47. Подарок - Лондонское Небо

(Абстракция без претензий на действительность)


Это был вишневый ликер. В стеклянном пыльном графине.
  Он стоял на низком столике с желтоватой грязной салфеткой. В витиеватом узоре ее запутались жухлые лепестки белой герани - хрупкие и рассыпающиеся в руках.
  Сам цветок в небольшом горшочке находился рядом с ликером. На листьях герани давно расползлись бледные паутинки какой-то болезни, блеклые пятна и точки.
  Вся комната казалась тусклой и серой, с редкими вкраплениями бежевого, грязно-зеленого и какого-то болезненного желтого цвета.
  Занавески на окнах с широкими кружевами, длинный стол, занимавший почти все пространство небольшой, вытянутой в длину, комнаты, и кресло с обивкой в крупных цветах неприятного цвета. В кресле обычно спали.
  Свет мог исходить от лампочки под потолком или с улицы. Но лампочка давно перегорела, а за окном были только свинцовые тучи, выливающие на улицы тонны воды.
  В комнату вошла молодая дама, которой не было и двадцати пяти. Она торопливо зажала нос тонким платочком, смоченным нежными и легкими духами. Но это не помогло - вся комната была пропитана запахами. Стены утопали в них, растворялись и гасли. Переплетение удушающих ароматов словно вбирало в себя все цвета комнаты и стен.
  Пять дней назад на светском вечере дама пообещала шутливо свое сердце удивительному и несуществующему по ее мнению человеку - Поэту и Парфюмеру, который сможет приготовить для нее подлинный шедевр поэзии и необычайно изящный аромат.
  Поэт, что присутствовал на том вечере - быстрый и нервный молодой человек с холерическим темпераментом, побледнел, сделал шаг вперед в порыве, но вокруг засмеялись, заговорили о сумасшедшей просьбе женщины.
  Она была премилой, хоть и со своими недостатками: стройна, пусть и не казалось ступающей на цыпочках нимфой, с рыжими волосами в мелких кудряшках, темно-зелеными, небольшими глазами, пухлыми аккуратными губками. У дамы был низкий лоб и слегка выступающий подбородок, звонкий голос и излишне громкий смех.
  Находится в комнате было решительно невозможно! Созвездие запахов, их вязкая переливчатая пелерина сковывала дыхание и заставляла сердце биться все быстрее и быстрее.
  Поэт умер вчера. На деревянном полу чернело огромное засохшее пятно крови, рваными кляксами она окрасила выцветшие обои в некогда золотистом и нежно-розовом узоре.
  Дама неуверенно шагнула к окну через пятно на полу, судорожно и резко открыла его шире - маленькое и выходящее на скучный пейзаж домов через грязную улицу и столбом дыма от заводских труб. Потом повернулась к столу, заставленному всевозможными склянками, баночками, осколками стекла, узкими трубочками и маленькими колбочками.
  И только ближе к краю стола, в круге пустоты, находился маленький флакончик с крышечкой и узором в виде тонких стеблей цветов и листьев.
  Вишневый ликер да небольшой куст герани стали свидетелями рождения этого флакончика.
  Дама открыла его, поднесла к носу и осторожно вдохнула. С нотками ириса и розы, с каплями сандала и едва уловимой тончайшей нитью корицы, духи казались во всей окружающей какофонии запахов достойными самой богини, вышедшей из морской пены.
  В пузатых стенках графина еще отражался растрепанный и раскрасневшийся бедный Поэт, а дама уже уносила с собой дивные духи вместе со строфами посвященного ей поэтического шедевра.
  Поэт долго мучился, подбирая букет разнообразных капель в законченный подарок для возлюбленной. Стих был готов уже давно и был бы отправлен, если бы не второе условие - божественный, неповторимый аромат.
  Он был похож на средневекового алхимика в тесной лаборатории, что желает создать свою prima materia и ищет исключительные и прекрасные отражения ртути, души и духа.
  Он смешивал сандал и капли пачули, добавлял жасмин, розу и разбивал флакончик об пол, потому что невозможно было через это передать красоту дамы.
  На очереди была проба из бензоя и ромашки, бергамота и иланг-иланга, но она получилась такой робкой и осторожной, что Поэт добавил яркого сладкого апельсина, испортил всю гармонию и, возбужденный, помчался вперед за новым совершенством.
  Мята и лимета, ладан и мирта создавали недопустимую резкость, бензой и сандал приносили тепло - красивое, но слишком мягкое с маслом апельсина - всего три капли последнего.
  Тысячелистник, капля ветиверии, можжевельник, лаванда, пачули, ванилин и масло кананга - комната наполнялась все более и более невообразимыми сочетаниями, и веер не мог разогнать пропитанный маслами воздух.
  Окно Поэт открыть боялся, чтобы на ароматы не повлияли запахи с улицы.
  В конце концов, Поэт сел обессиленный в кресло, не отрывая взгляда от единственного уцелевшего флакончика с духами - в них заключена была вторая просьба госпожи сердца.
  Нервы юноши были вконец расшатаны, бледная и узкая ладонь закрыла лихорадочно горящие черные глаза. Тяжелое дыхание, вырывающееся с хрипом из легких, невозможно было угомонить и невозможно было прокашляться. Дышать было нечем.
  Порывисто и резко поднялся Поэт с кресла и открыл окно, вдохнул дождь и холодный ветер, вернулся к флакончику.
  Что же так исказило черты лица? От чего сузились зрачки, словно стали свидетелем ужаса?
  Поэту показалось, что во флакончик проник аромат гиацинтропа и мускуса. Они в его воспаленном сознании все усиливались и усиливались, пока Поэт не вскрикнул, не схватился за темные волосы. Он стоял так минуты две. Потом резко выдвинул верхний ящик стола, достал тяжелый пистолет и выстрелил в голову.
  При осмотре комнаты прикрыли окно, и один из стражей порядка закрыл флакончик стеклянной крышечкой, подивившись удивительно ясному и красивому аромату.
  Потом вынесли тело, заперли дверь и отдали ключ пожилой женщине, у которой квартировался Поэт. Дама была польщена и обрадована такому "подвигу" Поэта, хотя и промакивала уголки глаз платочком и вздыхала по загубленной молодой душе. Герань так и болела одной ей ведомой да ученым болезнью, а все запахи с комнаты постепенно выветрились и растворились в череде дождливых и скучных уличных дней.