Роман с адмиралом

Синдром посткурортного романа.
Тяжелая форма, хроническое рецидивирующее течение.

Милый Юра! Мой солнечный, лунный, радостный, глубокий, чистый…

16.06.05 23.50
Я пишу это все в том же маленьком и удобном, но таком пустом и унылом без тебя санаторном номере.
Курортный роман… Гадость какая… Куда пошлее…
Спасибо ему, роману. Раз в сто лет стреляет и незаряженное ружьё. Раз в сто лет и курортный роман оказывается настоящим.
Ты – удивительный человек. За эти дни ты успел дать мне столько, что хватит ещё на одну жизнь. И ничего не надо придумывать.
Матушка-судьба опять посмеялась над нами со свойственным ей изяществом: показала мне безупречного мужчину, а тебе – совершенную женщину. Показала – и развела в разные углы ринга, пока мы не подрались.
Ты безупречен, адмирал. Во всем. Ты даже с ума сошел так же элегантно, как в первые дни, еще «до нашей эры», до «Капитан, капитан, улыбнитесь!» ходил человеком в футляре. Запечатанным, но заметным. Это тоже было здорово.
Ты безупречен, адмирал. И так уязвим в своей безупречности.
Ты хочешь быть лучше всех. Не казаться, а быть. И у тебя это получилось. Ты – лучший. The best. У тебя практически нет недостатков. Ты великолепен во всем. Во всем, понимаешь?
Но счастлив ли ты, адмирал? Достоинства в таком невероятном количестве опасны. Прямая угроза жизни в измерении счастья.
Если ты не против, я усну? Можно?

17.06.05
Хожу, как дура, по парку. Одна. Пишу. Получается.

***
Я, в общем-то, не дура и сама,
мне в радость наш словесный рок-н-рол.
Ты человек редчайшего ума.
Как здорово, что ты с него сошел!

***
И глупых слов туман,
и фраз банальных россыпь.
Маяк судьбы вращается, слепя.
Вот и готов ответ на все твои вопросы:
не исчезай. Мне плохо без тебя.

***
Как тебя нужно любить,
чтобы за всех успеть!
Солнышком осветить,
ласточкой прилететь,
в нежности искупать,
радостью напоить,
каждого вздоха ждать,
каждой улыбкой жить.
Только остановить
как тебя на бегу?
Как тебя нужно любить!
Разве я так смогу?

Остальное – глупости и нытьё. Выбросила.

18.06.05. 11.45 Продолжим прозу. Поэзия прилетела, полетала и ушла. Утопилась с горя.
Давай анализировать. Времени у нас вагон. Вернее столько, сколько осталось до вагона, который увезет меня отсюда. Это благословенное место. Но здесь не осталось ничего. Ты все увёз с собой. В твоей огромной, неподъемной (врешь, ты нес её одним пальцем!) сумке уместилось все: и солнышко, и погода, и радость желанного отдыха, который почему-то сразу перестал им быть, и ощущение себя желанной женщиной. Не знаю, во что закутаться, чтобы меня никто не видел.
Собралась. Уже почти пора.
Сейчас за окном дождь и ветер. Гадко, кисло, холодно. Скорей бы домой. Я буду дома вечером, к восьми. Как будто просто вернусь с работы. Но я вернусь не вся. Признайся, что ты упаковал в свою совсем небольшую сумку? Какую часть меня? Наверное, что-то жизненно важное. Мне без этого трудно дышать.

18.06. 14.50. в поезде
Вернемся к анализу.
Ты – безупречен, адмирал. Не пьешь. А мог бы, наверное. Среди вашего брата это модно. Нашлось бы с кем, и здоровье позволяет. Но держишь себя в рамках. Не куришь. А курил, и много. Бросил. Невероятно. Оценка – пять с плюсом. За выдержку, за волю. Это, конечно, замечательно, но не просто настораживает, а замораживает. Человек, способный освободиться от наркотика, который глубоко проник в организм, способен на все. А уж на такую малость, как освободиться от воспоминаний – и подавно. Научи, а?
Ты – верный муж. Это без комментариев. Патологический чистюля. Трудоголик. Не воруешь и другим не даёшь. Как ухитряешься? Немногословен. Хранишь себя за семью печатями. Ты говорил много. Но не сказал ничего. Я знаю о тебе не больше, чем после той первой улыбки. Ни на один, даже самый прямой вопрос, ты не ответил прямо. Ну, Горбачев, да и только!
Нельзя сказать, что молчал, нет. Ты поднял глубинные пласты сознания с момента формирования личности, порхал бабочкой в эмпиреях, растекался мыслию по древу, поднимался в высоты мирового духа, но говорил не о себе.
Мужчины – грязные животные. Женщины… Ну, о них и говорить не приходится. Юра, милый, неужели с юности тебя переломали так, как мальчишек в иезуитском коллегиуме? Это у них первая заповедь: женщина – грязь, от них – все зло в этом мире. Ева, первородный грех и семь томов в этом роде. Вас тоже так учили? Бедный мальчик Юра… Мужчины с такими юношескими установками редко бывают счастливы в жизни. У них все слишком серьёзно и страшно: не жена, а супруга, не дети, а круглые отличники, все как в школе – на пятерку. А женщин нужно бояться. Нет, настоящий мужчина ничего не боится, потому лучше ненавидеть, презирать, обходить десятой дорогой, демонстрировать равнодушие, отвращение…
Любимый, а не зря все это? Ведь рано или поздно где-нибудь у источника с минеральной водой, в лесу, в парке, в трамвае тебе улыбнутся чьи-то голубые глаза и поставят первую в жизни двойку. И по самому главному предмету.
Я своих двоек уже нахватала. Добро бы, за собственные ошибки. Слишком поздно опомнилась, исправлять некогда. Но никогда не поздно делать новые.
Адмирал, ты безупречен. И за это тебе послана совершенная женщина. Само совершенство во всем. Ну, прямо Мэри Поппинс. Это уж потом ты разберешься, в качестве чего тебе дан этот подарок – в утешение, наказание или назидание. Это – потом.
А теперь – о тебе. Ты мне дан, нет, ниспослан в утешение. Боженька добр. Он посылает людям только те испытания, которые они способны вынести. Последние годы были для меня даже не жизнью – постоянной борьбой, войной, трудом (местами каторжным), одни зигзаги и ни одного просвета, что твои генеральские погоны. С адмиральскими – лучше: все широко, ясно и в золоте. Так вот золота жизнь особо не рассыпает: в смысле денег ещё туда-сюда, а в смысле счастья – по нулям. А я не могу так жить! Мне нужно непременно любить кого-то. Иначе я засыхаю.
Анекдот получается: некого любить! И не то, чтобы рядом мужиков не хватало, и в смысле чинов, и в смысле внешности. Бродют. Гуторют чавой-то. Да вот внутреннее содержание вызывает гамму чувств в диапазоне от жалости до презрения. А мне необходимо восхищаться мужчиной! Смотреть на него снизу вверх не по причине роста. Он должен быть выше меня, умнее, лучше. А попробуй найди! Слишком высоко я, перфекционистка чертова, забралась. Зачем? Да ведь теперь не слезешь, поздно. Но, наверное, слишком долго ходила я по краю, рискуя сорваться. Ждала свои алые паруса и заслужила утешительный приз – тебя. Капитана Грея. Прости, адмирала. Совершенного мужчину. Пусть даже только посмотреть и немножечко потрогать. Но ведь это – было!

18.06.05 23.40 Вот я и дома.
Наконец-то все угомонились: и телефон, который сразу почувствовал моё присутствие, и сын, которого целых две недели некому было вылизывать, котенка любимого, и мама, которой некому было жаловаться на жизнь.
Все спят. А я снова возвращаюсь к тебе. К твоим серебряным волосам, к твоим рукам – продолжению моих собственных, к твоим словам. Их было не так много. Ты ничего не повторял дважды. Они не слишком легко тебе давались. Но я помню каждое.
Ты не умеешь «охмурять» женщин, адмирал. У тебя нет запаса «охмурительных» фраз, только свои, собственного изготовления. Зато смертельного действия. Убойная сила – 3 километра.
Бай-бай. Если ты порядочный человек, ты просто обязан мне присниться.

19.06. 9.20
Извини, уснула. И никто мне не снился. «Мужчины – грязные животные», как говорил великий и мудрый Юри ибн-Бугрим.
О чем это я вчера? О совершенной женщине? О Мэри Поппинс? Да, я именно такая Мэри, которую давно пора отшлепать по её нахальной поппинс. Но я и вправду – само совершенство. Под стать тебе, ваша безупречность.
В школе – золотая медаль. В институте – ни одной четверки. А мединститут – не самое простое образование, смею тебя уверить. Я – хороший врач. Я – ангел с крылышками в палате у больных. Отличный преподаватель. Люблю учить и умею. Я справедлива, требовательна, умею справиться с каждым: мне невозможно «сесть на голову», но я люблю студентов и понимаю их. Я пишу отличные учебники. В общем-то, и романы непоганые пишу. Их почему-то читает куча народу. Но это так, вступление. Есть что-то посущественнее. Я – чудная, нежнейшая мать. Нехилая хозяйка. Чудно готовлю, люблю вылизывать своих котят и кота. И совершенно никому не нужная женщина. Мужики шарахаются, как от тигрицы. Что твой полосатый рейс! И не то, чтобы претендентов не было. Желающих хватает, даже среди шарахающихся. Укротить тигрицу – честь и слава герою!
Да только я хочу любить сама. Чтобы вот  так разговаривать, хотя бы в мыслях или на бумаге. Чтобы знать – не с глухим говорю, слышит, понимает. Отвечает.
Ты не ответишь. Я примерно представляю, что у тебя происходит в душе. Приехал, погрузился в дела, служебные и домашние. Все как было, и все не так. Я тебе мешаю. Сижу где-то, как шпилька, и колю периодически. Ты терпишь и стараешься засунуть поглубже, чтобы никто не видел. Колет сильнее. Стараешься извлечь. А это не получается пока. Нужно время. Но ты потерпишь, ты железный, ЮБ. У тебя все получится. Главное – побороть искушение, не позвонить.
А мне очень хочется услышать твой голос. Очень. Чтобы знать – ты есть. Здоров. Дышишь. Я понимаю – это глупо, звонки, разговоры. Это ничего не изменит, ничего не даст. Так, минутное облегчение. Но все же.
Терпи, любимый. Все пройдет. Это я тебя уговариваю?

20.06.05 8.00
Начинается новый день. И вместо работы, вместо новой главы романа, я опять трачу время на глупости.
Жизнь уже началась. Звонит телефон. Я опять становлюсь женщиной, которой ты не знаешь – из железа и кислоты. Вчера отработала свой смертельный львиный номер – чуть не загрызла насмерть одного местного дурака и нахала, а заодно и заезжее столичное ничтожество. Лизать наглый столичный хвост отказалась, полила немного кислотой патоку, которую начали разводить журналисты. Не понравилось. Ни им, ни мне самой. Правда вообще-то – кислая штука.

21.06. 22.40
Ты думаешь, дадут поработать? Ещё чего! Позвонили, увезли, умыкнули. Природа, шашлыки. Уникальное в плане экологии место – 15 млн лет назад там было дно Сарматского моря, а скалы вокруг, которые сейчас называются Товтры или Медоборы – это рифы. Удивительной красоты уголок. Там цветет как раз в это время ясенец – иначе «неопалимая купина». Чудесный цветок, похож на орхидею. А почему «неопалимая купина»? Цветок выделяет какие-то особые эфирные масла, если поджечь – они горят, при этом сам цветок остается невредимым. Горит, но не сгорает. А у нас, у врачей, символ – свеча: «Светя другим, сгораю сам», по латыни «Aliis inserviendo consumor», мы горим, как свечки.
Но я не о цветах. Я о том, что воздух, горы, цветы, все это, а особенно время, лечит. Ты держишь паузу. Я стараюсь остыть. Прилагаю титанические усилия, друг мой, да будет тебе известно. Стараюсь остыть. Ещё немного – и это, похоже, удастся. Нет, я не о том, чтобы забыть. Это вообще нереально. Но хотя бы  остыть до такой температуры, чтобы не застревал комок в горле при каждой мысли о тебе.
И ещё – я дала себе срок – 7 дней. Надеюсь, за это время все успокоится. Даже по тексту видно. Я не обращаюсь к тебе, не ору, что мне больно, не прошу о помощи. Ты не поможешь, это очевидно, нужно справляться самой. Но у меня уже почти получается. Я стаю сильнее. Учусь гореть и не сгорать. Ясенец, «неопалимая купина» - символ силы. А я держала её в руках. Значит, стала сильнее.

27.06
Вот ты и сорвался, адмирал.
Наконец-то.
Значит, не такой уж ты стальной и неуязвимый.  «Я впустил тебя слишком глубоко». Услышать такие слова – и умереть.
Слишком глубоко… А уж я куда! Это уж не просто внутри – это насквозь. Тебе удалось заклятие. Я чувствую тебя в себе постоянно. Хожу с тобой по городу. Показываю любимые места. Разговариваю с тобой. И, наверное, ты слышишь. Я ношу тебе, каждое твоё слово даже не в сердце  - всюду, в каждой клеточке. Зачем ты это сделал, Юра? Я не твоей породы, я слабая женщина, мне больно.
Но ты сорвался, позвонил. У тебя был совершенно больной голос, любимый. Так разговаривают люди, которым трудно дышать. А я рада, я преступно счастлива, что тебе больно! Все какая-то моральная компенсация.
Прошедшую неделю мне можно записать как на фронте – за три. Если раньше моя война велась еще как-то позиционно, с определенной линией фронта, с тылами, с разведкой, артподготовкой, то в последние дни это непрерывные штыковые атаки, фул-контакт. Мне по-настоящему страшно. Хочется спрятаться, переждать обстрел, а нельзя.
Пока я пряталась у тебя под крылом, дело стояло – мужчины тихо сидели в кабинетах и выжидали. Я приехала – и началось. Нужен отчаянный шаг – и появилась дура, которая на него решилась. Но я подняла страшную волну. Наш ректор – человек по-настоящему страшный. Это большие деньги, большие люди. На самом верху. На самом-самом… Но ведь кто-то должен… И часто получается, что этот кто-то – я.
Я хочу обратно. Под крыло.
Ты – единственный, кто видел во мне просто женщину. И единственный, перед кем мне хочется быть только женщиной, без титулов, а не Жанной Д’Арк. А ещё ты – единственный, кого мне хочется свозить в Париж и отвести к её памятнику – единственному в городе позолоченному. И в Нотр-Дам, в тихий уголок, где она похоронена. И в Версаль. И чтобы меня кто-нибудь водил по Парижу за ручку. Глупо, да?

28.06.05 6.15

Доброе утро. Почему-то кажется, что ты уже не спишь. Лучше бы спал. Пока спишь – ты со мной. Или, во всяком случае, не думаешь, и тебе не больно.
Мой серебряный, не бойся этой боли. Ведь не так часто в жизни тебе приходилось переживать что-либо подобное. Разве лучше тупо существовать от дома до работы и десять лет без отпуска? Этот подарок ты заслужил.
Я воспринимаю все только как подарок и величайшую радость. И то, что просыпаюсь в шесть утра и пишу тебе, пока все в доме спят и никто нас не слышит. И то, что плачу, как ребёнок, без причины. Просто потому, что хочется. Представляешь, вчера за этим мокрым делом меня застукал Сашка. Сначала испугался, а потом понял, сунул в руки моего белого мишку. С мишкой реветь легче. Даже как-то приятно.

Мне так хорошо с тобой. Не “было хорошо”, а именно “хорошо с тобой”, так не хочется, чтобы это чувство уходило! Я холю его и лелею, поливаю, как цветок, не даю увянуть. Так здорово знать, что где-то, в далеком городе, в котором я никогда не была, живет человек, который думает обо мне. Человек, не причинивший мне зла, память о котором чиста и радостна. Человек, огромный в своем деле и великий в своих чувствах, горящий чистым, жарким огнем, от которого тепло даже на расстоянии. Ты кажешься себе обычным, ты привык к себе, сам себя создал, вписал в рамки, “в пределы”, сомневаясь, что в этих “пределах” есть место чему-то незаконному, выходящему за границы образа безупречного, блестящего (кстати, слово “адмирал” происходит от слова “admire” – чудесный, восхитительный), восхитительного, самого лучшего. Да ты и есть самый-самый, никто другой не смог бы сделать то, что удалось тебе. Так что лучше не мучайся, а добавь к своему образу безупречного руководителя, героя, джентльмена, маленькую, но необходимую черту – мужчины с огромным, нежным, любящим сердцем. Живое сердце иногда причиняет боль, но ты потерпишь, правда? Или с железным было спокойнее?
 
22.10
Добрый вечер. Как ты пережил этот день? Надеюсь, светло и радостно?
Что-то я теряю дар слова. Хочу не говорить, а слушать, хочу держать твою руку в своей. И все. Похоже, этого мне хватило бы для счастья. И ещё хочу, чтобы тебе никогда не было больно, а уж из-за меня и подавно.
Жизнь не очень берегла тебя, светлый мой. Это несправедливо. Но она вообще несправедливая штука, жизнь. Одному дает все и сразу,, другому – по маленькому кусочку и в жестокой борьбе. А счастье делит вообще по какому-то невообразимому принципу. И всем всегда его очень мало.
У каждого свои понятия о счастье. Философствовать на эту тему можно до утра. Чтобы покороче, для меня счастье – слушать, как бьется сердце близкого человека.
А все остальное у меня есть.

29.06 23.30
Ну и денек сегодня, скажу я вам!
Утром позвонил редактор одной их газет. Ему принесли мою очередную убойную статью. Две недели назад, когда мы с тобой пили водичку и думали только о массаже, ваннах и любви, вышла моя первая статья. Ни о чем. Одни революционные эмоции. Люди почему-то передавали из рук в руки. В субботу выйднт вторая. Мой очередной смертельный львиный номер – с именами и фактами. Адреса, явки, пароли, как говорит Путин. И эмоции, конечно. Ректор еще не знает, но уже рычит. На ученом совете звучали прямые угрозы “писателям”. А человек он страшный.
Но сразу после ученого совета ко мне в кабинет пришла дочь старого ректора, который вытащил меня из районной больницы. Принесла корзину цветов. Не букет – корзину. Это не просто дорогого стоит. Это наравне с благословением Папы Римского. И я не сдам этих людей, как бы меня не пугали. Не 37-й, не посадят. Убить, правда, могут, но для писателя лучшего конца просто не придумаешь.
Нет, рано. Мне нужно написать свой лучший роман – “Роман с адмиралом”. Как название? Оказывается, ты родился и жил, чтобы войти в книгу.
Герой моего первого романа, Арсений, по которому льют слезы десятки тысяч женщин (и мужчин), воплощение идеального мужчины, даже рядом с тобой не стоит. Тз тебя, адмирал, я такого космического пирата сделаю, супербизоном будешь! “Унесенные ветром” отдыхают, Ричард Гир, Том Круз и Кирк Дуглас кусают локти от зависти.
То, что ты выдал сегодня по телефону, просто придумать невозможно! “Я тебе почти люблю. “Кака така любовь? Когда сердце жгеть и дышать...” не помню дальше. Ты великолепен и блестящ! Как ты сказал? «Товарищи, десятиминутный перерыв, мне нужно поговорить с любимой женщиной». С ума сошел, совсем сошел…
А я поплакаться хотела.
Набираю эту писанину на компе. Это же не просто так вам, а художественное произведение, к тому же уникальное – единственное в “творчості знаної української письменниці” на русском языке.
Уже не 29-е, а 30-е , 00.15. Можно, я буду баиньки? Сердце у меня, правда, не жгёть, а поёть, и дышать, в общем-то, ничто не мешает. Мне просто хорошо.
1.07
Очередной смертельный номер. Отбомбилась.

2.07 7.30
Опять проснулась с мыслью о тебе. И о том, что пора бы с этим завязывать. Ты слишком далеко, мы слишком разные люди. Во всем этом нет ни малейшего просвета. Ты чуден, как Днепр при тихой погоде. Но мне до тебе – как до Днепра. Ты не воплотишься ни во что реальное. С этим нужно считаться, с этим пора примириться, как с родинкой на самом видном месте – «нравится, не нравится, спи, моя красавица». Но как-то разобраться с ситуацией приходится, и потому я делаю то, что делаю – пишу. Я «выписываю» тебя, это мой надежный и тайный способ освобождаться от проблемы. А ты – тихое сумасшествие. Я с этим долго не протяну. Просыпаюсь и засыпаю с этим. Если бы не война – сдвинулась бы. (Но если бы только война, без тебя, сдвинулась бы ещё непременнее).

5.07 Караул! Проходит. Куда-то исчезает, растворяется. Не хочу! Придется звонить. Нужно убедиться в том, что ты существуешь. Услышу твой голос. Зачем?
Не надо? Думай, что хочешь, а я постараюсь дозвониться, мне это нужно, чтобы выжить. Если бы не ты, адмирал, не твое, пусть даже виртуальное присутствие в моем мире, я, наверное, не выдержала бы напряжения последних дней. Я отключаюсь от войны, от политики, убегаю к тебе, прячусь в воспоминания. Здорово, если есть куда спрятаться, когда вокруг свистят пули.
Моя Трафальгарская битва. Победная, но смертельная.

6.07 6.45
Послушай, Юра, будь человеком, отпусти. Да что же это такое! Утром проснусь, а ты уже тут как тут, рядом. Мне битву планировать надо, я тут, понимаешь, Нельсоном на полставки устроилась, так нет, еще один адмирал вмешивается в процесс! Ты на чьей стороне, любимый?
Надо с этим срочно что-то делать, как-то отправлять всю эту писанину. Может, отвяжется, наконец. У меня война, а я тут любовные страсти на бумаге развожу, да ещё и на русском языке. Знал бы кто!
А ты молодец, держишься. Сердце уже не жгёть? Получилось? Научил бы.
Не могу я отцепить этот паровоз, вот и несет меня лиса за дальние леса, за высокие горы.
И не хочу. Вот тебе ярчайший пример легендарной женской логики: хочу забыть – научи как – не могу – не хочу – не смей меня забывать, самую лучшую на свете! На этом, верно, и порешим.
Сегодня будь хорошим мальчиком, сиди в кабинете, я попробую вырваться с линии фронта и дозвониться.

23.54
Вырвалась. Где вы, адмирал?

7.07
А тебя нет, ты в отпуске. Насобирал за 10 лет?
Не судьба?
8.07 6.30
Проклятая политика. Вот тебе и сила слова. Несет. Голова кругом. Газета с моей статьей исчезла в тот же день из киосков, люди передают их рук в руки, читают на собраниях. Что твоя «Малая земля»!
Не в эпицентре взрыва трудно жить. Жанной д’Арк работать опасно. Даже огнеопасно. Почти страшно. Где он, маленький номер в “Алмазе”? Парк, водичка, ванны, гидромассаж, адмирал рядом... И я возле тебя – белым пушистым котенком – мяу-мяу. Ни забот, ни хлопот.
А вокруг летают уже не пули – пушечные ядра. И людей становится все меньше. Вернее, их больше – это уже вся область. Их голоса – не отдельные взрывы, а корвовая бомбардировка. По логике, враг выжить не должен. Да что в нашей стране логика! На его стороне страшные силы. Те самые, которые рубят руки Юльке. А кто для них я? Мышь... Но я еще покусаюсь. Будет их сыр весь в дырках.
С точки зрения политики наша позиция непробиваема. По всем параметрам. Эту карту им сбросить со счетов не удастся.
Идет битва слона и Моськи.
А я так устала лаять. Помяукать хочется.

8.07. 23.43
Устала лаять.
Устала говорить.
Искать тебе в космосе устала.
Даже мяукать не могу.
Уснуть бы. Но для этого тоже нужны силы.

10.07.05
Как страшно всё…
Всё.

16.07.
Все-таки не всё. Думаю. Где ты? Что-то гадко на душе. И дышать темно, воздуха не видно. С тобой что-то не то. Что-то плохо, да?
Плюнула на политес, позвонила в приемную. Поболтала с секретаршей. Тебя нет, в отпуске. Какой-такой отпуск?
Из отпуска тоже звонят. Или там нет телефона?

27.07
Опять поболтала с секретаршей. Доброжелательная девочка. Слишком длинный отпуск, подозрительно длинный.
Вариантов два – или ты болен и тебе настолько плохо, что не до телефона, или что-то не так с работой, мужикам в таких случаях не до любви и не до баб, точно знаю. Лучше бы второй вариант, но гадко мне, боюсь, что первый.

28.07
Сегодня мой львиный праздник, день рождения. Не просто день рождения – юбилей. Настроения никакого. На работе – полная неразбериха, все мы болтаемся в воздухе, завкафедрой – и.о., кто есть ху и кого на ху – никому не ведомо. Но праздник, даже без праздничного настроения, все же не отменишь. С самого утра звонят, поздравляют. Близкие, любимые люди. Опять розы, розы, розы, гладиолусы. Ресторан заказали самый модный, посидели мы в узком кругу, осетрину лопали гадкую совершенно, мартини попивали. Потом посидели дома, тоже в узком кругу – две Наташи и Женя (одноклассник, который уже 33 года дарит мне французские духи). Обе Наташи в курсе, но даже спрашивать боятся, поздравил ли меня адмирал. Ты ведь исчез, это стандартное окончание курортного романа, так всегда бывает. И представь себе, приносят телеграмму: “Вітаю днем народження бажаю щастя творчих успіхів здоров’я думав почути ваш голос по телефону не судилось схиляюсь перед вами читаю читаю читаю цілую руки Юрій”. Ты себе это представляешь? Телеграмму могу предъявить, не подделка. Обе Наташки пришли в полный восторг и от самого факта и от высокого слога, я не возражала, не могла же сказать – пропал куда-то адмирал, забыл, не звонит, а когда у меня день рождения – вообще не знает. А телеграмма от поклонника таланта из Киева, во всяком случае, других Юриев на моем горизонте нет.

1.08.
Начался отпуск, вторая половина. Никуда не поеду, никуда не хочу. Надо работать, роман сам не напишется.
Политические баталии продолжаются. Но почему-то чувствую себя сильной. Хоть знаю – мы проиграли. Страшно это. Ведь мы так за него боролись, за нашего президента, так ему верили. Предал… Предал… Невероятно… Втравил в эту страшную игру, подставил и… спрыгнул, как с подножки трамвая. Ничего, я выдержу. И не прощу. Но кто же мне поверит!
Секретарша в очередной раз сообщила, что тебя нет. Я спросила – в отпуске? Она ответила – можно сказать и так. Значит, можно сказать и иначе.

29.08.
Вот ты и проклюнулся… Какой у тебя был голос, светлый мой, какой голос… Нельсон после Трафальгара…
«Я думал, сердце так болит от любви, а это был инфаркт»
Фантастический конец, как в романе.

1.09.
Вот и лето прошло.
Прошло еще что-то.
Но ведь было, было же…