Похороны

Я тихонько сидел в коридоре, листая свежий номер «Играй и учись с Человеком-Пауком», когда дверь напротив открылась, и высунувшаяся голова пригласила меня в комнату – проститься с покойным.
Я вошел: гроб, в гробу - какой-то совершенно незнакомый мне мужик. Над гробом – одутловатая баба молча, как рыба, открывает рот. Вокруг – «прощающиеся». Можно было бы назвать их родственниками, – настолько все они были на одно лицо – если бы не их количество: столько «родственников» одного возраста ни одна русская баба пока не рожала… Странности этим не исчерпывались. Как только я вошел, мне предоставили слово, даже не намекнув, с кем, собственно, мне предлагается прощаться. Говорить следовало в микрофон, подключенный к системе караоке; играла при этом какая-то не по делу веселая музычка. Я не имел не малейшего понятия, по какому именно сценарию мне предлагалось играть, и что произойдет, если я ошибусь в выборе. В конце концов, разглядывая постно-безучастные рыла присутствующих, я решил, что здесь мне предоставляется полная свобода действий и, следовательно, можно импровизировать, а потому петь под караоке я не стал, ограничившись «стандартной» речью. Начал я сразу же с оговорки: дескать, с покойным я, к сожалению, знаком не был, а потому не буду говорить банальностей; вместо этого я прочту стихотворение, а затем спляшу вам «Камаринского»…

Стихотворение

NaCl моих капельниц
Мозгом твоим высосан.
Мальчик мой милый, маленький,
Выпит, выветрен, высушен.
Может быть, пулю в лоб?
Нет, было бы опрометчиво.
Небо за окнами - звёздами –
Холодными, злыми, вечными.
Тогда, может быть, мальчик мой, морфию?
Не время сейчас ластиться.
Потными стонами, фантомными болями нашими
Ночь бесконечная красится.

(лирический герой пляшет «Комаринского», клонированные «родственники» хлопают в ладоши и хором поют «Ах ты, сукин сын, комаринский мужик…»)