Четыре с половиной года рабства

Игорь шел по улице, опустив голову, старался внимательно смотреть себе под ноги, обходить скользкие участки тротуара, но это у него плохо получалось. Шаги плутали то влево, то вправо, одна нога мешала  другой и самому было удивительно, как он ещё не грохнулся на этот тонкий слой белого декабрьского снега. Последняя бутылка водки для их « сборной» была явно лишней, хотя разве бывает лишней водка в собрании мужчин?
 

Игорь криво усмехнулся и отметил про себя, что до его подъезда осталось совсем немного. Вот уже светятся окна Людмилы, лучшей подруги его жены.
« Никогда не думал, что стану пьяницей.» - горько мелькнула в его голове здравая мысль, но Игорь не успел её осознать. Поскользнулся, не удержался на ногах
и упал навзничь. Застонал от боли, разлившейся кипятком под черепом, завозился черной тенью на холодном снегу. Через пару минут попробовал встать, но попытка не увенчалась успехом. И он остался лежать, распластавшись на снегу, накрытый темнотой, при морозе пятнадцать градусов. 


*   *   *

Мила и Лиза сидели за столом друг против друга, пили чай.
- Нет, ты все-таки скажи, скажи, куда может пропасть человек из центра города в шесть часов вечера? От кафе, где они пили с Вадиком, Серегой и остальной веселой компанией, идти до нашего дома максимум
 
двадцать минут! И, кстати, так пропасть, что ни в живом, ни в мертвом виде пять месяцев нигде не обнаружен? – горячо говорила Лиза, постукивая правым кулаком о ладошку. Шлепки получались звонкими, режущими слух, но она продолжала выстреливать ими, требовательно глядя Миле в глаза.
- Ну, я не знаю… - растерялась Мила. Ей не хотелось строить всевозможные страшные предположения, куда мог пропасть Игорь.
- Нет уж, пожалуйста, не трусь! Вижу тебя насквозь, не хочешь рассуждать,
чтобы не огорчать меня! Но как же ты не понимаешь, мне совершенно необходимо поговорить с тобой.
- Лиза, ну я не знаю…- заныла опять Мила. Дома, в разговорах со своим мужем, она перебрала множество возможных вариантов, и, как один из них, бегство Игоря по вербовке куда-нибудь на Север. Но как она может высказать такое скверное предположение своей любимой подруге? Мол, сволочь твой муж, бросил тебя с двумя детьми, а сам где-то сладко ест, горько пьет, а, может быть, и бабу какую обхаживает.
 

Нет, не станет говорить она всего того, что сказывала дома своему мужу, сейчас Лизке! Лизе и так трудно, пять месяцев страдает, ищет Игоря, опросила всех, кого можно было,
и - ничего. Живут трудно, почти голодают с девчонками. Неделю назад устроилась на работу в два магазина – полы вечером мыть, теперь полегче будет. Трудное время. Цены, как на дрожжах, растут на все: на обувь, на одежду, на продукты, на коммунальное обслуживание, - на всё. А зарплата смехотворная. Поживи-ка без мужа! Бедная, бедная Лиза!
- Ну, что ж ты молчишь? – обиделась Лиза и склонила лицо на ладони. Хоть бы не заплакала! И Мила торопливо сказала:
- А, может, даст бог, Игорь еще вернется домой…жив, здоров и невредим!
- Конечно, это то, чего я хочу больше всего. Но у меня уже не осталось никакой надежды. Надо смотреть реальности в глаза. Прошло пять месяцев, а от него ни слуху, ни духу. Думаю, был бы жив – сообщи бы о себе. Боюсь, случилось что-то ужасное, он погиб. – Лиза всхлипнула.
 

- Конечно, у нас сейчас такое время, когда человек совсем не защищен. Могут сбить машиной, зарезать. Украсть на органы, на пирожковую начинку. Кинули в машину – и концов не найдешь. Помнишь, как пропал сын у тёти Маши? Через два года нашли скелет в камышах на ставке. Опознали по обрывкам одежды и документам. А кто убил, до сих пор не нашли. Конечно, много разных случаев вокруг, но я не хотела тебя расстраивать.- Мила с раскаяньем развела руками и опустила глаза.
- Да что уж теперь. Знала бы ты, сколько бессонных ночей провела я, раздумывая о судьбе Игоря. И пришла все-таки к выводу: теперь я вдова с двумя детьми на руках, – перехватило горло, как удавкой, и она заплакала горько, навзрыд.


*   *   *

Он пришел в себя и огляделся. Белый потолок, белые стены, белая постель.
Ещё четыре пустые кровати. Дверь едва заметна, окон нет. Белое на белом. Руки и
 
ноги зафиксированы браслетами, привязаны к кровати. Знакомый сухой пожар сжигает внутренности и нет от него спасения. Игорь застонал и попытался встать. Никак. Он беспомощно откинулся на подушку:
- Пить…
Дверь чуть слышно отползла в сторону, как в лифте. Вошел здоровенный мужик в белом халате.
- Я доктор Саша. Как тебя зовут? Сколько тебе лет?
-Игорь. Тридцать два года.
- Фамилия?
- Иванов.
- Город?
- Донецк.
- Кто из родных есть?
- Жена, двое детей.
- Давно пьешь?
- Два года.
- Считай, что с пьянкой ты завязал.
- Как это? Где я?
- Да как тебе сказать? Считай, что это принудительный  реабилитационный
центр с трудовым уклоном. А проще – в рабстве ты, парень, на овощном заводе. Подлечишься и будешь вкалывать. Все.
 

Игорь больше ничего не спрашивал. Закрыл глаза. Сейчас никакое рабство не было страшнее сжигающей смерти внутри него.
- Пить…
- Знаю, как тебе плохо. Сам через это прошел. Сейчас сделаю тебе укол, напою. Поправишься, через недельку работать будешь.
Игорь и насчет работы ничего  не спросил, только тяжело вздохнул и снова закрыл глаза.

*   *   *

Через неделю доктор Саша вел его, как на экскурсии, по всем комнатам.
- Здесь душевые, ванная и стиральные машины. Красные краны – с горячей водой. Здесь комната отдыха: шашки, шахматы, домино, телевизор. Здесь библиотека.
Саша открывал и закрывал двери, не глядя, какое впечатление производит видимое на Игоря.
- Налево -  тренажеры, прямо – туалет, направо – спальни. Столовую покажу завтра. Всё.
 

- Ничего себе! – наконец, выразил удивление до сих пор молчавший Игорь,
- Ни в каждом санатории такие шикарные условия жизни.
- Но и работать будешь, как зверь.
- А если не захочу?
- У нас самоуправление, почти как в республике «ШКИД». Захочешь. Иначе проголосуем и выбросим в бригаду к бомжам. Хочешь вшей кормить?
- Нет, что ты…Буду работать, буду!
- Вот так и каждый. И это правильно. Работаешь в бригаде у Громова, познакомишься. График на стене. Первое время ребята будут будить на смену, чтобы не проспал. Всё.
Доктор Саша вернулся в медпункт, а Игорь пошел на свое новое место в спальню.


*   *   *

Прошло четыре с половиной года. Девятого июня две тысячи седьмого года
Игоря вызвал к себе доктор Саша.
- Присядь.
 

- Мне через десять минут на смену.
- Отменяется. Присаживайся. – Но Игорь продолжал топтаться возле стола.
- Что-то случилось?
- Случилось. Ты освобождаешься.
- Куда… освобождаюсь? – ноги подломились в коленях, как будто не он тренировался в спортзале ежедневно, и Игорь плюхнулся на стул.
- Домой, домой освобождаешься…Выпей эти капли. Слушайся беспрекословно и тебя отвезут домой. Понял?
- Понял… Ничего не понял!.. А что же ты раньше не предупредил?
- А какой смысл? Пей. А теперь сиди спокойно, я завяжу тебе глаза.
Полоска черной материи плотно легла на лицо Игоря.
- Идем.
Игорь слышал, как отъехала в сторону дверь лифта. Стоп, а какой лифт может быть в знакомом – перезнакомом медпункте? Странно. Шаги. Кто-то другой взял Игоря за руку и повел за собой. Шаг, другой, третий, стенка. Двери закрылись и лифт пополз вверх.
 

*   *   *

Машина ехала уже часов десять, не меньше. Игорь, сидевший на заднем сидении рядом с каким-то человеком, невольно уснул. Его разбудили похлопыванием по плечу.
- Выходи, – в руки ему вложили тяжеленькую, на ощупь кожаную сумку.
Игорь попробовал ногой землю, почти вывалился из машины, Она мгновенно
рванулась с места, шум мотора затих вдали. Спотыкаясь, прошел несколько шагов на сомлевших ногах.  Наконец, обрел равновесие, остановился. Зажал сумку ногами и стянул повязку с глаз.
Ночь. Он стоял у своего дома. Как раз там, где в энном декабре пьяным  упал в снег. Руки, автоматически сжимающие сумку и черную повязку, дрожали от волнения, но он бежал, бежал вдоль дома к своему подъезду. Глаза блуждали по мозаике светящихся
окон и, наконец, он нашел свои.  В кухне горел свет! Лиза не спит. Игорь бросился в подъезд, одним броском одолел лестничный марш, позвонил в знакомую дверь.
- Кто там?
 

- Это я – внезапно охрипшим голосом ответил Игорь.
- Кто… «Я»?
- Игорь.
Дверь распахнулась. Лиза стояла на пороге, всматриваясь в полумрак площадки, широко открыв удивленные глаза, такая родная, такая любимая. Она убедилась, ахнула и начала сползать по стене.
- Лиза, Лиза…- шептал Игорь, обхватив её за талию, целуя маленькое ушко.
Наконец Лиза подняла голову:
- Боже мой! Пойдем домой. Закрой дверь. И уже в прихожей спросила, как прокурор, сверкая гневом во взгляде:
- Где ты был?


*   *   *

Через неделю после возвращения Игоря домой Лиза отправила его и младшую дочь на прогулку в парк, а сама осталась дома со Светланой, старшей дочерью. Лизу беспокоило то, что старшая дочь не принимала отца, считала его предателем. Мол,
 
где-то колесил по стране почти пять лет, ничем не помогая семье и даже не посылая весточки.
А теперь вернулся, сияет, как новый пятак, делает вид, что ничего не случилось. Девочка нервничала, грубила отцу, частенько больно хлестала словом, а Игорь терпел. Но это долго продолжаться не может. Сегодня Лиза решила поговорить с дочерью.
Она зашла в детскую, присела возле читающей  Светланки на кровать. Потом
обняла её за плечи.
- Светик, ты у меня  так выросла. Все эти годы ты помогала мне, как взрослая.
Сейчас я хочу доверить тебе одну тайну. Дай мне слово, что ты сохранишь все в секрете.
И мы поговорим по душам.
- Даю, - коротко ответила девочка, но Лиза видела, что детский страх таится 
на дне глаз её дочери.
- Ты помнишь, доця, как сильно пил наш папка?
- Помню. – На самом деле девочка не хотела вспоминать те ужасные скандалы, драки, которые есть везде, где пьют водку.
 

- Так вот. Однажды наш папка, пьяный-препьяный, шел домой. Декабрь был морозный, минус пятнадцать. Он упал и уснул. Замёрз бы насмерть. Но его подобрали.
- Кто? Кто подобрал?
- Вот об этом мы с тобой и поговорим. Сейчас в стране жизнь похожа на айсберг: малая часть сверху, остальное скрыто внутри. Это значит – много беззакония.
И среди всего прочего существует рабство.
- Рабство?
- Да, рабство. Ты думала, это может случиться только где-то в Африке, с неграми?
Сейчас и у нас крутые понастроили подпольные заводы. Они воруют мужчин, чтобы те консервировали овощи, варили палённую водку и тому подобное. Бесплатная рабочая сила. Доходы огромные. Выгода колоссальная. Понимаешь?
- Какой ужас! – Светланка так  сжала ладони, что косточки побелели. Слезы закипали в её глазах.
- Да, это ужас. Таких рабов держат полуголыми, кормят плохо, многие умирают
 
от болезней и слабости. Убежать с такого подземного завода почти невозможно.
- А милиция?
- Что – милиция? Даже если милиция найдет из десятка один завод? Людей воруют и милиция с этим справиться не может. Впрочем, рассказывают, что и в милиции сейчас много оборотней. Но не об этом речь. Девушек воруют, чтобы продать в проститутки. Помнишь, в прошлом году пропала пятнадцатилетняя девочка из соседнего дома? Она ушла на дискотеку с незнакомой подругой и не вернулась. Существует сплетня, что она поссорилась с родителями и ушла из дому. На самом деле, ссоры не было. Она дружила со своей мамой, как мы с тобой. Понимаешь?
- Да, мамочка.
- Кроме того, детей воруют на органы. Много всего, гадкого и страшного, о чем нельзя распространяться на людях. Поэтому я тебя и учу: не ходи никуда, кроме школы, не открывай никому дверь. Не потому, что я тебе не доверяю, ты у меня умница,
а чтобы не случилась беда. Девчонок и мальчишек остерегайся. Могут быть подсадные утки.
 

- Ой, мамочка! – заплакала Светланка и склонила голову ей на плечо.
- Но сейчас мы говорим не о твоей безопасности, о папе. Все это время он был в рабстве. Но об этом никому нельзя говорить. Обещаешь?
Девочка подняла заплаканное лицо и быстро закивала головой:
- Да, мамочка, да.
- Тогда слушай дальше. Кто-то из крутых построил тайный  комфортабельный подземный овощной завод. И придумал такую штуку: не только получать бесплатный труд, но и освобождать от зависимости этих ворованных алкоголиков и наркоманов.
Если, мол, содержать их в хороших условиях, то и денег заработаешь больше, чем на голодных бомжах. Там, где был папа, жили чисто, сытно, с горячей водой и с телевизором. Но телевизор не был подключен в сеть, им крутили специально подобранные фильмы, проводили психологические аутотренинги. Короче говоря, воспитывали.
Лиза умолкла. Ей было больно смотреть на расстроенное лицо дочери.
 

Надо что-то срочно придумать! И она сейчас же состроила смешную рожицу, приставила большие пальцы к вискам, как две антенны, пародируя тонким голосом:
- Я человек. Я не  хочу вести скотский образ жизни. И я никогда не буду пить спиртные напитки. Примерно, вот так, – закончила Лиза и улыбнулась дочери. Девочка с трудом улыбнулась ей в ответ.
- Светик, у них там даже был обязательный просмотр телевизионных фильмов: об архитектуре и астрономии, о зарубежных странах и модах,  о животных и НЛО. В общем, комфортабельное рабство.
Света взглянула матери прямо в глаза и спросила:
- И наш папа был там?
- Да, доченька. Все четыре с половиной года он работал на этом заводе. Но он считает, что ему повезло. Ведь в результате он выздоровел от алкоголизма, а мог бы замерзнуть и умереть в том страшном декабре.
- Как же он смог убежать оттуда?
- Нет, Света. Оттуда убежать практически нельзя. Его отпустили, привезли
 
к самому дому с завязанными глазами. Вот, я тебе сейчас покажу.
Лиза достала из кармана халата блестящую плотную ленту  черного цвета.
- Вот, видишь?
Но девочка не захотела взять страшную полоску в руки и она скользнула на белую постель ядовитой черной змеей. Лиза с отвращением протянула руку и сунула холодную ткань обратно в карман.
- И, кроме того, дали портфель. Папа не знал, что в нем. Мы вместе открыли портфель ночью, на нашей кухне. Там оказалось двенадцать тысяч гривен.
- Ого! – от удивления открыла рот Светланка. 
- Нет, детка. Это пустяки по сравнению с тем, какую прибыль дал отец своим трудом владельцам завода. Но для нас это приличная сумма. Тебе скоро исполнится четырнадцать лет. Папа предлагает купить тебе в подарок компьютер. Хочешь? А мне папа хочет купить стиральную машину. Ну и обуться – одеться. А?
Лиза очень удивилась, когда Светланка отрицательно покачала головой.
- Нет? Но почему?
 

- Мамочка, ты только не сердись. А что, если на эти деньги переехать в Россию, к бабушке?
Лиза серьезно смотрела на дочь. Не о таких ли случаях сказано: «Устами младенца глаголит истина»? А они-то с Игорем парили в состоянии эйфории после длительной разлуки. Возможно, и она бы сама через несколько дней додумалась до этого
прекрасного решения. Но Светланка-то, Светланка! Умница.
- Боже мой, доченька, как ты права! Я поговорю с папой. Уверена, что он обрадуется такой идее. Закажем паспорта, продадим квартиру. Думаю, к первому сентября
 будем у бабушки.
- Правда, мамочка? – девочка оттаяла, как березка под весенним солнышком. Глаза её засияли надеждой.
- Правда, Светик, правда. Но я тебя прошу, не проговорись о нашей семейной тайне. Нигде и никому. До конца жизни. Хорошо?
- Но почему?
- Отец ничего не знает об этом заводе и об этих людях. А они – хозяева – знают о нас
 
все. Если кто-то начнет копать и доказывать, что это рабство существует,
нас всех могут убить. Даже за слухи и сплетни можно пострадать. Понимаешь?
- Кроме того, мама, там  много других людей. И они, как наш папа, должны вернуться домой, к своим детям.
- И это тоже. Звонят. Наверное, папа с Аленкой вернулись.
- Я открою, - соскочила с кровати девочка.
- Папа, папа! -  бросилась Светланка в прихожую, а Лиза заплакала. От счастья.
*   *   *

В полдень две подруги снова сидели друг против друга за кухонным столом.
Пили чай. Разговаривали. Лиза прощалась с Милой, но Мила ничего об этом не знала.
- Мила, я очень счастлива, – откровенничала Лиза, сияя безмятежной улыбкой.
- Ну, да. Я вижу. Но как ты, Лизка, смогла простить его? Где же, все-таки, он был? Ведь ни строчки не написал тебе, а ты его простила!
 

- А что ты хочешь, Мила? Чтобы я  выгнала Игоря?
- Ну, нет, конечно. Но где же он был? Чего-то ты, вроде, не договариваешь.
И ещё странность какая – твой Игорь больше не пьет. Не захотел с моим обмывать свое возвращение.
- Что я могу не договаривать! Не сочиняй, Мила. Сто раз тебе говорила – завербовался он в Нижневаторск.  Первые несколько писем пропало, сама понимаешь, какая даль, а он подумал, что я не хочу ему отвечать. Хватит, Мила. Наконец-то у меня светлая, солнечная сторона жизни и я счастлива. Бери  шоколадку. Ещё чаю налить?