Неба тихий смех:
ТАМ горит твоё окошко...

9.09.09