Фиолетовый сгусток

  « Какой-то непонятный сгусток сидел в нем. Сэм не помнит, когда он появился, этот фиолетово-алый малец, толкающий его, Сэма, на жестокость. Единственным его желанием было выплюнуть этот комок, застрявший в горле, громко чихнуть и избавиться от мерзкой твари навсегда.
    Сколько горя было принесено людям при содействии кровавого сгустка ненависти, лжи, предательства!»…
    Людмила Игоревна закрыла книгу и легла. Она вдруг задумалась над тем, сколько ненависти и неприязни скопилось в ней самой за каких-то пару месяцев. Неприятности на работе, развод с мужем, нежданно-негаданно нагрянувшие гости – сын с невесткой – все это подкосило ее жизнелюбие, природный оптимизм и веру в удачу. Странно, почему? Работа любимая, сын – тем более, невестка – почти как дочь, к мужу давно уже остыла. Что же тогда?
   Почему вдруг система счастья Людмилы Игоревны стала давать сбои? К тому же в тех самых областях, где она раньше так преуспевала.
    Людмила Игоревна долго не могла уснуть, мучимая вопросами демонов Поднебесья. Она понимала, что прогневила их своей усталостью, но отдых…
   Отдых! Отдых во имя спасения? Людмила Игоревна не знала, как лучше поступить, за что взяться немедленно, что оставить на потом. С одной стороны, ее терзали кажущиеся неразрешимыми вопросы, с другой, ею начал овладевать сон.
    Людмила Игоревна предпочла второе, вовремя вспомнив: «Утро вечера мудренее».
    Однако утро не спешило одаривать ее мудрыми идеями. Встав с постели и сделав привычную утреннюю гимнастику, или попросту зарядку, которой Людмила Игоревна дала свое собственное название – гимназаврик, она решила прогуляться, глотнуть свежего воздуха.
   Выйдя на улицу, она почувствовала себя совершенно чуждой окружающему миру. Все вокруг казалось непонятным, незнакомым и до странности глупым. Почему? Если б она только знала!
   В свои сорок три года Людмила Игоревна была совершеннейшим ребенком. И как это она умудрилась выйти замуж, родить сына, воспитать, женить?
   Жизнь Л. И. воспринимала как замысловатую игру, и никак иначе. Почему близких не всегда устраивало ее восприятие мира жизни, она не понимала. Кстати, грусть и печаль ей, по большому счету, были не свойственны, а сейчас ей казалось, что она превратилась в то, чего от нее долгое время требовали. Только превратившись в требуемое, Людмила Игоревна, а вместе с ней и горе-фокусники радоваться не спешили.
   Людмила Игоревна поежилась. Неприятно осознавать, что плясала под чью-то дудку, пусть даже эта дудка искренне желала тебе удачи и счастья.
   - Ой, мам, привет! А ты куда в такую рань собралась? А мы за билетами на вокзал ездили, на двадцать первое взяли.
   Людмила Игоревна от неожиданно раздавшегося голоса сына остановилась, как вкопанная, пытаясь непринужденно улыбнуться. Но улыбка у нее получилась какая-то испуганная, вымученная.
   - Доброе утро, - больше на ум ничего не пришло.
   Костик с Иришкой переглянулись.
   - Мам, что-то случилось? Запарили мы тебя. Ну ничего, скоро отдохнешь от нас, спиногрызов. Двадцать первого уезжаем, билеты в купешку взяли. Мы с Иришкой любим на поезде – дешево, надежно, романтично. Да, Ирик?
   - Ага. Людмила Игоревна, вы, наверное, за хлебом собирались. Так мы с Костей сейчас в магазин по дороге заскочили, хлеба взяли, молока, булочек горячих. Вы не беспокойтесь. Завтрак практически готов.
   - Умнички вы мои! Ну пойдемте завтракать тогда что ли?
   - Ну пошли, - с подозрением глядя на мать сказал Костик, - странная ты сегодня какая-то… Да!... Ты вечно такая…
   - Кос, ну что ты такое говоришь! Может, Людмила Игоревна просто прогуляться вышла и задумалась о чем-то о своем? Правильно я говорю, Людмила Игоревна? Я вот, например, тоже утром, пока ты дрыхнешь, люблю побродить по городу, после пробежки, разумеется.
   - Да ну вас, девушки! Вечно вы со своими… Молчу, молчу. Со своей женской солидарностью, вот, - все-таки закончил фразу, хоть и не так, как хотел сначала, Костик.
   - Это кого это «ну»? Тоже мне, джентльмен выискался! – Иришка озорно улыбнулась и взяла Костика под руку. -  Ну все, идемте скорей, а то у меня, то есть у нас с челдобречком, уже аппетит разыгрался. Мы кушать хотим!
   - Ну ежели даже у челдобречка!.. тогда пошли, все разговоры дома.
   Сидя за столом, Людмила Игоревна поглядывала то на Костика, то на Иришку. Дети.
   В какую-то минуту ей вдруг стало понятно, отчего мир вокруг окосел: она всю жизнь мечтала о дочери, вела дневники в надежде, что та, став постарше, ими заинтересуется, как когда-то Людочка дневниками своей мамы, будет с благоговением перелистывать пожелтевшие от времени страницы, удивляться, возмущаться, восхищаться. Людмила Игоревна представляла, как ее дочка встретит первую любовь, а она будет огорчаться и радоваться вместе с ней, выбирать, в каком наряде лучше пойти на свидание, какую сделать прическу, make-up. Людмила Игоревна часто представляла, как они с дочей будут встречать папу с работы, вместе готовить ужин, соленья и варенья на зиму… Милый мещанский быт.
   Нет, сын, конечно, тоже был в ее планах. Ограничиваться одним ребенком она не собиралась, но так уж получилось.
    Первого ребенка – девочку – она сознательно потеряла, когда еще не была замужем, и долго потом об этом сожалела. Тогда еще немуж уверял, что она поступила правильно, что все еще будет, но… не сложилось.
   Кстати говоря, тогда еще и теперь уже немуж тоже всегда мечтал о девочке, точнее даже не сомневался, что у них родится дочка.
   Родился Костик, причем Людочке пришлось очень постараться, чтобы это случилось.
   Несмотря на склонность обоих родителей к редкостно дикому фатализму, Костик вырос крепким телом и духом, свободным от предрассудков. А каким еще можно вырасти, утопая в грамотно выверенной и взвешенной педагогически заботе и любви папы с мамой?
   Костик иногда замечал, как между родителями не то кошка пробегала, не то мелькала едва уловимая тень отчуждения, но не придавал своим наблюдениям особого значения, на нем ведь это никак не отражалось.
   В целом же, семья Левитских была дружной, если не сказать, счастливой. Этакий образец для подражания.
   И сейчас Косте, взрослому мужчине и почти отцу, жутко не хватало своего интеллигентного бати, который никогда не садился за стол без книжки. И маму он понять никак не мог. «Зачем она его прогнала?» - думал Костя.
   На деле все было гораздо проще. Костик ведь не знал о том, как часто, еще до его появления, отец забывал о матери, просто исчезал с горизонта, ничего не объясняя. Почитать бы ему sms-монологи Людмилы, тогда еще прекрасно обходившейся без отчества, обращенной к мужу.   
   - Позвони как можно скорее, родной!
   - Ты где?
   - Почему молчишь? Трудишься, наверное.
   - И после этого ты спрашиваешь, почему я психую. А я, кстати, не психую.
   - Пасть порву и все такое…  ;
   - Лешенька, ответь, пожалуйста. Мне и так плохо, не молчи!
   - Чем я заслужила твое неуважение и пренебрежение?
   - Ты меня обидел. Если раньше после ссор секс был круче, то теперь, наверное, не будет никакого.
   - В моей смерти прошу винить мою жизнь… ;
   - Может, тогда просто спокойно расстанемся?
   - Я ненавижу неопределенность!
   - С тобой что-то случилось? Я волнуюсь.
   Иногда лишь скупое: «Оставь меня, старушка, я в нирване…». Это означало, что Леша накурился травы и балдеет. Интеллигент хренов!

   - Неужели они с мамой жили вместе только ради меня? - думал Костик. – Обидно. Они вместе такие милые, хоть и со странностями оба. Бывало, смотрят телик, вдруг отец переводит взгляд на маму и пристально смотрит на нее.
   - Что? – спрашивает она.
   - Ничего, - отвечает он.
   На некоторое время просмотр телевизора возобновляется. И тут снова.
   - Ну что? – когда с улыбкой, когда с усталостью или даже с раздражением в голосе интересуется мама.
   - А что, посмотреть на свою ненаглядную нельзя? – якобы обижается отец.
   Они смотрят друг на друга и улыбаются. Да, когда это было? И чего им не жилось вместе? Нет, мы с Иришкой подобной ошибки в своей жизни не совершим! Не допустим!
   - Правда, Ириш?
   - А? Ты это о чем? – удивляется Иришка.
   - Да так, задумался.
   - Ух ты, какие мы задумчивые в последнее время стали. Чего это с нами случимши? Или мы белены объемши? – шутит Иришка. – Не предполагала, что скорое отцовство превратит тебя в Гегеля. Или это Кант? А может, Аристотель?
   Костику очень хотелось спросить у матери об отце, но он не решался. Он ведь даже не знал, как и почему и когда они расстались. В вопросы такого плана Костика, увы, а может быть и к счастью, не посвящали.
   Двадцать первого июля Костик с Иришкой уехали в Новосибирск. Людмила Игоревна осталась одна.
   Одна? Когда-то она, по досадной случайности (хотя бывают ли на свете случайности?) решила, что ее истинное имя – Свобода. Права ли она была в тот момент, когда давала себе это имя? И что значило для нее это имя? Это слово вообще? Свобода, одиночество… Теперь эти слова казались ей синонимами. Она вспомнила Bon Jovi: «Нет человека, который был бы как остров…»
   - Я больше не хочу быть островом! – закричала Людочка. – Я всю жизнь была островом, я устала сторониться планет своей галактики!
   Столько отчаянной решимости прозвучало в ее голосе, что та пронзила пространство, проткнула ее пространство острой иглой живого чувства. Людочка уже набирала знакомый, да что там говорить, любимый номер, как вдруг услышала родную мелодию.
   «Ты для меня лишь одна желанная, солнышко мое долгожданное…»
   Дрожащей от волнения рукой она держала мобильник.    
   - Ответь мне, услышь меня, - говорил голос, его голос. И она…
   - Привет!
   - Чего делаешь?
   - А какие будут предложения? – Людочка громко чихнула и увидела, как фиолетовый сгусток желчи и обиды лопнул в воздухе, успев чуть приподняться, а маленькие шарики-брызги легко поднялись и улетели в открытое окошко. Это улетела ее несвоевременная старость.
   Конфетно-букетный период продолжается! Все только начинается!


1 июля 2005 – 18 июля 2005 г.