Эссе А. Чичерина - Каждый человек. Комментарий

ЧИЧЕРИН Алексей Николаевич (1889 [по другим сведениям - 1884 или 1894] - 1960) - русский поэт и теоретик науки о стихосложении, автор редчайших поэтических сборников, один из зачинателей конструктивизма. Он "совершенно отказался от известных до сих пор в поэзии размеров, подчиняя стихотворный ритм «речевым народным, т.е. исторически естественным навыкам». Являлся представителем так называемого «формального конструктивизма»". (К.Зелинский. Конструктивизм и поэзия // Мена Всех: Сб. конструктивистов-поэтов. М., 1924. См. также: Кузьминский К., Янечек Дж., Очеретянский А. Забытый авангард. Россия. Первая треть ХХ столетия. Сб. справочных и теоретических материалов. [Wiener Slawistischer Almanach. Sbd. 21.] Wien, 1988. С. 188-190.)

               Конструктивизм как литературная группировка начал оформляться весной 1922 года. Создателями Литературного Центра Конструктивистов и стали: Илья Сельвинский и А.Н.Чичерин. Об этом было заявлено в декларации, выпущенной на 4 страницах Чичериным и Сельвинским в 1923 году: "Знаем. Клятвенная Конструкция (Декларация) Конструктивистов-Поэтов" (воспроизведение текста см.: ).

               Назову и другие издания Чичерина. Первая книжка его стихов вышла до революции ("Шлепнувшиеся аэропланы". Харьков, 1914. 8 с.), но, рассказывают, была скуплена и уничтожена автором. Тем не менее, в Российской государственной библиотеке сохранился экземпляр этого интересного издания. Не могу не привести несколько первых строк из него, играющих роль первого поэтического манифеста автора; из них следует, что уже тогда Алексей Чичерин осознавал себя как приверженец футуризма:


                "Я не поэт, -
                Я - ясночувствец!
                _______

                Завязь русского футуризма: Борис.

                Родники русского футуризма: 61 + 905 +
                + Петербург = Дремучелесная просека".


               Рискну расшифровать эту запись. Из нее следует, что Чичерин рассматривает поэзию футуризма как порождение русской истории, причем эта история представляется ему "дремучим лесом", в которой, надо понимать, футуризм прорубает "просеку". Наибольшую трудность представляет собой "Завязь" - "Борис". Думаю, что это... Борис Годунов - первый русский царь-реформатор. "61" - уже значительно проще: это 1861 год, год великой реформы - освобождения крестьян. Ну, а "905" - это, конечно, 1905 год, первая попытка свержения царского режима в России. Футуризм, таким образом, представляется Чичерину закономерным итогом многовековых попыток реформировать "дремучую" Россию.

               Первая по-настоящему "заумная" книжка стихов (12 страниц большого формата) была подписана: "Лiкьсей Мькалаiч Чiчерьн" и называлась: "Плафь. (Опрощённая)". Так выглядело второе ее издание (обложку которого можно увидеть, перейдя по ссылке), оно вышло в 1922 году. А в 1920 году, как сообщает сам Чичерин в следующей своей книге "Кан-Фун" (см. ниже), состоялось первое издание этого сборника.

               На титульном листе была начертана и поэтическая программа автора - то, что он собирался делать в своих стихах с речевым материалом: "Звук - слово - образ: веера, переливы. Дифтонгные сгустки. Ритм(ы) - конструктивная клеть. Строфоабзац: органический синтез предложных разделов, ("ритмических членов") - разгром точек Белаго - клинь. Узлы отглагольные (проблема движения). Ж'им. Языковые морщины, - гримасы... (психоформальный сплав - дань "Сказу"). Междометные протуберанцы. Орнамент. Лад". Это содержание программы было обведено с трех сторон рамкой из слов, "тремя китами" чичеринского конструктивизма: "АРТИКУЛЯЦИИ. - БУКВА. ПОВЕРХНОСТЬ. - ТОНИКА". Последнее слово, находящееся в самом низу титульной страницы, библиографами было принято за название издательства!

               Третья книга Чичерина была выпущена в 1926 году и тоже... представляла собой декларацию! Ее название обычно передают в библиографических описаниях: "Кан-Фун", но в действительности это - сокращение, что явствует из приписанного на титульном листе вертикально продолжения слов: "КАН[нструктивизм]-ФУН[нкционализм]. Декларация" (29 стр., тир. 2150 экз.!). На титульном листе этой книги тоже начертано программное заявление: "Слово - болезнь язва рак который губил и губит поэтов и неизлечимо пятит поэзию к гибели и разложению". Экземпляр этой книги можно найти в Российской государственной библиотеке.

               Личный фонд А.Н.Чичерина: http://rgali.ru/showObject.do?object=11045192 (преимущественно 1950-х гг.) хранится в Российском государственном архиве литературы и искусства (ф.2212); часть его архива находится в ИМЛИ (Москва): http://www.rusarchives.ru/guide/lf_ussr/chech_chjur.shtml .



               *   *   *


               В отличие от своего соратника по конструктивизму Сельвинского, Чичерин, казалось бы, был совершенно забыт. Но таким фигурам, ознаменовавшим свое творчество созданием литературных групп, школ, направлений забвение не суждено. И если полвека назад Варлам Шаламов вменял в вину тогдашним ведущим поэтам-авангардистам "плагиат" у забытого поэта Чичерина (см. эссе В.Шаламова "Поэтическая интонация" и "Рифмы"), то сегодня имя это можно встретить в справочниках по русскому авангарду и литературной жизни 20-х годов, а поэтика Чичерина, как общеизвестная, непринужденно характеризуется и сопоставляется с творчеством его знаменитых современников ( http://avantgarde.narod.ru/beitraege/ra/cc_xarms.htm ). Однако указания на публикацию журнала "Корабль" мне что-то доводилось встречать не часто!

               Здесь имеет смысл пояснить, какая путаница возникает с ним, этим текстом, при его публикации в журнале "Корабль". Сам я поначалу его автора спутал с другим Чичериным. Нет, не советским наркомом иностранных дел, а Чичериным Алексеем Владимировичем - впоследствии известным советским литературоведом.

               Оказалось, что спутал - не я один. Их, видимо, путали, особенно в молодости, постоянно. А.В-ч в своих мемуарах так и пишет: "В юности меня мучил другой однофамилец и тезка Алексей Николаевич, конструктивист. Он вывешивал по Москве громогласные плакаты, отвергал в поэзии слово, составлял поэмы из фотографий и из мычаний. Я однажды в 1924 году познакомился с ним в Госиздате. Этот скромный, застенчивый человек занимал в футуризме позиции самые дерзкие, какие только можно себе представить..." (Чичерин А.В. Сила поэтического слова. М., 1985. С.287).

               По каким причинам А.Н.Чичерин отвергал в поэзии слово - мы уже знаем из его декларации "Кан-Фун": "Слово - болезнь язва рак который губил и губит поэтов и неизлечимо пятит поэзию к гибели и разложению". Спрашивается: мог ли автор с такими взглядами явиться создателем текста, в котором-то как раз самое простое, осмысленное человеческое слово и является во всей мощи своих выразительных способностей! И не имеем ли мы дело в данном случае с самой настоящей ми-сти-фи-ка-ци-ей?

               Не публикация ли в "Корабле" причинила, в частности, мемуаристу - А.В.Чичерину те мучения, о которых он говорит?

               Все дело в том и состоит, что путаница-то была... запланированная! А.В.Чичерин в своих воспоминаниях рассказывает, что в эти годы принадлежал к младшему поколению сотрудников знаменитой тогда Государственной академии художественных наук - ГАХН; называет своего ближайшего друга, работавшего там же - Максима Кенигсберга. Так вот, именами сотрудников ГАХН М.Кенигсберга и Б.Горнунга подписан ряд публикаций "Корабля", рядом с именем... "А.Чичерин"!

               Отличительной чертой работы ГАХН являлось то, что она находилась на острие развития современной европейской философии. В приведенном тексте откровенно звучит философская, и гегелевская, и кантианская проблематика, в частности: говорится о познании камня - "вещи в себе".

               Характерная терминология как бы невольно, как львиные когти, прорывается: "...Обуздавшие МИР ВНЕШНЕГО ДЕЙСТВИЯ" (говорится об одном из двух "каноников") - характерная постановка голоса современной европейской философии, с увлечением воспринимаемой в это время кружками гуманитарной интеллигенции в России, неокантианства опять же, или гуссерлианства, допустим; взгляд, от постижения "абсолютной истины" перемещающийся к изучению "жизненных миров" - разных национальных культур, разных сфер человеческого бытия, наконец - отдельного, "каждого" человека.

               Игра с авторской подписью продолжается: не поэт Алексей Н. Чичерин, стремящийся к "опрощению" встает за этими строками, а литературовед Алексей В. Чичерин, молодой сотрудник по ГАХН'у Густава Шпета, ярого приверженца идей феноменологии Э.Гуссерля...

               Хочется, конечно, спросить: кому и зачем эта мистификация, столь теперь для нас очевидная, понадобилась? Опять же - отсылаю читателей за более подробным ответом к "Литсеминару", а подсказки ради скажу: к кругу сотрудников той же "академии художественных наук", только старшего поколения, был близок известный мистификатор и величайший писатель ХХ века... М.А.Булгаков.



               *   *   *


               Если в связи с неизвестно где и кем выпущенным сборником чичеринских стихотворений 1922 года "Плафь" возник забавный казус с мифическим издательством "Тоника" - то  издательство, выпустившее третью книжку Чичерина - его литературный манифест "Кан-Фун", напротив, действительно существовало.

               "Московский цех поэтов" - литературная группа, образованная в конце 1922 года при ближайшем участии Б.М.Зубакина (им была написана первая редакция Декларации этого объединения) и С.М.Городецкого; ее главным теоретиком затем стал Г.Шенгели, ярый противник Маяковского. Еще в 1925 году Чичерин опубликовался в выпущенном этой группой сборнике "Стык" (срв. символику "угла" - то есть... именно "стыка" в очерке "Каждый человек"). Известно, что на раннем этапе (вероятно, в 1922-23 гг.), до образования собственного объединения "Литературный центр конструктивистов", в эту группу входил соавтор Чичерина по первому манифесту конструктивизма Илья Сельвинский.

               "Цех поэтов" - когда-то было названием знаменитой литературной группы "акмеистов" (Ахматова,  Гумилев, Мандельштам...), находившихся на крыле поэзии, диаметрально противоположном всем этим "футуристам" и "конструктивистам", к которым принадлежал А.Н.Чичерин. Из поэтов, изначально причислявших себя к акмеистам, в Московском цехе поэтов 20-х годов оказались только С.Городецкий и М.Зенкевич: это, по-видимому, и дало право заимствовать название знаменитой поэтической школы. Как вспоминал впоследствии Городецкий, этот кружок "приютил поэтов всех тогдашних направлений". И вот эта группа, с названием, напоминающим о такой литературной традиции, - выпускает декларацию "конструктивизма-функционализма"!

               На днях я опубликовал на "Прозе.ру", в приложении к своему большому исследованию о неизвестных страницах творческой биографии М.А.Булгакова 1920-х годов, заметку об отражении некоторых из этих неизвестных сторон литературной деятельности Булгакова... в книге детских стихов О.Э.Мандельштама, выпущенной, с иллюстрациями М.В.Добужинского, в начале 1925 года ( http://www.proza.ru/2009/08/31/809 ). Книга называлась "Примус" - по-латыни буквально "первый" - и обыгрывала, как в заглавии, так и в элементах своего оформления, мотивы ровно год назад появившихся булгаковских публикаций... на смерть В.И.Ленина: первого человека Советского государства.

               Оформление детской книжки поэта - виднейшего представителя акмеизма позволяет понять одну особенность изданного "Московским цехом поэтов" чичеринского манифеста. Элементы оформления Добужинского... повторяются в оформлении титульной страницы книги "Кан-Фун"!

               Мы видели, что полное название книги Чичерина, означающее провозглашемое им направление в поэзии - "Каннструктивизм-фуннкционализм", было настолько хорошо "спрятано", что его даже не заметили библиографы! Спрятано оно было засчет того, что продолжение этих двух слов, расшифровывающее "заумное" слово "Кан-Фун", было начертано на странице вертикально и уменьшенным шрифтом - в то время как само это псевдо-название расположено и по горизонтали, и самым крупным, бросащимся в глаза шрифтом. (Вновь отсылаю читателя к тексту очерка "Каждый человек" - http://www.stihi.ru/2009/09/02/2273 , в центральной главке которого это соотношение горизонтали и вертикали в человеческой жизни - прямой угол, крест - имеет программное, символическое значение.)

               На этом и был построен психологический эффект восприятия: "бессмысленное" заглавие воспринималось как изолированное от своего продолжения, превращающего его в два осмысленных слова!

               Если мы посмотрим на обложку книги Мандельштама-Добужинского, мы встретим точно такой же принцип расположения слов - и по горизонтали (основной на обложке и второстепенный на титульном листе), и по вертикали (основной, центральный на титульном листе и незначительный, второстепенный на обложке). Отличие лишь в том, что это соотношение двух направлений не создает такого психологического эффекта, как в оформлении книги Чичерина.

               Однако визуальные эффекты направляют восприятие заглавия и в оформлении книги "Примус"! В публикации на "Прозе.ру" я подробно анализирую эти эффекты: они-то и образуют в книжке Мандельштама систему аллюзий на творческую деятельность Булгакова начала 1924 года.

               Любопытно, что эти эффекты - диаметрально противоположны эффектам чичеринской книги: если в последнем случае их целью было - спрятать подлинное заглавие, то в книге Мандельштама - они, наоборот, выделяли, подчеркивали в заглавии ту ее часть, которая указывала и на один из булгаковских очерков на смерть Ленина "Умер...", и на псевдоним, под которым в то время печатались некоторые фельетоны писателя, "АИР"... Однако и при этом из значимого слова вырывалась его часть, которая подлежала последующему переосмыслению: словесная игра, которая, как постепенно становится ясно, характерна для произведений Булгакова.

               В заметке о книге Мандельштама я уже высказал предположение, что эта игра у Булгакова - полемически ориентирована на словесную "заумь" писателей-авангардистов: писатель как бы показывает, что человеческое сознание устроено так, что стремится семантизировать любое "заумное", "остраненное" слово, превратить его заново в значимое. И вот на обложке крайнего поэта-авангардиста Алексея Чичерина... мы встречаем тот же самый анти-авангардный булгаковский жест, ту же самую, что и в произведениях Булгакова и на обложке книги Мандельштама, игру: читателю подкладывается "заумное" слово "Кан-Фун" ("Читатель ждет уж слова розы? / На, на, лови его скорей!"), а потом, когда сознание заядлого авангардиста торжествует по этому поводу, - выясняется, что ничего заумного-то в этом слове и не было!

               Точно так же противоположна и пространственная организация текста на титульных листах в обоих случаях. У Чичерина шрифт принципиально, подчеркнуто расположен в двумерной плоскости, организуемой символически значимыми для автора горизонталью и вертикалью. Добужинский же в оформлении книги Мандельштама, как это сразу же бросается в глаза, подчеркнуто создавал иллюзию... трехмерности шрифта на обложке и титульной странице. А если присмотреться, то окажется, что и заглавие на обложке располагается в трехмерном пространстве: образует полукружие сверху над нарисованным здесь круглым примусом!..

               К проведенному мной анализу этого изображения хочу теперь добавить: в этой графической композиции находит себе проявление...  космологический пафос булгаковской поэтики (в существовании у Булгакова такой мировоззренческой доминанты мне на каждом шагу  приходится убеждаться при исследовании его творчества). Примус, пламенеющий огнем (в тексте стихотворения  Мандельштама он получает удивительный эпитет: "золотой"!), - это... Солнце. Полукружие заглавия над ним -  намечает орбиты планет, вокруг этого Солнца вращающихся...

               В своем исследовании рассказа Булгакова "Воспоминание..." ( http://www.proza.ru/2009/02/09/246 , гл.3) я уже обращал внимание на парадоксальную космичность булгаковского  представления самых сниженных, самых что ни на есть бытовых реалий: закопченный (кстати: тем же самым примусом!) потолок в  комнате может означать тьму космического пространства, а сломанное отопление в доме - абсолютный его, этого пространства  Космоса, холод.

               Ну, и чтобы уж до конца выявить подтексты этих обложечных изображений "Примуса" Мандельштама, - обратим внимание... на утюг,  который разогревается на примусе! Эта деталь входит в систему политических аллюзий, обусловленных связью оформления книги с  некрологической ленинской темой. Утюг, понятное дело, - чугунный. Исследователь (С.Иоффе) уже обращал внимание на то, что Клим  Чугункин в булгаковской повести "Собачье сердце", которому предстоит превращение в П.П.Шарикова, - своей фамилией намекает...  на Иосифа Сталина: профессор Преображенский порождает в результате своих рискованных опытов чудовище, подобно тому, как  Ленин в результате своего безумного политического эксперимента - породил Сталина.

               Примус - Ленин; на примусе на обложечной иллюстрации детской книжки 1925 года разогревается чугунный утюг. Кажется все ясно? Годы выхода двух заинтересовавших нас книжек - это годы ожесточенной борьбы Сталина за власть, которая завершится в 1927 году разгромом его конкурентов и установлением его единоличной диктатуры.

               Но дело не в самой этой нехитрой аллегорике (для выявления, которой, однако, необходимым оказалось перелопатить гору  литературного материала!), - дело в невероятном сплетении историко-литературных отношений, в том, что в книге Мандельштама  находит себе отражение тайная символика неопубликованной в то время булгаковской повести, в том, наконец, что выявление,  экстериоризация всех этих изобразительно-смысловых структур литературных произведений становится свидетельством  существования совершенно доныне не известных творческих связей двух писателей - Булгакова и Мандельштама и настоятельно  требует пересмотра наших представлений как об их взаимоотношениях, так и о ходе литературного процесса в 1920-е годы вообще.

               Наконец, объединяет оформление обеих книг и прием передачи на письме произношения слов. Тотальное, прямо-таки подавляющее читателя применение этого приема мы встретили уже на титульном листе книги Чичерина "Плафь", начиная с невероятного написания самого имени ее автора! В книге "Кан-Фун" этот прием, совсем наоборот, подан изящно, восхитительно лаконично, прямо-таки... в духе "Цеха поэтов": с орфографической "ошибкой" написано одно-единственное слово "кАнструктивизм".

               Тот же самый прием, и ту же самую манеру его употребления мы встретили, разбирая оформление книги "Примус". С аналогичной орфографической "ошибкой" проступает на ее обложке название очерка Булгакова "Умер..." ("...умир..."), а угадываемый на титульном листе булгаковский криптоним "АИР" служит анаграммой... также с "ошибкой" написанного названия бразильского города Рио ("...риа..."), куда всего каких-то пару лет спустя будет стремиться "великий комбинатор", герой теперешних сотрудников Булгакова по редакции газеты "Гудок" И.Ильфа и Е.Петрова.



               *   *   *


               Совершенно очевидно, что в 1926 году, с изданием книжки "Кан-Фун" ("кон-фуз"?..), продолжалась та же самая мистификация, которая была начата в 1923 году на страницах "булгаковского" "Корабля". Привлекает к себе внимание КИТАЙСКОЕ звучание сокращенного названия декларации (срв.: "кун-фу", стиль китайской борьбы). Думается, разгадку этому обстоятельству можно найти на обложке предыдущего чичеринского сборника. В частности, он упомянул там имя Андрея Белого: "Строфоабзац: органический синтез предложных разделов, ("ритмических членов") - РАЗГРОМ ТОЧЕК БЕЛАГО - клинь".

               У писателей-символистов, корифеем которых в это время, в середине 20-х годов, оставался Белый, желтый цвет китайской расы - был символом одичания и грядущей гибели европейского человечества. Этот символ проходит лейтмотивом в романе Белого "Петербург"; в 1921 году вышла первая глава его автобиографического романа "Преступление Николая Летаева", которая так и называется: "Крещеный китаец" (а в отдельном издании 1927 года под тем же названием она уже станет самостоятельным романом).

               И в частности, эту символику желтого цвета подхватывает М.А.Булгаков в своем псевдо-мемуарном рассказе на смерть Ленина "Воспоминание..." (я показываю это в специально посвященной этому произведению работе: http://www.proza.ru/2009/02/09/246 , гл.4). "Китайским" названием, приданным книжке, выпущенной под его именем, конструктивист-функционалист А.Н.Чичерин причисляется к инициаторам этого одичания, к "бациллоносителям", так сказать, той самой язвы, о которой говорится на ее титульной странице; объявляется "крещеным китайцем"...

               Эта аллюзия, между прочим, сама по себе связывает книжку 1926 года с "чичеринскими" публикациями "Корабля". В 1921 году указанный роман Белого был заявлен как первый том его сочинения под названием: "Эпопея". А рядом с эссе "Каждый человек" на страницах журнала "Корабль" находится поэтический опус Чичерина под названием: "Эпической поэмы степь". Соседство, кстати сказать, поучительное и, видимо, продуманное публикатором: желающие могут сравнить и своими глазами убедиться - who's who? То есть: мог ли автор, написавший одно - написать и другое?!

               Имя Андрея Белого, оказавшееся сопоставленным с именем поэта-конструктивиста Алексея Чичерина (этот соседство, вообще-то говоря, иронически комментирует и "модернистские" опыты самого Белого в стихах и прозе, не менее "заумные", чем творчество "футуриста" Чичерина!), - так вот, эта параллель бросает свет и еще на одну мистификацию, которую теперь можно заподозрить на страницах этого удивительного калужского журнала "Корабль".

               На последней странице первого номера журнала (вышедшего еще осенью 1922 года), в разделе "Жизнь искусства. Литературная хроника" под заголовком "Старые русские поэты" можно было прочесть такой удивительный текст: "Старейший русский поэт В.Гиляровский, выпустивший недавно свои поэмы «Петербург» и «Стенька Разин», закончил поэму «Москва»". Гиляровскому действительно принадлежат поэмы "Стенька Разин" (1894, отд. изд. 1922) и "Петербург" (1922), но вот чтобы "Москва"?!..

               "Петербург" - было также названием знаменитого романа А.Белого, в котором, как мы сказали, развивается историософская символика желтого цвета. А накануне издания книжки с "китайским" названием "Кан-Фун", в 1925 году вышел первый том романа Белого... "Москва" - "Московский чудак", в 1926-м последовал второй - "Москва под ударом". Быть может, появление такого романа было запланировано еще в 1923 году, и об этом сообщает на страницах "Корабля" мистификация со "старейшим русским поэтом В.Гиляровским"? Выпустившим, опять же в 1926 году, - но не поэму, а свою знаменитую книгу воспоминаний "Москва и москвичи"...

               В 1925 году состоялось издание другого фантастического произведения - повести Булгакова "Роковые яйца". Ее часто ставят в параллель роману Белого (профессор Персиков у Булгакова льстит себя надеждой, что изобрел "луч жизни", а профессор Коробкин у Белого мучается от того, что изобрел "лучи смерти"...). Эту тесную связь хорошо сознавали и сами писатели: как верительными грамотами, они обменялись (как раз в "заколдованном" 1926 году) изданиями своих произведений с дарственными надписями.