дядя Саша

Написать рассказ просто – нужно взять как образец рассказ известного писателя, заменить своим сюжетом и по одному менять слова писателя на свои.

Вообще я думаю, что никаких писателей и поэтов в природе нет.

Некоторые люди испытывают потребность записывать, а остальные ограничиваются ходом событий, личными письмами и устными высказываниями: своими и чужими.

Как только человек начинает записывать, он сталкивается с правилами записывания и пытается их соблюдать или обходить.

Писателем и поэтом считает себя человек, испытывающий влияние самого сочинительства: человек видит в себе изменения и не связывает их с деятельностью; человек считает, что ему открываются миры в результате его собственной значимости.

Причём поэту миры открываются совершенно невообразимые вследствие особого способа подбора слов и образов для стихов в сравнении с прозой.

На самом деле имеет место обычная профессиональная деформация личности и чем более развита личность, тем в большей степени она подвержена влиянию на себя вида деятельности.

Талантливый человек видит больше и больше переживает.

Но приступим собственно к рассказу.

Начинается рассказ осенью 1986 года.

По стране шагали: перестройка,  гласность и ускорение.
Собственно шагала только перестройка, а гласность и ускорение характеризовали шаги.
В разгаре была борьба с пьянством и алкоголизмом.

Двадцати лет отроду, я учился в институте, проживая при нём в общежитии.

Каждую третью ночь я дежурил сторожем на стройке институтской котельной, то есть спал не на железной койке с матрацем, а на дерматиновом диване и допоздна мог читать лёжа, не мешая соседям.

Читал я «Литературную газету», купленную за 20 копеек в газетном киоске на «пятачке» - с возможностью купить и читать «Литературку» в те годы связано у меня самое большое ощущение свободы в жизни. Газета, почти без комментариев, приводила факты нашей недавней истории. Никогда после я не встречал такого плотного и объёмного потока фактической информации без оглядки на личности и последнее выступление главы государства.

До перестройки «Литгазета» славилась публикациями иного, но тоже резкого плана и купить её было невозможно, а выписать крайне сложно – подписка считалась лимитированной и, например, моя мама, для того чтобы подписаться на «Литературку» занималась общественной подпиской на газеты и журналы на комбинате.
При этом легко было выполнить задание на газету «Правда» - её подписывали все члены КПСС. Сложнее было с газетой «Труд» - её брали плохо. За выполнение плана подписки давали дополнительную возможность выписать журналы «Наука и Религия», «Юный натуралист» и «Вокруг Света».

Стройка новой котельной стала первой ласточкой перестройки в нашем институте: организациям повсеместно разрешили  жить на принципах хозрасчёта.

Котельную проектировали и строили собственными силами, но нужна была подрядная организация, и ей числилось некое стройуправление, выделившее дядю Сашу – высокого мускулистого прораба лет 55-ти.

У нас – студентов-сторожей – закрепилось, видимо с его согласия, это обращение – дядя Саша – нехарактерное для производственных отношений возникающих между производительными силами.

Дядя Саша приходил по утрам, будил сторожа и проводил летучку с двумя каменщиками, которым в помощь выделялись студенты.

Потом дядя Саша ходил по котельной, один или с профессором – проректором по научной работе института – и объяснял ему ошибки в проекте.

Одевался дядя Саша на работу лучше проректора: он часто надевал светлый плащ и костюм с галстуком; стрелки на его брюках всегда вострились.

Наблюдая за общением проректора с дядей Сашей, я удивлялся: проректор не только уважал дядю Сашу, но даже немного заискивал перед ним.

Часам к 10-ти утра дядя Саша уезжал на трамвае на другой объект и до-завтра не появлялся.

С нами – сторожами – он разговаривал мало: «Вставай, студент», «Следи за электроприборами» и так далее.

Пару раз в месяц дядя Саша устраивал вечерние внезапные проверки вагончика сторожей, главным образом, как я сейчас понимаю, беспокоясь за безопасность: нашу и вагончика.

Он видел, что я читаю, но никак не реагировал.

С дядей Сашей – простым прорабом перестройки – связано у меня очень сильное воспоминание.

Среди встретившихся мне в жизни людей он оказался первым, кто ясно и недвусмысленно заявил: «Личное счастье человека ни в коей мере не зависит от государства и мироустройства».

Однажды мы с кем-то из товарищей болтали поздно вечером в вагончике за чаем.
Я подчёркиваю: в то время за употребление алкоголя в институте отправляли прями в Афганистан – я до сих пор практически не пью алкоголь.

Появился с внезапной проверкой дядя Саша, и мы разговорились.

Оказалось, он много строил на Севере и поздно женился, осев в средней полосе.

Надо сказать, что мне и до этого встречались люди, которые игнорировали значимость общественных и политических процессов, происходящих в государстве, и даже люди – это были в основном цыгане, рядом с которыми я вырос – не знающие в чём разница между социализмом и капитализмом.

Но их жизненная позиция сводилась к размеру зарплаты и стоимости водки.

Встречались мне и диссиденты, отрицавшие преимущества социализма.

Дядя Саша был не таков.
Он хорошо ориентировался в происходящем в стране и имел своё мнение о лидерах; даже фамилии учёных-теоретиков перестройки: Бунича, Абалкина, Аганбегяна и Заславской были ему знакомы.

Но дядя Саша воспринимал всю перестройку, весь наш общественный строй, политику, КПСС и её ленинский ЦК, как обёрточную бумагу, в которой подаётся к его столу ежедневный суповой набор.

Дядя Саша внимательно, не перебивая, выслушивал мои реплики и отвечал на них примерно следующее: «Человек становится коммунистом, чтобы меньше работать и больше зарабатывать за счёт привилегий».

Я ухватился за эту мысль и заявил, что разную покупательную способность рубля у разных слоёв населения можно устранить.

Дядя Саша сказал, что в этом случае коммунисты будут просто больше получать зарплату.

В конце концов, - утверждал дядя Саша, - никаких коммунистов на свете нет, а есть люди, которые хотят меньше работать и больше зарабатывать и они всегда найдут, как это сделать за счёт болтовни.

Человек же, - говорил дядя Саша, - может быть в равной степени счастлив и несчастлив при любом политическом строе. Для этого человеку нужно здоровье, нормальная женщина, зарплата, жильё и дети не сволочи.

Ещё он посоветовал мне не высказывать подобные мысли: студента за такие слова могут выгнать из комсомола и института, а про дядю Сашу, якобы, скажут: «Какой сознательный рабочий».

Мне ещё нет 55-ти лет, и я не уверен в правоте дяди Саши, но постепенно приближаюсь к его политической позиции.

Поведение моё при этом, правда, мало изменяется: я ем, сплю, люблю и дежурю по ночам.

Что характерно. Я и тогда по ночам сочинял.
Например, после ухода дяди Саши я написал в ту ночь примерно следующее литературное произведение.

«Я, такой-то, настоящей распиской удостоверяю своё обязательство любить такую-то до конца своей жизни. Никакие обстоятельства не в силах снять с меня данное обязательство, которое может быть предъявлено мне в любое время и в любом месте с непосредственным требованием исполнения».

Поставил дату и подпись.

А утром до начала занятий вручил это произведение читательнице, получив за это яичницу и кофе.