Оконфузились

Четверг. До обеденного перерыва еще полчаса, но отдел, где работает Смельчаков, кажется, уже впал в послеобеденную кому. Экономистки Алевтина Петровна и Верочка о чем-то лениво шушукаются, словно обеим лет по шестнадцать, а не «слегка за сорок». Юрист Маргарита Федоровна, почти с головой скрывшись за эверестами годами накопляемых бумаг на своем столе, как обычно, в своей молчаливой манере, что-то внимательно штудирует, сонно кивая головой – вот-вот уснет. Смельчаков в третий раз за последние пять минут посматривающий на часы, думает, не пойти ли ему на обед минут на пять пораньше. И только Иван Иваныч, новый начальник отдела и совершенно случайно директорский племянник, брызжет неуемной начальничьей энергией, хлопая и клацая ящиками своего стола, шурудит по ним обеими руками с прилежанием провинившегося школьника, решившего, наконец, там прибраться.

Наконец вволю нашушукавшись, Алевтина Петровна и Верочка решают пройтись по своим дамским делам на первый этаж. Они поднимаются из-за стола и «от бедра» величаво выплывают в дверь. Юрист Маргарита Федоровна, очнувшись от своих извечных тяжб, провожает обеих недовольным взглядом. Смельчаков в четвертый раз смотрит на часы. Начальник Иван Иваныч поднимает с пола объемную кипу бумаг и, оглядевшись по сторонам, плюхает ее на стул рядом со столом Смельчакова. 

- Вот, нагреб. Места нет, куда поставить. Пускай пока здесь полежат. А потом выкинем.
- Ого – Смельчаков слегка оживает –  я то думал, что здесь я чемпион по макулатуре. А оказывается мне еще работать и работать – последняя фраза звучит двусмысленно, и поэтому, уловив задумчивый взгляд шефа, он торопится умолкнуть.

«Кипа действительно грандиозная. Это надо же столько хлама в столе насобирать» - заканчивает он прерванную мысль уже про себя.

Между тем, Алевтина Петровна и Верочка возвращаются. Иван Иваныч, все еще
разбрызгивая свою неуемную энергию, вылетает за дверь, по каким то важным-преважным делам. Смельчаков снова лениво смотрит на часы.

Проходя мимо возвышающейся кипы некогда важных документов, у Верочки, которая считает себя превеликой чистюлей, чем она весьма гордится, невольно вырывается возглас негодующего удивления:

- Ого! Это что за мусор? Смельчаков, это ты насобирал?
- Как же. По вашей же табели о рангах, здесь я - чемпион по захламленности, но в этот раз…
- Смельчаков, немедленно убери! Мало того, что ты весь этот мусор на свет белый выволок, так ты его еще на стул поклал! А стулья предназначены для того, чтобы на них сидеть, Смельчаков, а не хлам свой ложить! Мы тут убираем-убираем, чтобы порядок был, чтобы красиво было, а он все захламляет! – обратилась она уже на этот раз за поддержкой к Алевтине Петровне.

Алевтина Петровна тем временем тщательно пережевывает во рту кусок колбасы,
с нескрываемым удовольствием, наблюдая за разыгравшейся сценой. Судорожно проглотив то, что было во рту, она спешит оправдать столь нехитрые надежды своей подруги Верочки.

- И где это ты столько макулатуры то насобирал? – она поднимается со своего места и, подойдя к куче, берет лист бумаги, что лежит на самом верху.
- Запрос из горисполкома о сведениях по производству – читает вслух она. – Так. А это графики продаж, которые мы искали в прошлом месяце – она укоризненно смотрит на Смельчакова, так, как смотреть умеют только оскорбленные женщины.
- Да я то тут при чем? -  не выдерживает Смельчаков.
- А вот данные по экспорту за подписью директора за прошлый год. Смельчаков, ты че, с дуба рухнул? Это все важные документы. Их подшивать надо!
- Послушайте! Да я то здесь при чем?
- И со стула убери этот мусор! – снова вклинивается Верочка.
- Предъявляйте претензии своему начальнику…
- А при чем здесь начальник? У него тоже на столе бумажки разбросаны, но нет такого безобразия.

В кабинет, тем временем, вбегает Иван Иваныч, и уже немного порастратив свою неуемную энергию, посматривая поочередно то на Алевтину Петровну, то Верочку, то на Смельчакова, интересуется:
- О чем спор?
- Да вот, Смельчаков бумажки свои убирать не хочет – кокетливо жалуется Верочка.
- И теперь понятно, куда пропали графики за прошлый месяц и отчет по экспорту за прошлый год – зло смотрит на Смельчакова Алевтина Петровна.
- Да не моя это куча! – наконец выпаливает Смельчаков. – Это Ивана Иваныча.
- Как? – обе экономистки недоверчиво смотрят на маленького, но важного начальника.
- Это? Ну, это я тут в столе немного прибрался – как бы оправдываясь, выдавливает из себя Иван Иваныч. – Я это, как-нибудь разберу это – он показывает на кучу.
-
Обе экономистки почти на цыпочках возвращаются на свои места, виновато переглядываясь и понимая, что попали впросак. Обеим жутко неловко.

- Иван Иваныч, а вы чаю не хотите? – жеманясь, чирикает Верочка.
- Да нет. Обедать пора.
- Э-э-э… Мы это, бумаги эти сами разберем. Графики и отчеты подошьем. Вам это, ведь некогда. Мы ж понимаем – продолжает распрямлять ту неудобную позу, в которой они находятся, Верочка.
- Да ладно. Ну что, пойдем на обед? – Иван Иваныч нежно смотрит на Смельчакова.
- Пойдемте – и оба вываливаются из дверей по направлению к столовой. Смельчаков шагает на два шага позади, изо всех сил стараясь стереть с лица предательскую ухмылку.      

Три недели спустя, устав от вечной кучи на своем стуле, Смельчаков берет ее под мышку и относит к выходу – туда, где оставляется всякий ненужный хлам. Ее забирает уборщица и куда-то уносит. Наверное, туда, куда уносится весь мусор.