Повести Б. Можаева Живой, В. Белова Привычное дело

Повести Б.Можаева «Живой» (1966) и В.Белова «Привычное дело» (1966): глубина и цельность нравственного мира человека от земли.


Оба писателя – и Борис Андреевич Можаев, выходец из рязанского села Пителина, морской офицер, и Василий Иванович Белов, выросший в вологодском селе Тимониха, окончивший в 1964 году Литературный институт в Москве – к середине 60–х годов прекрасно осознавали, что всей прозе о деревне остро не хватает одного героя: человека от земли, рядового крестьянина. Причем такого, который жил бы обычной крестьянской жизнью. Этот пробел и был восполнен повестями «Живой» и «Привычное дело».

Живой – это прозвище озорного, вызывающе дерзкого мужика Федора Кузькина (а вся его дерзость от нужды). Проработав не за страх, а за совесть вместе с женой год в колхозе, они заработали 62 кг гречихи. А у них пятеро детей. И они хотят кушать. И вот в этой экстремальной ситуации Кузькин решает выйти из колхоза. Несмотря на то, что свое решение герой обосновывает текстом Конституции и «Интернационала», разряжается скандал. Но запугать Кузькина не удается. И его исключают из колхоза, но с условием, что он в месячный срок уплатит 1700 рублей, сдаст 80 кг мяса, 150 яиц и две шкуры. Кузькин клятвенно обещает уплатить налог, но заявляет, что шкуру сдаст всего одну, потому что жена может воспротивиться, чтобы он с нее для районных дармоедов шкуру сдирал.

Вернувшись домой, Кузькин продал козу, спрятал ружье и стал ждать конфискационную комиссию. Комиссия не заставила себя долго ждать, но, обшарив весь дом и не найдя ничего ценного, убралась восвояси. Кузькин же сел писать заявление в обком партии: «Я исключен из колхоза за то, что выработал 840 трудодней и получил на всю свою ораву из семи человек 62 кг гречихи. Спрашивается, как жить?» – а в конце добавил: «Подходят выборы. Советский народ радуется… А моя семья и голосовать не пойдет».

Жалоба сработала. Пожаловали важные гости из области. Нищета Кузькиных произвела впечатление, и снова было заседание в районе, только разбиралось уже самоуправство Гузенкова (председателя колхоза) и Мотякова. Им дали по выговору, а Живому – паспорт вольного человека, материальную помощь, да еще  и трудоустроили – сторожем при лесе.
Впоследствии Кузькин переменил еще несколько мест работы – был охранником при плотах с лесом, шкипером на пристани. Расстаемся мы с героем, когда воскресший для руководящей работы заклятый враг Живого Мотяков, став во главе речного начальства, решает упразднить пристань, где работал Кузькин. Перед героем снова встает все тот же вечный вопрос: как жить. Он еще не знает, чем займется, но чувствует, что не пропадет. Не те времена, думает он. Да и человек Кузькин предприимчивый, такой в любой ситуации найдет выход.
Повесть Б.Можаева, богатая на комичные ситуации, насквозь пронизанная народно–смеховой культурой, обогатила возможности «деревенской» прозы.

Несколько иная по звучанию повесть В.Белова «Привычное дело», в которой явственно ощутим трагический подтекст.

Привычное дело – метафора крестьянской жизни. Привычное дело – это значит боготворить крестьянскую избу, свой дом, свою «сосновую цитадель» и видеть смысл жизни в семье, в продолжении рода. Привычное дело – это работать до седьмого пота и жить в нищете, спать по два часа в сутки и косить ночью тайком траву в лесу, чтобы было что есть корове–кормилице; привычное дело – когда потом это сено конфисковывают и, чтобы как–то свести концы с концами, хозяин вынужден ехать на заработки, а его тяжело больная жена идет сама косить и умирает от удара. И остаются сиротами девятеро детей. Привычное дело – когда троюродная сестра Ивана Африкановича из сострадания и милосердия берет на себя заботу о его детях.

Повесть «Привычное дело» не велика по объему, проста по составу героев – это многодетная семья крестьянина Ивана Африкановича Дрынова и его жены – доярки Катерины, их соседи, друзья. В персонажный ряд в качестве равноправных членов семьи включены и корова–кормилица Рогуля, лошадь Пармен. Вещи, окружающие Ивана Африкановича, – колодец, баня, родник, наконец, заветный бор – тоже члены его семьи.

Это святыни, опора его, помогающая выжить. Событий в повести немного: труд Катерины, поездка Ивана Африкановича в город с мешком лука ради спасения семьи, заработка. Читатель встречается с очень стыдливой в проявлении высоких чувств семейной парой.
Очень своеобразен язык повести. Зачитаем монолог Ивана Африкановича, произнесенный на 40–й день после смерти жены на ее могиле: «А ведь дурак был, худо тебя берег, знаешь сама… Вот один теперь… Как по огню ступаю, по тебе хожу, прости… Худо мне без тебя, вздоху нет, Катя. Уж так худо, думал за тобой следом… А вот оклемался… А твой голос помню. И всю тебя, Катерина, так помню, что… Да. Ты, значит, за робят не думай ничего.

Поднимутся. Вот уж самый младший, Ванюшка–то, слова говорит… такой толковый и глазами весь в тебя. Я уж… да. Это буду к тебе ходить–то, а ты меня и жди иногда… Катя… Ты, Катя, где есть–то? Милая, светлая моя, мне–то… Мне–то чего… Ну… теперече… вон рябины тебе принес… Катя, голубушка».

В приведенном фрагменте с типично крестьянскими повоторами («худо мне», «худо» вместо «плохо», «больно»), с языческим ощущением неразделимости бытия, стиранием грани между жизнью и смертью, с редкими вкраплениями патетики («Милая, светлая моя») ощутим редкий слух В.Белова на народную речь, очевидно его искусство вживаться в народный характер. Это искусство раскроется и в его «Плотницких рассказах» (1968), где спорят два «заклятых друга» Авенир Козонков и Олеша Смолин, и в большом романе о коллективизации «Кануны» (1972–1976).

Этот якобы «пассивный» герой В.Белова будет вновь и вновь активно взывать к миру о сострадании, о милосердии к деревне, будет вести мучительную борьбу за свой дом, свой семейный очаг, свое право жить цветущей, радостной, упорядоченной жизнью.