Ивар

…И тул, и налучь у меня яркие: синего цвета, расшитые по краям рунами радости. Синий – цвет мести, об этом на «Северном Пути» знает каждый, недаром у Отца Богов плащ именно такого колера. Налучь – она, как плечевой мешок, потому что я ношу лук за спиной. А вот тул висит там, где викинги носят топор – на правом боку, спускается на ногу.
Из тула приветливо смотрят на меня и даже, кажется, подмигивают перьями стрелы. Они - мои самые лучшие друзья: никогда не предадут, никогда не промахнутся. Их – двадцать, но все разные. Это видно даже по цвету оперенья, у каждой – свой оттенок, даром, что все -  цвета грозового неба. Потому я даже в горячке боя смогу вытащить ту, которая оборвёт жизненную нить врага.
Одни – двурогие, для охоты на жирных селезней, другие - плоские. Есть и для боя, в которых сидит частичка Хель: с широкой режущей кромкой, их ещё называют «срезнями» - против лошадей и людей, не прячущих сердце под тяжёлыми бронями. Есть и гранёные, пробивающие щиты и шлемы. Даже против мелкоячеистой кольчуги, обтекающей тело воина блестящей чешуёй, есть у меня средство: шиловидные, словно тонкие сосульки, коими суровый северный ветер Виндсваль обвешивает зимой скаты крыш.
А есть и двушипные, которые никогда не вытащишь из раны, не расширив её.
Множество у смерти слуг, и каждый страшен по-своему. Я знаком с двадцатью, и не дайте Асы, тебе с ними повстречаться!

Они стоят напротив меня: трое против одного. Это парни как на подбор: рослые, крепкие, словно молодые дубы. Счастлив отец, которому Асы подарили таких сыновей. Тем более, если отца зовут Хьёрт Богатей, и он – ярл, самый известный во всём Рогаланде. Хотя известен он, надо сказать, не только богатством и большим хозяйством, но и безграничной скупостью и лживостью. А ещё тем, что не привык считаться со свободными бондами, что от века сидят  на завоёванной пращурами земле. Вот и получается, что наши предки ни за что проливали кровь. Сколько ж тебе ещё земли надобно, Богатей?
Но правду говорят мудрые люди: выбирай кусок, чтобы смог проглотить….

Хутор моего отца звался Гейтдаль – Козья Долина, и видят Асы, он был не из бедных. Так как было у нас в хозяйстве множество скота и доброй земли, так что даже летом мы не гнали рогатых кормильцев на верхние луга – сетер, места открытые для всех.
Отца моего звали Транд Раудсон, и надобно сказать, это был достойный человек. И никто даже после его смерти не скажет, будто, придя в дом Транда, он не нашёл там пищу и ночлег.
В Гейтдале хорошо родился ячмень, а потому мы с детства знали вкус свежего хлеба, а, подрастая, узнали и пиво: лёгкое – оль и крепкое – бьёр.
Жаль, что ты не видел, сколько здесь варили пива для празднования самого короткого дня в году – Йоля!
Хотя основным кормильцем для нас, как и для прочих, была не скудная земля, а всегда щедрое море…

У отца всю жизнь была одна жена – Торбьёрг Хунрёддоттир, моя мать. Тобба, как её ласково называл отец, подарила ему Хальва, моего старшего брата, а затем - меня. В то время, если не врут люди, и это действительно так, меня звали Мули, хотя я это уже, кажется, позабыл.
Недалеко от нас находился и двор Хьёрта, который назывался Кальфафел – Телячья Гора, из-за того, что у Богатея телят - и то были стада, а местность вся – словно Аса-Тор Мьёльниром в складки собрал - одни холмы да низины. Но трава, сказать по правде, там всегда густая да сочная была, и коровы с козами от той травы двойной надой приносили.
И чего только Хьорту не хватало?

Нас называют ругами, нашу землю – Рогаландом. Уже сто полугодий прошло с тех пор, как сюда пришёл Торд хёвдинг по прозвищу Хравн - Ворон. Мой прадед был в его дружине, и сказывают, не на последнем месте. Его звали Рауд по прозвищу Боги. Боги - значит лук. И неспроста было у него такое прозвище. Говорят, он мастерски владел своим огромным тисовым луком, и никто кроме него его даже натянуть не мог. А стрелой, сказывают, пробивал любую броню, даже если перед бронёй стоял щит. Вот так-то.
Старый Хравн осел в Рогаланде, основав свой двор – Хравнаскалли – Жилище Ворона. Прадед Рауд поселился в четырёх рёстах севернее, в месте, которое потом назвал Козьей Долиной.

А пятнадцать зим назад пришли викинги из соседнего Халогаланда, что лежит севернее нашей земли. Они называли себя халейгами, и на каждом из девяти драккаров был поднят красный щит. Помню, как в глубь страны уводили женщин и детей, я был среди них, так как на то время видел только восьмой снег.
Мой отец и брат остались сражаться за свою землю. Они тоже, конечно, отступили, и это было разумно: не встречать же не прошеных гостей в одиночку. А через день пришёл с войском Торд хёвдинг, которого впоследствии стали называть Ютааст**, внук того самого Торда Хравна, с которым пришёл мой прадед. Они обнажили мечи и пошли к нашему фиорду, с которого уже сутки тянулся дым чужих костров.
Сипло взревел боевой рог – никто из халейгов не скажет, будто руги нападают вероломно! А потом завязалась битва, краше которой едва ли видели здешние скалы.
Викинги из Халогаланда и наши родичи шли друг на друга плотными фюлькингами, как заповедовали биться на суше прадеды. И казалось, будто море родило две исполинские волны и, тешась силой, столкнуло их лбами. И схлестнулись!
Рубка была такая, что даже эйнхерии Одина позавидовали бы! Могучи халейги, но ругов тоже вскормило море! Рослые и коренастые, светловолосые и рыжие - каких только воинов не свёл Одноглазый на том бранном пиру. А уж как потчевали друг друга ратным вином, упиваясь, кто допьяна, кто до смерти! Мелькала острая сталь, летели кровавые брызги, гремел боевой клич халейгов. Руги орали древнюю боевую песнь. И, Тор свидетель, она была не хуже!
А потом, когда уже от щитов остались одни лишь покромсанные ремни да помятые умбоны, рубка пошла по иному: удар - и падает наземь викинг, а душа сражается с недругами на пути в Валгаллу. Ещё удар – и новый мертвец спешит в Обитель Героев. Страшный счёт!
Но, видать, Асы дали нашим отцам чуть побольше удачи – и халейги принялись отступать: шаг за шагом, медленно, не спеша – враг не похвастается, будто видел их спины! Родичи шли по телам павших, и за каждый шаг было заплачено кровью.
А потом битва вскипела возле драккаров, и к Халогаланду отплыл только один – остальные восемь остались лежать с прорубленными боками, точно выброшенные штормом на мелководье киты.
Что ж, теперь халейги не будут гадать, есть ли викинги в соседнем Рогаланде! И вряд ли скоро позабудут этот день.

…Стоящие друзья никогда не предадут, но и их, случается, теряют. Я тоже терял своих друзей: одних  уносили в теле дикие звери, других - в глотках враги, но взамен утерянных я всегда заводил новых, по точному подобию старых. И это было мудро!
Я создавал их из берёзы, ели, сосны. Вытачивал их тело из мёртвого дерева, наделял способностью отбирать жизни.
Долго ласкал их костяным стругом, потом шлифовал песчаником – древко должно быть совершенно гладким, без малейших шероховатостей. Будут изъяны – можно серьёзно поранить руку.
Затем давал телу голову: острую, хищную…
Загонял её в древко - втульчатыми  пусть пользуются франки! Я же делал, как мне заповедовали пращуры: вставлял наконечник в торец, по клею одевал крепкой обмоткой, чтобы не раскололось древко. А поверх обмотки оклеивал берестой – не снизит скорости смертельный снаряд, не полетит мимо цели. Добрая будет стрела!
Потом давал другу крылья: гладкие, упругие. Так, чтобы изгиб был направлен в одну сторону, чтобы стрела вращалась в полёте – ну, кто остановит летучую смерть? Попробуй, викинг!

Десять зим назад к нам приплыли юты, и над парусами трёх ютских драккаров блестели белые щиты. Торд хёвдинг согласился выделить им землю. Один из ютов-братьев поселился возле Хравнаскалли, второй брат пошёл в горы, а третий, Хьёрт Богатей,  поселился возле Козьей Долины.
Чего уж там наобещали Торду юты – неизвестно, только вот уж через пару дней застучали топорами, возводя себе новые жилища.
И со всеми, кто приходился им соседями, обращались высокомерно, не по-соседски. Потому и ходили люди мимо ютских дворов, положа руку на топоры. А Торду дали прозвище, про то я уже упоминал.
 
Как-то раз случилось вот что.
Неподалёку от нашего двора был насыпан курган. Было ему уже около восьмидесяти полугодий, там покоился мой прадед Боги. Было лето, и трава, и развесёлые цветы покрывали зелёную громаду холма.
Тот день начался с дождя. Потом небо прояснилось, и среди облаков показалась солнечная колесница.
Я шел по лесу, ища подходящее дерево для копья. Старый раб Крум пообещал мне помочь, если я найду добрый ствол. И вышло так, что я как раз проходил по краю леса, откуда был виден курган. По привычке взглянув на пристанище прадеда, на травяном боку холма я увидел свежевырытую яму.
Гнев застлал мне взор красной пеленой. Как я оказался возле кургана - помню плохо. А в правой руке у меня блестел острый нож - я ведь проводил уже свою тринадцатую зиму.
Но мстить за потревоженный покой прадеда было уже некому. В вырытой ямине, раскинув руки, лежал человек. И лицо у него было синее-синее. А на груди его лежала куча брёвен, что упали на него, когда он добрался до сруба-домовины. Покойника потом опознали. Его звали Хунди по прозвищу Хаугабрёт – Раскапыватель Курганов. А то, что он тоже приплыл под ютскими парусами – так это никого не удивило.
Так или иначе, но Хунди, как потом сказали люди, раскопал не тот курган. Но в тот миг я стоял и смотрел не на синее лицо вора, а на темневший за ним сруб. Там, я знал, покоился славный Рауд, мой прадед-викинг.
Осторожно, мелкими шагами я стал приближаться к раскопанной домовине. Было жутко и страшно – признает ли правнука, почует ли свою кровь? Или тоже завалит влажной землицей, придавит сырыми брёвнами?
Боги лежал, где его похоронили: в окружении сопровождавшей его рабыни, меча и топора. Голова прадеда покоилась на щите и потому была приподнята. Так что старый Рауд видел, кто вошёл к нему в дом. Я поклонился ему от порога, поздоровался.
Потом начал ставить брёвна на место, венец за венцом: негоже покойнику видеть мир живых. Переваливая третье по счёту бревно, я увидел лук. Это был он – знаменитый Снейпир – Коновал, прозванный так после сражения в словенской земле, когда прадед косил всадников, словно косарь – росистую траву. Бой они тогда проиграли, но прозвище осталось за луком, и на прадеда поглядывали с уважением.
У меня перехватило дыхание. Я протянул руку и коснулся благородного изгиба тисовых рогов.*** Помню, как зашелестела, сползая с лука, истлевшая шкура, как обнажилась точёное тело Снейпира. Земля стала приближаться, потом поднялась и ударила в висок. Разум помутился, и я потерял сознание. А когда падал наземь, мне показалось: прадед подмигнул …
Люди нашли меня рядом с курганом: я лежал и сжимал в правой руке Коновал, могила была завалена. А из травяного тела холма, ещё кое-где обезображенного раскопками Хунди, торчала синяя рука. Его, конечно, потом откопали. Яму спешно завалили и пошли прочь, всё время оглядываясь.
А я долго лежал на кургане и не боялся – вряд ли рассердится славный Рауд, к которому пришёл в гости родич!

…он был сделан из тиса – оба плеча.*** А посредине была рукоять, увитая сухожильными нитями – не соскользнёт, не дрогнет уверенная рука!
Лук был громадный, помню, люди говорили: уже вряд ли родится викинг, способный его натянуть. Я потратил на это год. Другие бы справились за два, если бы хватило упорства. А все потому, что Коновал чувствовал во мне кровь прадеда - воина, подарившего ему славу.
Завершения рогов звались концами, и у каждого конца было по петле – ладно ляжет тугая тетива, не сорвётся среди жаркого боя, обрекая стрелка на смерть…

Пару зим назад я решился попытать счастье в походах. Торкель Долговязый, сын Торда Ютааста, взял меня с охотой, ибо я уже, как говорили люди, умел неплохо стрелять из лука. Что ж, в этом было немало правды - я доказал это в бою.
Когда мы не поделили дорогу рыб с Кетилем из Северного Мёра, и я после битвы украсил рога Коновала семью отметинами – по счёту убитых викингов, хирдманы Долговязого стали называть меня Ивар.*
Сказать по правде, дружина Торкеля никогда не была мне семьёй. У меня на то время, хотя я этого ещё не знал, оставался лишь один родич – Снейпир, не ведающий промаха лук прадеда.
Потом я вернулся домой, но на месте родного дома нашёл лишь золу и угли. Люди сказали: с севера опять нагрянули халейги и сожгли Гейтдаль вместе со всей моей семьёй.
А Крум, у которого уже давно тряслись от старости руки, рассказал, что незадолго до разбойничьего набега в Козью Долину приходил Хьёрт со своими людьми. И будто бы хотел Богатей купить у моего отца двор и все луга – скоту уже, дескать, пастись негде стало. Но Транд Раудсон был, как кремень. Они тогда сильно кричали друг на друга, а потом юты ушли. А Хьёрт, как отошли, показал на двор Транда хирдманам и провёл большим пальцем по горлу.  Вот так вот.

…на левом запястье – кожаный щиток, протёртый с внутренней стороны летящими стрелами. Такой же щиток есть и на правом плече – тетива из оленьих жил дотягивается и туда. И он тоже потёрт – я много стреляю.
А на указательном пальце правой руки – кольца из рога. Однажды я видел, как лучник из данов пускал стрелу за стрелой, а потом не мог поднять меч – окровавленные пальцы отказывались обхватывать рукоять. У меня такого не случится.
Надеюсь, норны выпряли мне иную судьбу…

Они стоят напротив меня и трясутся, словно листья под осенними ветрами. Их трое, а я – один. Но боятся они, ведь перед ними стоит стрелок, и люди говорят, он - не из худших. И Коновал не дрожит у меня в руке, а в туле полно стрел.
Их губы беззвучно шевелятся, надо полагать, они молятся. Молитесь хорошо, Хьёртсоны! Старуха Хель уже потирает руки.
Ну что, Хьёрт, ты сгубил мою семью – я возьму жизни твоих оленят! ****

Без богов далеко не уйдёшь: ни по морю, ни по суше, ни по жизни.
Одни молятся Одину - Богу Богов, мудрейшему из Асов. Просят его ниспослать крупицу своей мудрости, помочь в принятии важного решения.
Другие, те, для кого война – это работа, молятся Однорукому – асу Тюру.
Кто-то молится Браги, и висы у него получаются на диво складными.
Кто-то – Эгиру, чтобы подарил хороший улов.
Кузнецы просят о помощи Велунда, бога-кузнеца.
Сапожники – молчаливого Видара.
Фрейр и Тор посылают обильный урожай, Фрея – потомство и счастье в браке.
Я же молюсь Уллю – богу стрелков, и мой бог сейчас сильнее всех. Спроси у тех троих, что сейчас падут наземь с пробитыми глотками быстрее, чем ты высыплешь камешки из ладони. Не веришь – смотри!



Примечания:
*        Ивар – «тисовый воин»; луки часто делались из тиса; кеннинг, обозначающий лук.
**      Ютааст – «Любовь Ютов».
***    Рога и плечи - середина лука называлась рукоятью, длинные упругие части по обе стороны от нее - рогами или плечами лука.
****  Хьёрт, ты сгубил мою семью – я возьму жизни твоих оленят! – игра слов: Хьёрт – (пер.) Олень.