Слова на букву Е

     Ничего не приходит в голову на букву Е. – Египет, ежевика, еженедельник. – Если бы да кабы. – Ель, енот, Елисейские Поля. – На Елисейских Полях юный Марсель встречался с Жильбертой. – Я ничего не знаю о них. Кто они? – Персонажи из романа Пруста. – Ага. Сегодня снова будем говорить о книгах? – Обещаю, когда дойдем до буквы К, слова «книга» в списке не будет. – Но я не против. Можно говорить о книгах. Ведь они для тебя многое значат. – О книгах я могу говорить всерьез. – Почему ты относишься всерьез к Марселю и Жильберте? – Не то что к ним, а к самому роману. У меня тогда начался Второй книгочейский период. И я читал модернистскую литературу. – Ох, какое умное слово! Даже мурашки побежали. – Это просто, на самом деле. – Тогда скажи. – Модернизм в литературе – это бунт сложного против тирании простого. – Да уж, проще не придумаешь. – Неважно, что такое модернизм. Важно, что происходило между Марселем и Жильбертой. – Я тебе кажусь, наверное, ужасно глупой? Ты меня не разлюбишь? –  Нет. Было бы намного хуже, если бы ты знала о модернизме все. – Зато я знаю много о делопроизводстве, и рыбках, и бабочках. – Вот потому я тебя и люблю, что ты знаешь так много о делопроизводстве, рыбках и бабочках. – А кто хотел говорить серьезно? – Ты моя рыбка-бабочка. – Да? – Хромис-бабочка Рамиреса. Microgeophagus ramirezi. – Ой, точно! Я ведь знала, что такая есть. – Ее называют еще «апистограмма рамирези». – Ага, как-то так. Но ты рассказывай о Полях. –  Марсель познакомился с Жильбертой на прогулке в тех самых Полях. Он влюбился в Жильберту. Но ничего ей не говорил. Поэтому все, связанное с ней, всякие мелочи, казались ему очень важными. Он истолковывал их как знаки. Он пытался угадать, как относится к нему Жильберта. А, может быть, он просто хотел погрузиться в ее мир, быть с нею все время рядом, знать о ней все. Но, может быть, я путаю его с самим собой. Я тоже никогда не признавался девушкам в любви. Я любил молча. – Почему? – Не знаю. Наверное, я ставил их так высоко, что и подумать не мог, чтобы они, с этой высоты, увидели меня... А может быть, мне достаточно было этого чувства. Однажды, в разговоре с какой-то девушкой, к которой я был равнодушен, я сказал, что любить гораздо важнее, чем быть любимым. Она меня не поняла. – И я не понимаю. – Когда любишь, все приобретает смысл. А если не любишь, но только любим, то с миром ничего не происходит. Он остается таким же пустым и бессмысленным, каким был. – Но если тебя никто не любит, мир кажется совсем мрачным. – Он еще мрачнее, если ты сам никого не любишь. Были такие годы, в школе, когда я никого не любил. Наверное, это был всего один год. Но я его запомнил. – Знаешь, я ревную ко всем этим девчонкам, в которых ты влюблялся. Глупо, правда?  – А я – ко всем пацанам, которых ты любила. – Я никого не любила так, как тебя. – И я никого так не любил. То, что было, – это были просто влюбленности. Потому я и не говорил ничего. А тебе сказал. – Ты милый. Какие славные эти Елисейские Поля. – Мы с тобой сейчас будто на Елисейских полях. – Расскажи еще о Марселе. – До того, как познакомиться с Жильбертой, он был влюблен в герцогиню. Это была такая детская влюбленность. Он думал: «какое счастье – быть другом герцогини Германтской, ловить форелей, кататься на лодке по Вивовне». Примерно так. Вот и для меня эти девушки, в которых я влюблялся, были символом счастья. Я, наверное, любил не их, а мечту о счастье. – А теперь ты кого любишь – меня или счастье? – Тебя. Сейчас я уже не верю в счастье, но верю в любовь. Я люблю тебя.