Рассуждения ЗеКа

Много о тюрьмах написано разного:
Страшного, гнусного, мерзкого, грязного.
А тот, кто от тюрем романтики ждёт,
Тот идиот и моральный урод.

Всё начинается прямо с порога;
«На-ка дубинкой тебе, недотрога!»
Что им твои ощущенья – всё в норме.
Люди здесь – только которые в форме.

«Шмон» - вот второе твоё униженье:
Голый, несчастный, как в свой день рожденья.
«Шмонщик» заглянет и в жопу и в рот
В сладкой надежде, что что-то найдёт.

Апофеозом твоих унижений
Станет тюремных врачей заключение,
Только испуг свой ты им не показывай,
Если вдруг шприц твой - не одноразовый.
 
На медосмотре ты весь обхохочешься,
Если, конечно, смеяться захочется;
Выяснишь, что переломы и ссадины
Сделал ты сам себе, сволочь и гадина!

Много часов в грязной камере тесной
Будешь ты ждать, а чего – не известно.
Ты ошарашен, как маленький мальчик.
Не зря это место зовётся – «вокзальчик».

В «хату» закинут лишь ночью глубокой
Белым от страха и с жаждой жестокой,
Но на три дня здесь покой обеспечен;
Более в «хатах» закон человечен.

А на четвёртый – уж как повезёт;
Кто на «дальняк», а кто власть обретёт,
Кто за «баландой» следит, за посудой,
Кто мужиком был – не станет паскудой.

В общем узнаешь всё сам (не дай Бог),
Как переступишь тюремный порог.
Так что я здесь никого не учу.
Просто, от нечего делать, Шучу.

Днём или ночью, утром и вечером –
Целыми сутками делать здесь нечего.
Время летит так, что даже не верится.
Здесь всё от нечего делать и вертится.

Будни и праздники с общим сценарием,
Как в зоопарке, точнее – в виварии.
Но в зоопарке такого не видели;
Местом питомцы махнулись со зрителем.

Через «кормушки» «баландой» варёною
Зрителей кормят питомцы зелёные.
Да, эволюция – вещь неизбежная.
Впрочем, их сущность осталась-то прежняя;

То зашипят, словно змеи гремучие,
Яду подпустят от случая к случаю.
Любят «халяву» и книжки с картинками,
И «погремушки» сменили дубинками.

Если же кушать им очень захочется,
Ночью выходят они поохотиться.
Дружно охотятся, но, между нами –
Эта охота у них за деньгами.

Жизнь здесь кипит за «кормушками» старыми;
Вас обеспечат любыми товарами.
Как на базаре – торговля отменная.
«Стольник» - не деньги – монета разменная.

Нам здесь ни раз и ни два продавали
То, что при «шмоне» у нас же отняли.
Вот капиталы откуда берутся.
Деньги давай, а товары найдутся.

Было б смешно, если б не было грустно.
Можно бы больше сказать, только устно.
Фарс, водевиль или трагикомедия.
В общем-то всё – коммунистов наследие.

Цель – подавление плоти и духа,
Чтобы вину МЫ несли за разруху,
Только с уклоном коммерческим стало.
Трагедий здесь много, комедий вот мало.

Последней – надежда всегда умирает.
Здесь каждый о воле, конечно, мечтает
И в слух говоря, что юристы все – звери,
В душе он чуть-чуть в их порядочность верит.

И верит ещё, что в суде станет ясно,
Какой бескорыстный он, честный, прекрасный
И в то, что судья, с лёгкой тенью печали,
Отпустит его, извинившись вначале.


Сидишь ты с надеждой, а следствие длится
И вот, наконец, перелётною птицей
Надежда махнёт тебе крылышком белым:
«Ты, мол, здесь сиди, ну а я полетела!»

Но фарс основной всё же будет в суде,
Когда приговор зачитают тебе,
Где не доказав, что виновен ты вроде бы,
Дадут тебе срок, как изменнику Родины.

И обомлев от такого бесправия,
Надежда тебя уже вовсе оставила.
Теперь и охотник её не поймает.
Она не погибла, а где-то летает.

Кассационная жалоба, вроде,
Может помочь – рассуждают в народе.
Может помочь – в жизни всяко бывает.
Могут простить, но, скорее, добавят.

Хочешь на волю быстрей возвратиться?
С неба на землю пора опуститься.
Как говорится: не вредно хотеть…
Раз уж попал сюда – будешь сидеть.

Ташкент. 1999г.