У костра

- А, черт, работнички, - ругался прораб, окидывая нас грозным взглядом.
Девчонки, выпускницы новосибирского техникума, прибывшие в Усть-Илимск по распределению и проработавшие всего один месяц на стройке, молчали, потупив взоры. Гнев прораба был связан с простоем десятка машин с железобетонными конструкциями, привезенными из Братска. Панелевозы всю ночь простояли на разгрузке, так как оба крана не работали по причине отсутствия электроэнергии. Я только сегодня приступила к работе мастера, и четыре часа рабочего дня пролетели как одно мгновение – мы вдвоем с прорабом сочиняли акты о простое, принимали панели и объяснялись с водителями. Вернее, это прораб объяснялся, а я помогала ему составлять бумаги.
- В смену пойдет, - прораб еще раз посмотрел в нашу сторону, но я никак не отреагировала на его слова, так как плохо соображала, что же происходит в бытовке, - пойдет …Анна, - завершил он фразу.
- Завтра в ночь. И без возражений. А сейчас поезжай домой, отоспись после обеда, - обратился он ко мне.
Так нежданно-негаданно в свой первый день практики я вместо работы поехала отсыпаться. Вечером, дождавшись на остановке вахтовку, я была уже готова запрыгнуть в кузов, когда в его глубине среди мужиков увидела недоуменное лицо Зинки, моей сменщицы.
- Ты куда? – спросила она и добавила, - твоя смена только завтра, сегодня моя! И этих слов мне хватило, чтобы спрыгнуть с машины и вернуться в лагерь. Дневной сон сбил весь мой график, спать не хотелось. Помаявшись с полчаса в палатке, явно мешая девчонкам спать, я отправилась куда-нибудь.

За палатками горел небольшой костер, вокруг которого собрался народ, человек около тридцати. Посередине костра на таганке висел чайник, рядом с костром прямо на земле стояли кружки, и лежал пакет с сахаром. Вокруг костра сидели гитаристы. Их было пять, в числе которых одна девчонка из Томска, ее звали Катей. Гитаристы настраивали гитары, остальные студенты чуть слышно разговаривали.
- Ну, с богом, - произнес русый парень, подмигнув мне.
- Москвичи не сдаются, да, Вадим? – спросил его другой гитарист, высокий шатен в светлом свитере, тот, что очень уж тщательно был занят настройкой струн своей гитары.
- А ты, Сашок, будто не знаешь, что в соперничестве Москвы и Ленинграда москвичи пощады не знают. Сразимся? И, не дожидаясь ответа, запел:

 В первые минуты
бог создал институты,
Адам его студентом
первым был.
Он ничего не делал,
ухаживал за Евой,
И бог его стипендии лишил.

Сашок, ни минуты не медля, подхватил:

У Адама драма,
двойка у Адама,
вызвали Адама
в деканат.
Идет Адам и хмурится,
в зубах сигара курится,
подмышкою он держит
сопромат.

И вот уже Вадим не успевает перехватить песню, как ее тут же подхватывает Катя, озорно сверкнув глазами:

И зимой, и летом
мы ездим без билета,
ты на нас, кондуктор не кричи.
Мы тебе заплатим
студенческим приветом,
мы студенты, мы не богачи.

Затем наступает очередь Ивара из Латвии, он поет сразу два куплета. Толпа вокруг костра оживляется, когда маленький таджик Рустам, сверкая жгучими черными глазами, выхватывает куплет для себя:

За полярным кругом
встретишь ты подругу,
Старую беззубую каргу.
Ты ее полюбишь,
молодость погубишь,
И будешь проклинать
свою судьбу.

Все веселятся, только представив себе нежного южного Рустамчика на Крайнем Севере.

Гитара Вадима замолчала, будто задумалась о чем-то своем. Краткий миг тишины повис над костром, стало слышно потрескивание веток и журчание закипающей воды в чайнике.
И вот уже полилась мелодия:

Под музыку Вивальди,
Вивальди, Вивальди,
Под музыку Вивальди,
Под вьюгу за окном,
Печалиться давайте,
Давайте, давайте,
Печалиться давайте
Об этом и о том.

Звучит песня, улетают ввысь искры, покачиваются в такт музыки фигуры обступивших костер студентов, чарует ночь.
Сашок, дождавшись конца песни, и даже переждав минуту тишины за ней, поет свою:

Полюбил Ромео, сын Монтекки,
Дочь врага Джульетту Капулетти.
Юноша отдал Джульетте сердце,
И она взяла его со страхом.
Тайну сохранял старик Лоренцо,
Их соединил законным браком…

Несчастная красивая любовь отзывается болью в наших сердцах, все затихают до последних слов песни:

Их любовь была большой и сильной,
Жаль, что смерть сильнее оказалась…

Катюша только-только дожидается завершающих аккордов и начинает новую песню. Мелодия звучит торжественно и радостно, улетая в небесную высь:

За туманом утренним
стынет моря плес.
Росы перламутровые
стряхивает лес.
В это время сонное
всюду чудеса
Вновь у горизонта я
вижу паруса.
Вот они, пожарища,
к небу поднялись.
Мне бы увидать еще
Зурбаган и Лисс.
Города зеленые
голубых долин,
создал их волшебник
Александр Грин.

Она не успевает допеть, сообщая всем:

Это мой кораблик,
это я – Ассоль,

как вновь поет Вадим, он начинает свою сказку:

Девочка в домике под крышею
среди волшебников жила.
Но видно сказка ей наскучила,
закрыла книгу и ушла.
А в небе ясном было солнышко,
была студеная пора…
Алло, али, али, Аленушка,
в пути звенели провода…

Рустам не может дождаться, когда допоет Вадим. С последними аккордами москвича начинает звучать гитара таджика. Мелодичный голос Рустама выводит:

Зачем ходить, бродить по вечерам,
Не спать, лежать, курить
в дыму табачном.
На то она и первая любовь,
чтоб быть ей не особенно удачной.

Никто не расходится, все остаются вокруг костра, иногда меняясь местами, кому сидеть, кому стоять. Вдали от костра ночь сгущается.

На то она и первая любовь,
чтоб стала настоящею другая…

Так заканчивает песню Рустам, затем, помедлив одно мгновение, бросив быстрый взгляд на Катю, неожиданно продолжает:

На то она и первая любовь,
чтоб вслед за ней пришла очередная…

На что Катя, не задумываясь, отвечает новой песней. Ее гитара звучит вызывающе нахально:

Говорят, что из-за меня
сохнут парни день ото дня.
А я песню свою пою,
незатейливую свою.
Захочу – полюблю,
захочу – погублю.
А возьму, завлеку,
да и брошу.
Захочу – отвернусь,
захочу – помирюсь,
посмотрю,
какой ты хороший…

Парни усмехаются, готовя что-то язвительное в ответ, но Ивар вовремя успевает разрядить накалившуюся обстановку своей песней, в свою очередь, с нежностью поглядывая на разгневанную Катюшу:

Все мы заняты зубрежкой
ночи напролет.
От чего ж одна девчонка
целый день поет?
От чего же, почему же
ей цветы несут?
Потому что у девчонки
свадьба на носу.
Ах, любовь,
ты приходишь не вовремя.
Ах, любовь,
застаешь ты всегда врасплох.
Ах, любовь, ах любовь…

Он старательно поет до конца все куплеты песни. За время его пения Катя успокаивается и просит чаю. Я бегу в палатку, несу банку сгущенки и остатки конфет из маминой посылки. Кто-то приносит батон и заварку. Добавляются ветки в костер, заливается вода в чайник. Все шевелятся, суетятся, переговариваются, пьют чай. Первый акт чудесной ночи завершен.

Следующая часть ночного действа начинается, конечно же, с разговора о любви.
- А есть она, эта любовь? – спрашивает Сашок и мечтательно смотрит на причудливую пляску огня, - где она, где задержалась, может, ее и вовсе нет, - заключает он.
Кто-то из девчат робко возражает и читает:

А княгине Нине всего шестнадцать.
Девочке что ведано про его судьбу?
Тело Грибоедова спрятано в гробу.
Не зовут подруги в хоровод невест,
Бронзовые руки обхватили крест.
И слова простые, яснее дня:
Ум твой – для России, горе – для меня.

К ней присоединяется Шекспир устами Лены, премиленькой студентки из Читы. Она проникновенно читает, завершая:

Но милая ступает по земле!

Завораживающая мелодия любви привлекает Пушкина. Как же он может пропустить столь волнующий момент.
Ивар, не спеша, произносит:

Я Вас любил. Любовь, еще быть может,
В моей душе угасла не совсем…

В его интонации строчки:

Так дай Вам бог
Любимой быть другим…

Звучат как-то по особенному чувственно, и мы понимаем, что сейчас уже не Пушкин, а Ивар прощается с любимой.
Стихи сменяют друг друга: есть место Ахматовой, Есенину, Пастернаку, Шекспиру, Лермонтову, снова Пушкину, затем Евтушенко, Окуджаве и снова Пушкину…

Горит костер, разгорается. Снова закипает вода в чайнике, засыпается заварка. Из палаток приносятся запасы продуктов: хлеб, сгущенка, печенье. Все дружно пьют чай, на время забывая о любви и стихах. Вторая часть ночи позади.

- Говорит студент жене: «Я пошел к любовнице». А любовнице сообщает: «Я дома, у жены». А сам все чертит, чертит, чертит свои курсовые… - начинает травить анекдоты Женя из Красноярска, известный в лагере острослов и анекдотчик.
- Лето. Жарко. Едет студент в трамвае. Знакомый его спрашивает: « Ты почему такой худой и бледный?» Тот отвечает: «Я строймех на тройку сдал» - «А зачем тебе плащ? Ведь жарко». – «Это не плащ, это Сенька, он на пятерку сдал».
Это уже включается в разговор Вадим. Как же москвичу не поблистать остроумием, когда предоставляется такая возможность?

Так незаметно мы вливаемся в третью часть ночного спектакля в нашей жизни.
И вот уже целая палитра анекдотов про студентов страны, от армянского радио до чукчей севера. Мы веселимся до тех пор, пока в очередной раз не закипает вода в чайнике.
Снова пьем чай. Ночь продолжается.

Теперь уже Ивар первый берет гитару в руки и начинает петь. Его песня о Латвии, о Родине, о себе.

Рустам подмигивает Левону, и тот запевает:

В Ереване на базаре подошла краса.
У неё глаза такие, словно чудеса!
У неё такие брови, глаз не оторвать.
Я не сплю вторые сутки, мучаюсь опять.

Эх, звуками играя, поёт сама зурна.
Вот она какая, Армения моя!

В Ереване на базаре слушали свирель.
А на озере Севане кушали форель.
И коньяк армянский пили, пили там и тут.
Голова у нас в порядке, ноги не идут!

Эх, звуками играя, поёт сама зурна.
Вот она какая, Армения моя!
Гитару у Рустама просит Гиви. Он грузин, и, конечно же, его песня о Грузии. Вадим поет о Москве, и мы мысленно шагаем с ним по столице. Сашок поет о Ленинграде, а я жалею, что нет гитариста из Иркутска, и, когда Саша замолкает, пою:

Плывут и плывут
прибайкальские шири.
Саянские горы
синеют вдали.
Нас встретит столица
Восточной Сибири,
любимый Иркутск –
середина земли!

Все гитаристы подыгрывают иркутяночке, как ласково они меня здесь называют. После меня Катя завершает импровизированный концерт песней:

Мой адрес – не дом и не улица,
Мой адрес – Советский Союз.

В конце концов, к этой песне присоединяются все.

Вдруг мы замечаем, что лучи солнца уже давно прибились к нашей компании. Костер потускнел. Из палаток один за другим появляются студенты, им пора на работу.
Мы разбредаемся по палаткам спать.

Рассвет наступил.

г. Усть-Илимск

1975

На фотографии: палаточный городок студентов в Усть-Илимске