Савитри

Шри Ауробиндо. «Савитри» http://ty-sleduyuschi.narod.ru/aboutsavitry.html

 
В незыблемом безмолвии души,
Всем существом стремясь к единой цели,
Величествен, покоен, одинок,
Он восседал, надеждой во плоти,
На пьедестале царственном молитвы. ...
Среди трудов космических божеств
Он центром был вселенского свершенья,
Мечтая в прозорливой страсти духа
Возвысить род людской в подобье Бога
И мир земной призвать навстречу свету
Иль новый мир открыть иль сотворить.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
КНИГА ПЕРВАЯ
КНИГА НАЧАЛ

Рукопись одного из ранних вариантов
начального фрагмента «Савитри»
ПЕСНЬ ПЕРВАЯ
Символическая Заря
БЫЛ час, когда готовы пробудиться Боги.
Преградою всевышнему Событью,
На рубеже Безмолвья, одинока
В безвременье своем, как в темном храме,
Гигантской, мрачной думой стыла Ночь.
Разверзлась, непроглядна и черна,
В знаменьи грозном той незрячей грезы
Пучина бесконечности бесплотной;
Весь мир заполонил бездонный ноль.
Безмерный падший дух, воскресший к жизни
Среди предвечного Небытия,
Желая кануть вновь во чрево Тьмы,
Презрел загадку вечную рожденья
И таинство мучительное смерти
И жаждал сгинуть в  Не_ быти пустой.
Словно в истоке мрачном мирозданья,
Неведомого призрак онемелый,
Твердя вовек несознанное действо,
Блюдя вовек несведущую волю,
Хранил вселенский сон незрячей Силы,
Что в забытьи своей творящей дремы
Светила возжигает и несет
В сомнамбуличном вихре наши жизни.
Сквозь беспредельный, тщетный транс Пространства—
Аморфный ступор без ума, без жизни,—
Тенью вращаясь в Пустоте бездушной,
Заблудшая опять в бездумных грезах,
Земля влеклась, покинутая в безднах,
Забыв свой дух, забыв свою судьбу.
Безлико, тускло, немо небо снуло.
Вдруг в недрах мрака что-то шевельнулось...
Невнятный вздох, бездумная Идея—
Упрямо, не утолено, бесцельно,
Нечто, желая быть, но как — не зная,
К Неведенью будило Несознанье.
Спазм, отозвавшись трепетом во тьме,
Впустил неутоленную потребность,
Что издавна покоилась бессильно
В безлунной подсознательной пещере,
Но поднялась, ища пропавший свет
Ослепшим оком памяти истлевшей—
Как тот, кто ищет прежнего себя,
Но видит прах лишь своего желанья.
Словно и в недрах Несуществованья,
В пучине безысходного распада
Беспамятная уцелела сущность —
Погубленного прошлого частица,
Воскресшая на муки и борьбу
Во мгле несостоявшегося мира.
Сознанье смутное в тоске о свете
Предощутило отблеск дальней нови.
Как детский перст, коснувшийся щеки,
Напомнил о бескрайней жажде мира
Всепозабывшей Матери вселенской,—
Младенец-пыл вцепился в бездну тьмы.
Неощутимо где-то брешь возникла:
Разлетом тонким трепетный просвет—
Улыбки луч, блеснувший в мертвом сердце,
Встревожил дали тусклой спячки жизни.
Придя с обратной стороны безбрежья,
Небесный взор проник в немые глуби;
Разведчик, что в дозор направлен солнцем,
Казалось, он в тяжелом сне вселенском,
В оцепененьи страждущего мира,
Искал забытый, одинокий дух,
Что слишком пал, чтоб вспомнить вновь блаженство.
Пресветлой вестью в космосе бездумном,
Он крался в неподатливую тишь,
Зовя на путь сознания и счастья,
И, побеждая мрачный транс Природы,
В ней снова зренье пробуждал и чувство.
И мысль запала в бездны Несознанья,
И чувство родилось в пучинах мрака,
И память встрепенулась в сердце тленья,
Словно душа погибшая воскресла—
Но за паденьем следует забвенье,
Что затмевает свод скрижалей прошлых,
И нужно все, что было, вновь построить
И прежний опыт выстрадать опять.
Прикосновенье Божье всемогуще.
Надежда ожила, осмелясь быть
В том безнадежном равнодушье Ночи.
Словно ниспослан во враждебный мир
Тревожной, робкой милости порывом,
Осиротев и тщась найти свой кров,
Скитающимся дивом бесприютным,
В далекий уголок небес проник
Призыв неясный чудоfмановенья.
Преображающим прикосновеньем,
Будя инертность черной немоты,
Очарованья трепет тронул Божьи шири.
Манящей дланью бледный свет волшебный,
Лучась над краем тающего часа,
Воздвиг ворота грез на бреге тайны—
Златые двери в радужном проеме.
Окном заветным, одинокий светоч
К прозренью влек слепую бездну мира.
Мрак ослабел и соскользнул покровом
С простершегося тела божества.
И сквозь разрыв туманный, что, казалось,
Едва ль пропустит каплю света солнц,
Низлились откровение и пламя.
Вновь краткий вечный знак явился свыше.
Красою запредельностей заветных,
Блистая многоцветием Незримого,
Посланьем сфер немеркнущего Света,
Пылая над трепещущим творением,
Заря восстала аурой чудесной
И погребла в часы величья семя.
Мгновенья гостем, божество сияло.
На горизонте жизни светлый Образ
Объял чело плененное земли.
Поведав тайны красоты и счастья
Мистическими письменами цвета,
Он начертал глубокое преданье,
Завет лучистый на странице неба,
Глаголя о величьи зорь духовных.
Почти в тот день явилось Откровенье,
Что нам пророчат мысли и надежды.
Незримой цели одинокий проблеск
Почти проник в бессмысленную Тьму.
Вновь раздались шаги в пустынных Ширях.
Безбрежья кладезь, Лик тиши счастливой
Приподнял вежды вечные небес;
Казалось, близко Явь блаженств далеких.
Посланница меж вечностью и тленьем,
Всемудрая Богиня преклонилась
К земле сквозь беспредельность звездных бездн,
Объявших судьбоносный ход светил,
И мир нашла для стоп ее готовым.
Она еще раз полуобернулась,
Вбирая солнце тайное свое,
И погрузилась в свой бессмертный труд.
Земля узнала близкий шаг Нетленной:
Ее услышал чуткий слух Природы,
К ней обратила взор безбрежный ширь,
И, разлетевшись по заветным глубям,
Ее всеозарившая улыбка
Зажгла огнем безмолвие миров.
Все стало посвященьем и обрядом.
Воздух дрожал, связуя землю с небом;
Крылатый гимн мольбы великой ветра
Взмывал и ник над алтарем холмов;
Ветви стремились к небесам отверстым.
Здесь, где наше полутемное невежество
Мерцает на краю пучин бездонных
В немом плену двусмысленной земли,
Здесь, где неведом каждый новый шаг
И Правда зиждет трон во тьме сомненья,
На этом тяжком поле мук и риска,
Простертом под бесстрастным Взглядом свыше,
Что равно зрит на радость и на горесть,
Наш косный прах будил упорный луч.
Здесь прозорливый взгляд и озаренье
В обычных формах высветили чудо...
Но скрылось, ослабев, знаменье свыше,
Ненужное, угасло в царстве смертных.
Святая жажда вслед ему стремилась,
Моление Присутствию и Силе,
Чрезмерно совершенным для земли,
Для смертию закованных сердец,
Предвиденье грядущей чудо-нови.
Лишь ненадолго Божий свет нисходит:
Духовной красоты очарованье,
Собою озаряя взор людской,
Живит восторгом, тайной маску праха
И расточает вечность в пульсе лет.
Как на пути своем к черте рожденья,
С Вневременьем связуя смертный час,
Искрою божества в могиле плоти,
Душа тускнеет в планах Несознанья,
Так пыл недолгий дивного огня
Растаял в светлом воздухе привычном.
Прервалась весть и удалился вестник.
Единый Зов, единственная Сила
Влекли назад в далекий, тайный мир
Оттенок, прелесть горнего луча:
Она уж не взирала в наше тленье.
Божественный избыток красоты
Не мог тиранить больше очи смертных;
Невыносимым чудом в царстве бренном,
Растаял в небе лик ее пресветлый:
Диковинность и дивность удалились.
Настал обычный свет земного дня.
Отпущенный из краткой передышки,
Опять неугомонной Жизни гам
Пустился в круг ее слепых исканий.
Все возвратились в плен своих забот;
Земли и древа тысячное племя
Предалось нуждам мимолетных мигов,
И, здешний вождь с блуждающим умом,
Единственный, кто ищет смысл в грядущем,
Понес свой тяжкий жребий человек.
Савитри тоже пробудилась с ними,
Спешившими скорее подхватить
Глашатая блистающего песнь,
Восславить эфемерный жребий свой,
Свою частицу призрачного счастья,
Пленившись красотой путей манящих.
Созданье вечности, ее пославшей,
Той скудной радости она не вняла;
Чужак могучий в этом бренном царстве,
Всевышний Гость безмолвствовал внутри.
Тот зов, что возбуждает бренный ум,
Изменчивую страсть его погони
Иль трепетный мираж его желанья,
Входил ей в сердце сладкой чуждой нотой.
Не для нее был преходящий свет—
Послание, подверженное тленью.
Она терзалась мукою богов,
Плененных в нашем бренном, косном прахе,
Бессмертных, покоренных смертью плоти.
Природы высшей радость в ней жила,
Но горний цвет ее златой померк
На скудной почве горестной земли.
В пучинах Времени струею узкой,
Ничтожна, тленна, Жизнь отторгла силу,
И ширь сознанья, и блаженства пыл,
Что принесла она в земную форму,
И тихое бестрепетное счастье,
Что обручает душу с целым миром,
Ключ к пламенеющим дверям экстаза.
Земное семя, что взрастать не может
Без влаги удовольствия и слез,
Отвергло дар нетленного восторга

И дочери безмерности в ответ
Взрастило страстоцвет любви и рока.
Казалась тщетной ныне чудоfжертва.
Одарена божественностью щедрой,
Всю душу, всю себя, все, чем была,
Она пожертвовала человеку,
Свой вышний дух стремясь ему привить,
В его телесной жизни прорастить,
Чтоб небо прижилось на смертной почве.
Непросто изменять земную суть;
Прикосновение нетленных сфер
Невыносимо для природы бренной:
Пречистая божественная мука—
Вторжение эфира и огня—
Рождает в ней лишь трепет, ропот, страх;
Ее гнетут безоблачное счастье
И свет, что принесет оно с собой,
И обнаженной Истины всесилье,
И всемогущий, сладкий горний Глас.
Законом бездны притесняя выси,
Она ввергает в грязь посланцев неба,
Встречает терниями падшей персти
Спасительные руки Благодати,
Божьим сынам готовит смерть и боль.
Блистанием зарниц во мраке мира,
Их мысли-солнца гаснут в тьме умов;
Их труд прейдет, их благо станет злом,
Крест — их цена за царственный венец,
И лишь сияет Имя после них.
Явился огнь, зажег сердца и скрылся;
Немногие уберегли то пламя
И к высшей жизни вслед за ним взошли.

Придя спасти, возвысить падший мир,
Она своим величьем столь нездешним
Теснила грудь незрячую его,
И из его глубинных смутных бездн
Восстал в ответ ужасный тяжкий отклик—
Ее удел в борьбе, паденьи, скорби.
Бессмертная избрала участь смертных—
Юдоль страданий, жизнь под гнетом смерти.
Так, пойманная в плен земных судеб,
Застыв в преддверьи рокового часа,
Простившись со своим врожденным счастьем,
Приняв покров земной унылой жизни,
Не открывая горя даже близким,
Богиня возвышалась смертной долей.
Отделена предвидением мрачным
От всех, кому была звездою и опорой,
И слишком велика, чтоб разделить
С другими гнет опасности и боли,
Она хранила скорбь в истерзанных глубинах.
Как тот, кто за людьми следит слепыми,
Приемля гнет несведущего рода,
Врага в себе питая мукой сердца,
Неведомо для всех неся свой рок,
Без помощи извне и без поддержки
Она должна, страшась, предвидеть и посметь.
Предвещенное роковое утро
Настало ныне, зачиная день,
Казавшийся совсем обычным днем:
Природа, вечно шествуя вперед,
Вдруг отнимает душу, губит жизнь
И путь свой продолжает беззаботно—
Лишь человек оплакивает павших
И Божье Око примечает все.

Но даже в этот час душевной муки
Пред ликом грозным ужаса и смерти
Ни вопль отчаяния, ни зов надежды
Не разомкнули уст ее безмолвных;
В себе она хранила боль свою
И лишь молчала, мужества полна,
И лик ее хранил печать покоя.
Но все же все борения и муки
Лишь внешнее затрагивали «я»:
В ней даже человеческая сущность
Являла образ полубожества,
И дух ее был вездесущим Духом,
Природа — обнимала всю Природу.
Живя в себе, она несла все жизни;
Уйдя в себя, она вмещала мир,
И боль ее вобрала скорбь вселенной,
И мощь ее росла из сил вселенских:
В ней Матери миров жила любовь.
И в зло, что поразило корни жизни,
Чьим символом была ее беда,
Меч горьких мук своих она вонзила.
Вселенной сердце, одинокий разум,
Навстречу року поднялась она,
Приняв неразделенный труд Бессмертной.

Сначала жизнь не скорбела в ее обремененной груди:
В объятьях первородной дремоты земли,
Инертная, нашедшая освобождение в забвении,
Простершись, она покоилась в бессознательном отдохновении
на краю разума,
Замерев в глухом успокоении, как камень или звезда.
В глубоком ущелье безмолвия между двух царств
Она лежала вдали от горя, нетерзаемая заботой,—
Ничто не напоминало о поджидающей здесь скорби.
Затем, словно тень, в ней шевельнулась
медленная слабая память
И со вздохом она положила руку себе на грудь
И ощутила близкую нестихающую боль,
Глубинную, затаенную, старую, прижившуюся на своем месте,
Но еще не знала, почему она была там и откуда взялась.
Сила, зажигающая восприятие разума, еще не вернулась к ней:
Тяжело и нехотя пробуждались слуги жизни,
Словно работники, лишенные всякого заработка радости;
Пригасший факел чувств угрюмо отказывался гореть;
Не получающий помощи мозг не находил своего прошлого.
Лишь смутная земная природа владела бренной оболочкой.
Но вот по ее членам пробежал трепет и ее жизнь разделила
космическое бремя.
Откликнувшись безмолвному зову тела,
Ее могучий далеко залетевший дух странствовал обратно—
Обратно под ярмо неведения и судьбы,
Обратно к труду и тяготам смертных дней,
Освещая себе путь сквозь странные символические видения
По отступающим морям сна.
Ее природный дом ощутил невидимое сотрясение,
Внезапно озарились затемненные покои жизни,
И створы памяти раскрылись навстречу скоротечным часам,
И утомленные стопы мысли приблизились к ее дверям.

И все вернулось к ней: Земля, Любовь и Рок—
Извечные борцы вокруг воздвиглись,
Гиганты, что схватились в безднах ночи.
И началось богов противоборство,
Рожденных из пучины Несознанья:
В тени ее пылающего сердца,
Во мрачном центре страшного сраженья,
Суровым стражем безутешной бездны,
Наследник вековечных мук земли,
Стыл богоравной Боли истукан,
Вперясь в пространство беспросветным зраком,
Что зрил не жизни цель, но вечность скорби.
Томим своим божественным терзаньем,
Прикован к своему престолу, ждал он,
Неутоленный, ежедневной дани
Ее таимых непролитых слез.
Вновь жизни смертной ожил яростный вопрос.
И жертвоприношенье муки и желанья,
Что воздает земля бессмертному Экстазу,
Возобновилось вновь под вечной Дланью.
От сна очнувшись, медлила она,
Перенося мгновений ход сплоченный,
И глядя на цветущий грозный мир,
И слыша крик невежественных тварей.
Среди привычных образов и звуков
Ее душа противостала Року.
Безмолвствуя, она копила силу.
Так наступил день смерти Сатьявана.
Конец Песни первой

ПЕСНЬ ВТОРАЯ
Миссия
MЕЖ тем, укрывшись в тайных сферах мысли,
Средь прежних сцен стремился ум ее,
В ожившем прошлом, свой конец познавшем,
Умершем, но живом вовеки в ней;
Истлев и сгинув прочь из тленных глаз,
Незримый, судьбоносный призрак «я»
Нес в зыбких недрах будущего явь.
По следу тающих событий вспять
Стремился ток часов неумолимых,
И на брегах таинственной реки,
Где жили, минув, милые обличья
И формы тонкие вещей прошедших,
Ее свидетель.дух вновь озирал былое.
Пробудившись, Савитри странствует в пространствах своей па
мяти: перед ее внутренним взором, словно в лучах многокра
сочной пламенной зари, проходит вся ее жизнь, ее широкие
главные дороги и милые сторонние тропки; все, о чем она ког
да.то мечтала, на что надеялась, чем была, словно на орлиных
крыльях пролетает в небесах воспоминаний: светлая страна
дней ее детства, голубые горы ее парящей юности, райские ро
щи и павлиньи крылья Любви и потом — недолгая радость,
омраченная тенью рока, в последнем повороте ее жизни, где
небеса состязались с адом. Она вспоминает последние двенад
цать пылких месяцев, которые вели к этому дню судьбы.
Иногда, когда человек приближается к Богу, на него опускает.
ся совершенный мрак: приходит час, когда все средства его
природы отказывают, и ему приходится отбросить свою по
верхностную душу и быть своим сокровенным подлинным «я».

Ныне этот час настал для Савитри. Она достигла точки, ког
да вся ее жизнь должна потерять свой смысл — или же, про.
будив в себе изначальную нерожденную сущность, она своей
волей должна отменить судьбу своего тела.
Ибо только вневременная сила нерожденного духа может
сбросить ярмо, налагаемое рождением во Времени. Только
высшая Личность, создающая это бренное подобие личности,
может победить непреложный ход кармического закона,
связующий эти несчетные жизни и имена, отменить влияние
забытых мыслей и дел и ниспровергнуть наследие наших
отживших «я» и канувших форм, слепо принимаемое телом
и душой.
Ведь наша судьба — плод энергий, которые мы привели в дей.
ствие в прошлом. И ныне Савитри силой своей одинокой ду.
ши должна низложить власть космического закона причины
и следствия, отмести с пути глыбу своего прошлого — пре.
пятствие на пути Бессмертной, низошедшей в бренный мир,
и сотворить заново свою судьбу.
В столкновении первородных Богов ее душа должна вступить
в противоборство с воплощенным Небытием и во вселенской
пещере смерти отстоять беспомощные притязания гибнущей
жизни и свое право быть и любить.

Ей предстоит изменить страшный уклад Природы, исчерпать
прежний счет страданий, отменить затяжной множествен.
ный долг души перед Временем и сокрушить ее тяжкое раб.
ство во власти у кармических Богов, преодолеть медленное
возмездие ничего не забывающего Закона и глубокую необ.
ходимость вселенской боли, и тяжкие жертвы, и трагические
последствия.
Ей предстоит посмотреть прямо в глаза бессмертной Смерти
и своим обнаженным духом измерить ночь Бесконечного.
Последние долгие дни прошли тяжкой и вместе с тем слиш.
ком быстрой поступью, словно броненосная рать, неудержи.
мо шагающая навстречу року, — и теперь великий скорбный
час был недалек.
Любящие близкие вокруг нее ни о чем не догадывались,
и лишь ее закованный в броню дух следил за ходом послед.
них часов среди уединенной красоты великих безлюдных
лесов.
Воительница на ужасной безмолвной арене, безвестная миру,
она в одиночку стояла за весь мир, черпая поддержку и опо.
ру лишь в своей внутренней Силе. И только Боги свыше
и Природа внизу, на земле, были свидетелями этой могучей
битвы.

Вокруг расстилалась красота природы: бескрайние умуд.
ренные леса, строгие величавые холмы, устремленные к небу,
чудные беспечные цветы посреди роскошной изумрудной зе.
лени, пронизанной солнечными лучами, — такова была уеди.
ненная сцена, на которой развернулась битва ее души с судь.
бой. Здесь ее дух достиг своей высшей стати.
Одухотворенная тишина титанических безмолвий, осеняю.
щая необозримые лесные просторы, обняла ее своим безгра.
ничным одиночеством и открыла ей обнаженную реальность
ее души.
Здесь она жила среди величия и уединенности лесного
царства, на лоне могучей первозданной природы, в окруже.
нии сонма терпеливых созерцательных дерев под задумчивой
негой сапфирного небосвода; и в условиях простой отшель.
нической жизни, избавляющей человека от бремени нескон.
чаемых нужд и забот, на протяжении торжественных мед.
ленно шествующих месяцев она обрела в себе глубокое про.
странство для размышления и для Бога.
Здесь был прожит великолепный пролог ее драмы в блажен.
ном единении с возлюбленным, когда часы забывали идти
к року и горю.

Здесь с внезапностью, свойственной божественным пришест.
виям, повторяя чудо своего первого нисхождения, пре.
ображая восторгом серое земное окружение, к ней пришла
Любовь, тенью скрывая в себе Смерть.
Любовь обрела в Савитри свою совершенную обитель. С тех
пор, как начался рост земного существа к небу, на протяже.
нии всей нелегкой истории человеческого рода, исполненной
тягот и испытаний, никогда ни в одном создании не проявля.
лись с такой полнотой ее великолепие и сила, этот испытую.
щий пламень божества в наших членах, эта молния с высших
высей, озаряющая наши бездны. Ибо Савитри была непо.
хожа на обычных смертных.
Все говорило в ней о высшем роде.
Обняв земной простор, высок и светел,
Единый с небом, юный дух ее,
Паря в мирах безмолвия и чуда,
На крыльях Мысли уносился в вечность.
В ней негасимая пылала воля;
В ней, морем белой искренности, разум
Вскипал волнами горней чистоты.
Как жрица непорочного экстаза,
Мистическое совершая действо,
Танцует, зову Истины подвластна,
В пророческой обители богов,
Так сердце тишины в ладонях счастья
Питало током вдохновенным тело,
Подобное предвестию зари,
Укромной нише, скрывшей божество,
Златой двери во храм надмирных таинств.
В ее деяньях жил бессмертный ритм;

Глубокий отклик пробуждала в душах
Ее улыбка, взор ее блаженный
Земную полнил жизнь красой небес.
В ней ликовало жертвенности пламя;
Ее великодушие, как солнце,
Своим величьем озаряло жизнь
И словно возвышало все вокруг:
В ней доброта сияла нежным светом
И билась страсть дыханием высот.
Как птицею взвивается душа
Из царства бурь на крыльях утомленных,
Стремясь обратно в лоно тишины,
В обитель мира, в небеса покоя,
Так из огня ее медвяных рек
Усталый пил живительную силу
И воскрешал в себе обычай счастья,
Вбирал ее пресветлое сиянье
И нежился в игре тепла и цвета.
Ее благая внутренняя помощь—
Обитель состраданья, тихий храм—
Ворота открывала в поднебесье;
Любовь ее вселенную объяла,
Весь мир укрылся в сердце у нее.
Там всюду был возвышенный эфир—
Не душный воздух замкнутого эго;
Там жил великий бог неутоленный:
Поток его небесного дыханья
Божественность повсюду пробуждал.
Во тьме ее глубин таился свет.
В ней были и Молчание, и Слово,
И континент незыблемого мира,
И океан бессмертного огня;
Она была безмолвьем, силой свыше.
В ней бог Любви нашел широту, подобную собственной, в ней
он заново обрел свой высокий, теплый, тонкий эфир и жил
в ней как в своей естественной обители. В ней он встретил
собственную вечность.
До сих пор Савитри — этот божественный луч свыше — ни
разу не встречала на своем пути горестной преграды. В ней
проявилась нерожденная Сила, которая даже на бренном ло.
не этой рискованной, ненадежной земли сохраняла свою
высшую неприкосновенность — с тех самых пор, как в этом
вместилище, оживляемом смертным дыханием, она открыла
очи, сиявшие в родстве со счастливыми звездами, где жизнь
не подвержена горестным перипетиям, и помнившие красоту,
недоступную взору смертных, и с удивлением взирала на этот
мир недолговечных форм, нанесенный на холщовые полотна
мерцающего Времени.
Даже низойдя сюда, чтобы принять на себя человеческое
бремя, она сохраняла поступь, присущую богам. Дыхание
земли не смогло омрачить этого блистающего зеркала: неза
пятнанное пылью смертной атмосферы, оно по.прежнему
отражало в себе духовную радость неба.
Кто жил в ее сияньи, мог узреть
Ее подругу из нетленных сфер,
Нисшедшую из царств недостижимых
За нею вслед, в ее зовущий свет,—
В разлете огнебелых пылких крыл
Драконоптицу вечного блаженства,
Парящую над бденьем дней ее:
Покойный щит небес хранил дитя-мессию.

Ее ранние годы были озарены светом и подобны золо
тым одеяниям проходящих богов; ее юность царила в тихом
счастье.
Но радость не может длиться вечно: в земных вещах скрыва
ется мрак, который не может долго выносить слишком счаст
ливой ноты.
И вот на нее тоже легла эта неотвратимая Длань: во всеору
жии своего бессмертного духа она оказалась в западне Вре
мени. Ею занялся тот, кто встречает всех обремененных ве
ликой ношей: сомнительное божество, через испытания от
крывающее путь вперед, смертью, падением и горем подхлес
тывающее дух на его дороге, озарило своим факелом боли
бездну незавершенного мира и призвало Савитри заполнить
ее своей беспредельной душой.
Выполняя ужасающий стратегический замысел Вечного, этот
покойный безжалостный бог соизмерил предлагаемую труд
ность с могуществом Савитри и разверз перед нею пропасть
более глубокую, чем приходится преодолевать всем осталь
ным. Бросая вызов ее божественной сути, он заставил ее
сердце сопережить то, что испытывают страждущие сердца
обычных людей, и вынудил ее силу направиться предназна
ченным ей путем.

Для этого она родилась смертной:
Сразиться с Тенью низошла она,
Познать загадку бренного рожденья
И жизни краткий бой во тьме Материи.
Смириться с тьмой, неведеньем и смертью
Иль властно проторить пути к Бессмертью,
В божественной игре за человека
Поставить на кон все и победить
Иль проиграть в той партии с Судьбою—
Такой душе ее достался жребий.
Но не смиряться, не страдать она пришла;
Вести, освобождать — ее удел великий.
Это было не обычное существо земного производства, со
зданное в угоду беззаботным Силам.
Зыбкий образ, мнимо оживающий на экране Судьбы в скоро
течном фильме; или жертва кораблекрушения, скитающаяся
в океане Желания и мечущаяся по волнам безжалостной сти
хии игрушкой яростных вихрей, затерявшейся в безднах об
стоятельств; или подневольная тварь, рожденная чтобы
гнуться под ярмом и забавлять своенравных владык Времени;
или еще одна из множества пешек, чей удел — быть передви
нутой всего на одну клетку вперед на бесконечной шахмат
ной доске в партии земной души с Роком, — такой предстает
фигура человека, начертанная Временем. Но не такой была
Савитри: это был сознательный сосуд, самородная Сила.
Но не лоскут земной непрочной ткани
В руках небрежных равнодушных Сил—
Она собой явила на земле
Сосуд Сознанья, самородной Мощи.

Здесь, в этой загадке Божьего сумрака, в этом странном не
надежном компромиссе ограничивающей Природы с безгра
ничной Душой, где все подвластно то ли упорядоченному
Случаю, то ли беспорядочной слепой Предопределенности,
духовный огонь не решается вспыхнуть слишком сильно.
Если бы здесь вдруг воспылало могучее первородное Пламя,
оно поколебало бы все устои и мерила и земля могла бы не
выдержать бремени Бесконечного.
Весь этот материальный мир — лишь безмерная темница:
каждый путь здесь преграждает вооруженный каменногла
зый Закон; у каждых врат высится исполинский сумрачный
страж. Серый трибунал Неведения, инквизиция жрецов Но
чи, вершит суд над странницей.душой; скрижали двойствен
ностей и кармическое предначертание сковывают в нас тита
на и бога: бич боли и сребреники радости сохраняют незыб
лемым вращение грандиозного Колеса.
Разум, стремящийся к высотам, сдерживают оковы; сердце
стесняют печати, не давая ему стать слишком большим и рас
пахнуться слишком широко; Смерть преграждает путь пер
вооткрывательнице Жизни.
Так сохраняется самодержавная власть Несознания, в то
время как медленно проходят витки эпох, и Животное пасет
ся в священном саду, и золотой Сокол уже не может проле
теть в небесах.

Но вот нашлась та, которая восстала и зажгла беспредельное
пламя. Привлеченная к суду мрачной Силой, ненавидящей
всякое блаженство, в ужасном судилище, где жизнь должна
расплачиваться за радость, осужденная механистичным пра
восудием на горестное наказание человеческих надежд, она
не склонила головы перед неопровержимым приговором,
не обнажила беспомощного сердца для удара судьбы.
Так вынуждена смиряться уморожденная воля в человеке,
покорная утвержденным издревле предписаниям, безропот
но подчиняющаяся низшим богам. Но в ней сверхчеловек
свое посеял семя. Не желая сложить свои могучие крылья
мечты, ее дух отказался довольствоваться обычным земным
уделом и пресмыкаться на заурядной почве, или под угрозой,
что весь золотой смысл ее жизни будет похищен, — прими
риться с бренным прозябанием, быть вычеркнутым из зве
здного списка или омрачить Богоданный свет черным отчая
ньем.
Привыкшее к вечному и истинному, ее существо осознавало
свои божественные истоки и не искало в смертной хрупкости
облегчения боли, как и не допускало никакой сделки или
компромисса с поражением.
Ей предстояло совершить великую работу, изречь для людей
новое слово. Слагая незаконченное сказание своей души
мыслями и действиями, запечатленными в книге Природы,
она отказалась закрыть светоносную страницу, прекратить
свое общение с вечностью или поставить подпись бессильно
го согласия под жестоким балансом мировых расчетов.

Сила в ней, которая трудилась с тех пор, как была создана
земля, осуществляя в жизни великий всемирный план, вос
противилась тому, чтобы смириться с бесплодной неудачей,
позволить лишить смысла свое рождение во Времени, подчи
нить свое высокое предназначение власти слепого Случая.
Она нашла спасение в собственном духе и ниспровергла же
лезный космический закон нерушимым правом своей всевла
стной воли. Ее подлинное величие проявилось в ней, чтобы
остановить колеса Рока. В ответ на стук Незримого в ее тай
ные врата ее могучая сила, пробужденная прикосновением
молнии, восстала из сна в тайниках сердца и вынесла удар
Того, который губит и спасает.
И волей встретив страшный марш незримый,
Прозрев его ужасный ход неумолимый,
Она противостала мировой машине;
И сердце преградило ход колесам Рока;
И встал безмерный механизм вселенский,
Столкнувшись с разумом несокрушимым,
И рухнул косный свод его законов
Во пламени души непобедимой.
Был найден вдруг магический рычаг,
Что движет тайной волей Несказанного:
Молитва, подвиг, мысли властный взлет
Даруют смертным силу Абсолюта.
И чудо предстает обычным делом,
Один могучий шаг меняет ход событий;
Единственная мысль всевластие стяжает.

Все ныне кажется безмерным механизмом,
Машиною Природы исполинской;
Извечный гнет устоев материальных,
Незыблемая цепь предначертанья,
Материи привычки вековые,
Что представляются Законом вечным,
Ярмо механистичности бездушной
Сковали человека тяжким рабством,
Лишили права на свободу воли.
Он тоже — лишь машина средь машин;
Как молот, мозг кует формовки мыслей,
Стуча, шаблоны чувств штампует сердце;
Слепая сила фабрикует душу.
Иль образ мира нам являет знаки
Шагов случайности в извечном круге,
Прикованной к столбу Материи.
Бессвязный ход бессмысленных событий
В уме стяжает иллюзорный смысл,
Иль все — лишь Жизни инстинктивный поиск
Иль колоссальный труд Ума незрячий.
Но виденье взрастает в нас и мудрость:
Природы инструмент теперь ей — царь;
В себе он чувствует свидетельное «я»,
В себе находит он сознательную силу;
Душа глядит в себя и видит Свет всевышний.
В нас Бог стоит за механизмом грубым.
И он явился в огненном триумфе
И одержал победу в человеке—
Свой тайный лик раскрыло божество.

В ней проявилась Матерь мирозданья:
Могучий выбор пламенной души,
Твердя всевластье духа над судьбою,
Остановил глухую поступь Рока,
Колес вселенских страшный ход бездумный
И марш холодный Предопределенья.
Воитель.дух, сошедший с вечных пиков,
Направил вспять судьбы мертвящий путь,
Всесилье сбил с немой личины Смерти,
И распахнул запретные врата,
Закрытые вовек, и сокрушил
Сознания и Времени пределы.
Конец Песни второй


ПЕСНЬ ТРЕТЬЯ
Йога царя:
Йога освобождения души
OТВЕТСТВУЯ всемирному желанью,
Она родилась смертной на земле.
Исканий вечных одинокий вождь,
Заглавный персонаж вселенской драмы—
Мистерии, игры, в которой ищет
Неведомый себя в несметных формах,
Свою скрывая вечность в беге дней,
И Пустота слепая рвется жить и видеть,—
Мыслитель, зодчий в сферах идеала,
Низвел ее сияющую силу,
Земли немую жажду утолив.
Из высших царств явился дух его
В наш уголок обманчивых обличий,
Первопроходец из бессмертных сфер.
Он воссиял звездою путеводной,
Знаменьем на путях земли неверных;
В нем человек, прозрачным облаченьем,
Поводыря Всезрящего скрывал.
Рожден в Пространстве4Времени вселенском,
Божественности сын законоправный,
Он Божью дань воздал земле и людям.
Хоть низошел в невежество земное,
Все ж ведал он неизреченный Свет.
Поток из Неизменности первичной
Завороженный чередой мгновений,
Иных миров он различал простор,
В непостижимых сферах черпал силу.
Знамений Запредельности хранитель,
Мечты сверхчеловеческой блюститель,
Он был отмечен памятью нездешней
И ею озарял свой путь земной.
Вся жизнь его была движеньем к Богу.

Дитя небес, питаемое щедро
Нектаром тайных родников духовных,
Влек белый луч к невидимому Солнцу.
Душа его несла с собою вечность,
И разум, как огонь, взвивался к небу,
И воля, ловчим, настигала свет.
Был каждый вздох движеньем океана,
И каждый шаг являл деянье бога,
И каждый миг был взмахом крыл могучих.
Интрижка нашей смертности ничтожной
С приходом гостя свыше вдруг предстала
Игрою Бесконечности живой.
Покров телесный — не предел всего;
Обманчив внешний вид и личность4маска;
Великих тайных сил исполнен смертный.
В суденышке его по морю лет
Инкогнито стремится вдаль Нетленный.
В нем дух таится пламенем Господним,
Всечудного пылающей частицей—
Творец своей же красоты и счастья,
Бессмертный в нашей бренной нищете.
Обличий Бесконечности ваятель,
Загадочный неузнанный Жилец,
Ведун своих же сокровенных таинств,
В немом ничтожном семени он прячет
Своей вселенской мысли широту.
Вобрав немую силу Провиденья,
Что облекает будущее в явь,
Космических ступеней покоритель,
Из жизни в жизнь идя, от формы к форме,
Сменяя воображаемые «я»,
Он видит впереди блаженный образ,
Растущий под его упорным взором,
Он зрит, как из червя взрастает бог.


Однажды странник на путях Времен
Все ж преступает вечности границы.
Проникнув в символ бренный человека,
Он ощущает свой нетленный дух
И смертности отбрасывает узы.
Зарница Вечного ему пронзает сердце
И мысль его уносится в безбрежность;
Все в нем стремится к широте духовной.
Душа его взмывает к Сверхдуше,
В жизнь нистекает океан сверхжизни.
Его питает грудью Матерь мира;
Он полнится всевышней Сверхприродой:
Его всевечный пробуждая дух,
Она творит нетленную основу
Для своего изменчивого мира
И лепит вечных сил своих сосуд.
Бессмертно в нем себя она провидит,
В созданьи труд Создательницы явлен:
В его лице ее проявлен лик,
В его глазах ее сияют очи;
Он ею стал в безбрежном единеньи.
Так Божество себя являет в смертном.
Покой Единства и активность Силы
Нисходят свыше в душу, в плоть его,
Печатью дивной целостного Бога.
Жизнь человека — долгий смутный поиск
В кругу трудов, надежд, войн, перемирий,
Что Жизнью был проложен испокон
На сумрачной материальной почве.
Взбираясь ввысь, к непокоренным пикам,
Взыскует он, огнем сражая тьму,
Непознанную тайную реальность:

Стремясь к тому, что вечно ускользает,
К мечте, что не сбылась еще доселе,
В спирали вечной взлетов и падений
Однажды всходит он к безмерной точке,
Где Тот сияет, для кого он создан,
И воспаряет в бесконечность Бога,
Взмывает за рубеж своей природы
В разлет живого света Сверхприроды.
Вот что свершалось с этим сыном Силы;
Тот высший переход вершился в нем.
Первичный и всевышний Имманентный,
Что всей Природы создает шедевр,
Вселенский Труженик рукою тайной
Наладил хрупкий прахо4механизм
И обратил его на службу небу.
Теперь Присутствие трудилось в смертном,
Сокрывшись той обманчивой завесой,
И наливало силой бренный прах,
Чтоб смертный мог принять титана бремя,
И, отесав скалу природной мощи,
Скульптурой бога в нем воздвигло душу.
Мастеровой волшебной сути «я»,
Что воплощает замысел свой сложный
В бескрайней, дивной мастерской4вселенной,
Теперь наполнил внутреннее Время
Моделями своих частей ритмичных.
И вот всевышнее свершилось чудо:
Пречистый Грандиозный, скрытый в маске,
Смог начертать в заветном лоне жизни
Свой чудный образ грезы о грядущем.
Венец архитектуры мирозданья,
Мистический союз Земли и Неба
Божественность придали смертной схеме.

Пророк родился, Гость пресветлый тленья.
Над ним исчез ума теснящий свод.
В грифоновом обличье Дня и Ночи
Расторглась брешь во всесокрывшей тверди;
Края сознанья вновь, волнуясь, слились:
Низверглись жалкой личности преграды,
С материком сомкнулся остров эго.
Мир тесных форм остался позади:
В Безвестное раскрылись створы Жизни.
Расторгнут был кабальный договор
Души земной с неведеньем Природы,
Отменены статьи условий тяжких
И вычеркнута оговорка рабства.
Разорван был запретов серых круг,
Разбит колпак блестящий интеллекта;
Неразобщенно Истина простерлась
В небесной шири новообретенной;
Все обнимало горнее прозренье;
Стесненный ум стал всесвободным светом,
В конечном «я» разверзлась бесконечность.
Стал марш его теперь орлиным взлетом.
Из ученичества в Неведеньи
Мудрость взнесла его в свою искусность:
Он был теперь души великий зодчий,
Строитель храма тайного Бессмертья,
Вневременья святого соискатель:
Свобода, мощь к нему взывали свыше;
Над полутьмою разума неверной,
Над звездами ведомой ночью жизни
Зарею занялся духовный день.

Так восходя к своей верховной сути,
Срывая человеческого узы,
Он обретал божественность свою:
Великий дух постиг великий мир.
К познанию бестрепетная воля
Посмела преступить рубеж заветный,
Что начертал Рассудок, преграждая
Полет ума, бросок души в Безбрежье.
Он сокрушил при первых же шагах
Земные наши жалкие оковы
И воспарил в привольные просторы.
В руках, обретших сказочную мощь,
Он укротил легко, как лук титанов,
Хранившийся в пещере заповедной,
Те силы, что без пользы в людях спят.
Он сделал чудо будничным явленьем
И полнил ширь божественных работ,
Блистательно обычных в этой выси,
Трудами, непосильными для смертных,
И в силе самовластного покоя
К возвышенным стремился горизонтам,
Далеким от убогих бренных дел.
К нему пришел даров духовных сонм
Наградою и украшеньем жизни.
Он причастился ясного сознанья
И жил в прозрачной радости его:
Медлительной не дожидаясь мысли,
Все постигал он виденьем глубинным;
Он обнимал весь мир единым взором,
Он видел всякой вещи тайный смысл
И больше не обманывался формой.

Читал он в душах скрытые знаменья,
Для них самих неведомые тайны,
Ума идеи знал, желанья сердца,
Из серых складок мрака извлекал
То, в чем себе не признаются люди.
Он ощущал, как радостью иль скорбью
В него, бурля, вторгалась жизнь других—
Любовь их, гнев и тайные надежды
Потоками иль волнами вливались
В недвижный океан его покоя.
Под сводами умов других он слышал
Своей же мысли вдохновленный отзвук;
Он осязал всемирной мысли токи;
Он близость осознал с иными «я»
И нес единства бремя, общих уз,
И все же был владыкой над собою,
Не скованный ничем, единосущий.
Симфониям эфирным в унисон
Былые струны в нем отныне пели,
Разбужены магическим аккордом:
Он жизнь и ум освободил от рабства
Для сладкого служения душе,
И стали нервы чуткими ладами,
Храня восторг и свет; и сделал он
Из средств телесных — песнопевцев духа.
Возвышенная сила, тонкий строй,
Коснувшись праха горней красотою,
Преобразили облик человека;
От забытья в Материи очнувшись,
Стряхнув ее владычества дурман,
Душа узрела свой глубинный храм.
В глухой стене, что окружает нас
И отделяет от безбрежий Духа,

Материи воздвигнутая силой,
Отверзлась дверь — мистический проход
К таинственности видимого сна,
Неведомый для мысли пробужденной,—
Являя то, что выше чувств земных:
Заветный мир, умом непостижимый,
Предстал в безмолвном космосе души.
Из тайных зал очам его открылись
Нетленного сиятельные царства,
Где все сбылось, о чем лишь грезил разум,
Где все, к чему стремилась жизнь, свершилось.
Он видел Совершенных в звездных высях,
Осиянных бессмертной красотою,
Хранимых в дланях вечного Покоя,
Влекомых пульсом Божьего блаженства.
Он пребывал в мистическом пространстве,
Где мысли появляются на свет,
Где воля под крылом эфирной Силы,
Всевластье Вечного, как молоко, впивая,
Взрастает, становясь подобной богу.
В оккультных залах, где живет Свидетель
За стенами, воздвигнутыми мыслью,
К проходам скрытым, к потайным убранствам
Открылись окна внутреннего зренья.
Он жил теперь во Времени едином.
Раздвинув плоти занавес тяжелый,
Он вышел на таинственный порог,
Что стережет змея, и впился взором
В мерцание бескрайних галерей,
В безмолвии внемля безмолвным сердцем,
Как близится неведомая новь.
Он озирал пустынные просторы,
Внемля шагам немыслимой Идеи…
На рубежах далеких Запределья.
Он слышал тайный Глас, Глагол всезнанья,
И видел тайный лик, наш новый лик.
Хрустальные пред ним открылись двери,
Являя путь ко внутренним мирам,
К чудесным силам, к веяньям нездешним.
И он узрел горизонты высших царств,
Постиг иные небеса и земли,
Существ, чья жизнь привольней века смертных,
И тонких тел бессмертные обличья,
Что ускользают из объятий смертных,
Деянья, что являют свет надмирный,
Движенья сверхсознательной всемощи,
Услады, что не посещают смертных,
И сцены, что прекрасней сцен земных,
И жизни, что счастливей бренных жизней.
Сознанье красоты и благодати,
Познанье, что с постигнутым едино,
Сменило разобщенность чувств и сердца
И увлекло весь мир в свои объятья.
К мирам заветным протянулся разум:
Во взоре плыли дивные обличья,
В ноздрях струились ароматы рая,
На языке небесный таял мед.
Космической гармонии канал,
Слух стал потоком чудо4восприятья,
Стремниной неземных волшебных звуков.
Из сокровенной дали в спящем «я»
Донесся глас безвестной, скрытой правды,
Что льется под покровом мирозданья,
Лишь во всеведущем безмолвьи слышный
Интуитивным сердцем, тайным чувством.

Он рек о ноше таинств заповедных
И о земной неутоленной жажде,
Он пел о небесах невоплощенных
И обо всем, что скрыл всемощный Сон.
В бескрайней драме, уносимой вдаль
В волнах стремнины Времени, что внемлет
Сомненью мира в странствии бесцельном,
Вскипал, пенился смех услады вечной
И шепот неизбывного желанья.
Раздался мира клич о счастье быть,
О высоте и мощи воли к жизни,
Душе напомнив о приходе в космос,
Скиталицей в магических столетьях,
И о ее бореньях в царстве тленья,
Исканьях тайны своего рожденья
И сладком обретеньи зова свыше,
О пульсе упоенья и согласья
Во всей усладе жизненных даров,
И о ее дыхании могучем,
Ее надежды ритме, дрожи страха
И вкусе мук, стенаний и экстаза,
И жгучем токе быстрого восторга,
И всхлипах страсти и безвечной боли.
Неслышных звуков шепчущая молвь,
Что вкруг сердец роятся, понапрасну
Отыскивая вход, слилась в кантату
Всего, что тщится обрести рожденье
И страждет, оставаясь неизвестным,
Всей сладости, которой не отведать,
И красоты, которой не бывать.
Великие космические ритмы,
Неслышные глухому уху смертных,
Слагали песни вечные свои,

Которым вторит жизнь в биеньях4строфах,
Пределы растворяя в беспредельном,
В конечном раскрывая бесконечность.
Во мраке подсознательных пещер
Послышался косноязыкий гул,
Неведения шепот первородный;
Ответствуя невнятному прошенью,
Из сферы сверхсознательного света
Слетел, молниешеий, громокрылый,
Хорал пресветлый Несказанному.
И все невыразимое открылось:
Видения и грезы, словно притчи,
Поведанные Истины устами,
Иль символы, что подлинней, чем факты,
Явили сверхреальности законы.
Бессмертные его коснулись взоры,
И жители миров неисчислимых,
Приблизившись, заговорили с ним:
Из сфер, что выше смерти и рожденья,
Нетленную пришли поведать мудрость
Те вечно живые, что для нас мертвы:
Владыки зла и короли добра,
Взывая к правосудию ума,
Оспаривали истины друг друга,
Отстаивали собственный закон,
И каждый мнил себя пророком Божьим:
Титаны темноты и боги света
За душу бились, как за ценный приз.
Как только трепет Времени стихал,
Так раздавался гимн открытий новых,—
Как звон стрелы, познаний юных песнь.
Он словно возрождался в светлом мире:
Стал каждый новый день романсом духа;

Нежданным другом, звало приключенье,
Опасность вдохновляла дух его,
Внезапной, терпкой радости порывом;
Стал откровеньем каждый новый шаг.
В высоких диалогах лилось время,
В возвышенных эпических собраньях,
С заветных уст мольбы текли медвяно
И покоряли сердце зову счастья,
И мир красы манил соблазном сладким,
И полнил вдруг восторг из сфер блаженства.
Он жил в пространстве радости и чуда.
Одарен яснослышанием чистым,
Всему внимал он, ведал обо всем.
Приблизившись к неведомым мирам,
Разбуженный реальностью нездешней,
Он отозвался беспредельным сферам
И с серебристым звоном тайных врат
В незримое метнулись взоры4молнии.
Светлело с каждым днем его сознанье
И все яснее становился взор;
Все выше он взмывал, все дальше видел;
Материи он превзошел препоны
И минул край, где мысль сменяет жизнь.
И вот из мира знаков он попал
В немое бытие за гранью мира
И озирал безы_ менную ширь.
Исчезло царство символов4обличий,
Знаменья скрылись, ведомые чувствам;
Глаза презрели образ красоты,
Посланьям тела не внимало сердце.
На крыльях безмятежных тишины
Он воспарил в безвидные просторы,
Аморфностью бездонной окружен,

Где мир пленен единым бытием,
Где все известно в свете единенья,
Где снова Дух становится собой.
Из смертного на мир взирал Всевышний
И узнавал себя во всем, что суще,
И слышал в мысли, в слове свой лишь глас.
И стало все самим собой: любовь—
Единого к Единому стремленьем,
Краса — многообразьем Одного,
Единство — многоликости душою.
Все правды стали Истиной единой,
Вновь обрели Реальность все мечты.
Познав себя своей всезрящей сутью,
Здесь правила единовластно Мудрость,
Безмолвна, безусловна, неизменна,
Единственна, всеправна, абсолютна.
Не прибегая к суетным словам,
Здесь знание могло явить Идею;
Идея, обретя в безбрежье кров,
Пресытившись бессмертьем бесприютным,
Отвергла мысли лучезарный плен,
Изящную, блистательную келью
С единственным оконцем, что вмещает
Клочок ничтожный Божиих небес.
Безбрежье здесь обручено с безбрежьем;
Здесь, слившись с беспредельностью своею,
Он мог вместить в себя весь белый свет.
Объятый силой вещего безмолвья,
Он обретал Покой, несущий мир.
Влеком безгласным белым откровеньем
К прозрению, что превосходит форму,
И бытию, что превосходит жизнь,
С умом земным растождествился он.

Былая речь, что движет ум лишь словом,
В душе предстала знанием безмолвным;
И сила, что лишь в деле видит смысл свой,
Нашла покой в немом всевластном мире.
В труде миров настала передышка,
Исканий стихли радости и муки,
Природа вновь стремилась в Божью тишь.
В Безмолвии утихли споры жизни.
Сраженье мыслей, что возводит мир,
Противоборство сил в единой битве,
Что зажигает в космосе звезду
И вылепляет жалкую пылинку,
Полет светил в безжизненном пространстве,
Влекомых вдаль желанием всемирным,
Реки Времен столетия4отливы,
Чудовищные муки вожделенья,
Что нарушает мертвый сон земли
И в косной персти созидает личность,
Страданье — пища алчущей Природы,
Влеченье, что творит в огне и боли,
Судьба, что злом карает добродетель,
Трагедия, что убивает счастье,
Стенания Любви, раздор Богов—
Исчезли ныне в истине пресветлой.
Свидетель, царь, душа была свободна.
Став над потоком суетных мгновений,
Что будто плот безвольно увлекает
Ум, поглощенный чередой явлений,
Он в неделимом Времени простерся.
Как будто в пьесе, что писалась долго
И, наконец, разыграна теперь,
Он в настоящем воссоединил
Грядущего и прошлого сюжеты

И уловлял в секундах сонмы лет,
И зрил в часах лишь точки на странице.
Неведомой Реальности разлет
Значенье изменил вселенской сцены.
Гигантский мир Материи предстал
Великой силы крохотным твореньем:
Извечный Луч, мгновенье улучив,
ТО озарил, что ждет лишь проявленья.
Мысль замерла в безмолвии могучем;
Затих, расширясь, труженик Мыслитель,
И Мудрость запредельностей заветных
Нисхлынула в трепещущее сердце:
Ума завеса пала — пред душою
Открылся путь в безбе_ режный простор,
Вперед, за пелену лучистой мысли.
Сквозь бездны ускользающих небес
В последних светах тающих созвездий
Плывущие в незыблемом Покое
Ему предстали царства Сверхсознанья,
Где нет сужденья, где немеет слово,
Где в недоступной одинокой выси
Непознанного зиждется держава.
Здесь стихли все гласы, прешли все формы;
Здесь были только Тишь и Абсолютность.
И в той тиши родился новый разум—
Глашатай истин, несказанных прежде,
Явились формы с сокровенным смыслом,
Провидящая мысль и вещий глас.
Он осознал души своей источник:
Движенье обнялось недвижной Ширью;
Он утонул корнями в Беспредельном,
Он вечность утвердил в основе жизни.

Недолги поначалу эти взлеты,
Великие паренья в горних сферах:
Высокий светлый пыл вдруг угасает,
Недвижность тела, жизни тихий транс,
Безмолвье бездыханное ума —
Иль меркнет мерно, словно день златой.
В нас восстают природы низшей части,
Устав от неизменного покоя,
И ищут вновь ничтожности привычной,
Услад убогих, прежних мелких дел,
Отдохновенья в падшем естестве,
Возврата к жалким личностям знакомым—
Так устает дитя, учась ходить;
И ностальгия по бескрылой жизни,
По пресмыканью на путях обычных
Сменяет восхожденья властный пыл.
И гаснет огнь на алтаре сердечном;
Вновь воскресают узы подсознанья
И тянут вниз противящийся дух
Гнетущим тусклым притяжением тьмы
В слепую косность нашей падшей жизни.
Но всеискусен Дипломат всевышний,
Ошибки обращает он во благо,
В паденьях путь готовит к новым взлетам.
Ведь в бурный мрак несведущей Природы,
В полусмирённый хаос смертной жизни
Всевечный Свет, бесформенная Сила
Идут вослед за нисхожденьем духа;
То двуединство, сущее вовеки,
Себе приют находит в вихре чувств:
Всевышний гость, всезрящий поводырь
Нисходит в наши сумрачные части

И, скрытый мраком, свой свершает труд,
Пока и в них не вспыхнет жажда света.
Все здесь должно признать закон верховный,
Бессмертья пламень должен вспыхнуть в клетках;
Иначе б дух один вознесся в свой исток,
Оставив падший мир на волю рока.
Природа б вечно билась безнадежно,
Земля б влеклась беспомощно в Пространстве,
И все творенье потеряло б смысл,
И, потерпевший крах, распался б космос.
И он, хоть полон богоравной силы,
Чтоб ввысь шагнуть, все ж должен отступить:
Сознанье высшее свой свет скрывало;
В затменьи тяжком, в сумерках низин
В нем человечность внешняя боролась,
Чтоб вновь вдохнуть эфир зовущих высей,
Чтоб страждущее рвенье утолить
Прикосновеньем горним, мрак развеять
Огнем небесным, вновь к себе призвать
Спасительную Силу Божества.
И каждый раз вновь возвращалась сила,
Нежданным ливнем изливаясь свыше,
Или присутствие в груди взрастало;
Оно взбиралось вновь к заветной выси,
Взмывало выше круч, с которых пало.
И каждый раз он восходил все выше,
И обретал все большие просторы,
И пребывал на высшем плане духа;
Все дольше Свет мог оставаться в нем.
В том колебаньи меж землей и небом,
В том росте в несказанном единеньи
В нем, прибывая царственной луною,
Душа волшебно обретала цельность.

Реального единство с уникальным,
Единственного очи в каждом лике,
Предвечного присутствие в часах,
Расширив бренный полувзгляд ума,
Возвысив силу смертного над Роком,
Разрозненному даровали целость.
И наконец, он утвердился в духе,
Незыблемо покоясь в вечных царствах,
В Безмолвии царя и в Свете свыше,
Надежно пребывая в Неизменном.
В недвижном «Я» он жил в своих высотах:
В небесной выси распростерся разум
И вниз взирал на чудную игру,
Где Бог, как шаловливое дитя,
Растет в объятьях Ночи и Зари
И Вечный носит Времени обличье.
Недвижным высям и смятенным глубям
В нем равно дух простер свое согласье:
Уравновешенность покойной силы,
Неколебимый всеобъявший взгляд,
Бесстрастно озирая бури мира,
Встречали все в покое нерушимом.
Не тронут ни страданьем, ни усладой,
Не увлечен ни чудом, ни призывом,
Недвижный, наблюдал он ток событий;
Объемля все покоем отстраненным,
Поддерживая все недвижным духом,
Он миром помогал бореньям мира.
В безмолвии, в очей смеженных взгляде
В нем сила обретала вдохновенье,
Трудясь с искусством новым, светоносным
Над грубым всесоткавшим материалом,

Над отрицаньем масс Инертности,
Над серым обликом Неведенья,
Слепой Материей, ошибкой тяжкой жизни.
Как высекают божество из камня,
Он медленно отсек мрачащий кокон,
Природного неведенья преграду,
Иллюзию и тайну Несознанья,
В чьем черном шлейфе Вечный прячет лик свой,
Чтоб направлять незримо ход Времен.
Блистательность самотворенья с высей,
Преображенье в сокровенных глубях,
Счастливый труд вселенский начались
И миру в нем придали новый облик—
С Богом, отныне найденным в Природе,
С Природою, исполнившейся в Боге.
И явным стало в нем стремленье Силы:
Жизнь обрела обитель в высях «я»;
Дух, сердце, ум единым стали солнцем;
Осталась тьма лишь в низших долах жизни.
Но и в неверной жизненной тени
Покойный взор свидетельного Ока
Постиг дыханья огнь и труд могучий
Двуликой потаенной горней силы.
И даже низшей, страждущей Природе
Являлся иногда великий свет:
Блистало молнией за чудом чудо,
Все превращалось в сказ огня и блеска,
Богов галеры волновали воздух,
Везя богатства дивные Незримого;
Пленительные образы прозрений
Заполнили пустые шири мысли,
И в замерших глубинах Несознанья
Раздался глас Всеведенья могучий,

Блаженства реки, светоносной силы,
Приливы красоты и наслажденья
Низлились свыше, из всевластной Тайны.
С мистических недостижимых пиков
Бросались вниз Всеведенья орлы.
Покров расторгся, властный грянул шепот;
Рождая отклик в тайниках души,
Блаженных запределий песнь4премудрость
Лилась с вершин невидимого мира;
Гласы, что слышны внутреннему слуху,
Рекли ему пророческие вести;
И пламена бессмертного Глагола
И вспышки тайных откровений Света
Являлись из недостижимых Таинств.
В нем вдохновенное царило Знанье,
В чьем миге больший свет, чем в летах мысли,
И ударенья светлых откровений
Указывали Истины акценты,
И молниями быстрых озарений
Сверкали интуиции прозренья.
Он правду тотчас отличал от лжи,
И взгляд его во тьме сиял, как факел,
Изобличая всех, кто осаждал
Скрепленные печатями богов
Врата ума толпою многоликой,
Под маской видел дивную невесту
Иль облик озирал ума и жизни.

Молниекрылый вестник — вдохновенье,
Вдруг низлетая из всезрящих высей,
Блистало в залах разума беззвучных,
Неся заветных тайн ритмичный смысл.
Реченьем плавным музыка текла,
Превосходя убогий говор смертных.
Как из златого кубка Всеблаженства,
Услада света, благодать прозренья,
Счастливый пыл бессмертного Глагола
Лились рекой в пустую чашу сердца—
Так разлилась впервые радость Божья
В твореньи юных, девственных Времен.
Явившись в краткий миг, в пространстве тесном,
Всеведенье лучом бессловной мысли
Роняло в тишь его глубин молящих
Верховной Абсолютности кристалл,
Невыразимой Истины частицу—
Безмолвья дар душе его безмолвной.
В его тиши вершился труд могучий:
Бессонной созидательницы сила,
Восстав из забытья и немоты,
Стяжала знанье новое и власть,
Постигнув непредвиденные дали,
Негаданные царства покорив.
Всевиденье слилось в единый луч;
Так, устремив глаза к незримой цели,
Из раскаленной лучезарной точки
Мироявленье образов несметных
В страну свою впускает духовидец.
И вдруг взметнулась длань нагая Света,
Неведенья срывая плотный газ:

Воздетый ввысь непостижимый перст
Снопом огня ворвался в Запредельность.
Отверзнув взор в безмолвных высях транса,
В немыслимое разумом вцепившись,
Она одним прыжком головоломным
Перемахнула грозный черный тын,
Сокрывший сверхсознательного царство,
Пустясь с косою речи вдохновенной
Непостижимого опустошать угодья.
Сбирая зерна крохотные Истины,
В снопы связуя бесконечный опыт,
Она, сорвав несметные покровы,
Раскрыла таинства вселенской Силы
И обнажила суть ее волшебств;
Иль вслед за Разумом, спешащим ввысь,
В пыли его дороги восходящей
Среди его забытых прежних грез
Она из скрытых рытвин извлекала
Утерянные Временем секреты
И мира прежнего забытые останки.
Скитаясь меж вершиною и бездной,
Она связала дальние концы,
Соединила скрытые глубины
Иль мчалась по стезям Небес и Ада,
Как гончая, за всяким знаньем вслед.
Внемля беседам мудрости заветной,
Она в минуты светлой горней речи
Сквозь тайный храм оккультного ума
Вводила внутрь пророка и провидца
Во вдохновенном теле тайных истин.
Писец4глашатай поисков богов
И молчаливых видений Всевышнего,
Бессмертные слова она дарила смертным.

Над кривизной ума блестяще4тонкой,
Как в светлом небе, где луна бледнеет,
Просторы видения без пределов
И рубежей явились взору духа.
К великим океанам бытия,
Манившим бесконечным откровеньем,
Плыла душа, не ведая предела;
Просторы всемогущества и счастья
Раскрылись в сферах вечной тишины;
Мечтами вились в грезящих степях
Дороги к неизбывному блаженству:
Раздольем солнце4белым распахнулись
Во вспышке золотого озаренья
Нехоженой Бескрайности равнины.
Следуя обнажившейся линии, вьющейся в безбрежном«Я»,
Знамения, что летят сквозь закрытое сердце вещей,
Намечали неопределимую стезю,
Которая влечет Непреходящего сквозь годы.
Магическое повеление космического Разума,
Навязывая свободе бесконечности
Жесткий строй символических фактов Природы
И непрерывных сигналов событий жизни,
Преобразил случайные совпадения в законы
И хаос знаков — во вселенную.
Из изобильных чудес и замысловатых извивов
Танца духа в маске Материи
Выявилась гармония устройства мира,
Его стройная упорядоченность самоорганизующихся
последствий,
Выверенная в глубоких перспективах души,
И реализм его иллюзорного искусства,
Его логика бесконечной разумности,
Его магия изменчивой вечности.

Явился проблеск тайн, вовек безвестных,
И письмена незыблемого Слова:
В Источнике заветном, неизменном
Виднелись, словно из морей бездонных,
Следы Идей, что сотворили мир,
И в черноземе забытья Природы—
Семя незрячего алканья Духа,
Откуда древо космоса взросло,
Раскинув чудо4ветви в снах пространства.
И форму приняли реальности-громады:
В сени Неведомого проявилась
Безмерность Безымянности бесплотной,
Что видела родившегося Бога
И через разум смертного и душу
Пытается явить и на земле
Бессмертное тело, божественное имя.
Недвижные уста, мощь крыл волшебных,
Чело под маской Грезы сверхсознанья
И очи, что всезрят, хотя закрыты,
Предстали Зодчего, что созидает в трансе.
Первичное Желанье Пустоты
Явилось, и бессонная надежда,
И стопы, что бегут судьбе вослед,
И вечной грезы смысл неизреченный.
На миг лишь представал незримый Мыслью,
Как факел, ввысь воздетый силой Божьей,
Бессмертной Правды светозарный мир,
Звездой мерцавший на границе ночи
Над Разумом Верховным в вышине,
Над золотом его лучистых пиков.
И даже, зыбкие пронзив покровы,
Пленялся взгляд улыбкою любви,
Благословящей труд игры вселенской,

И видел материнскую терпимость
Всемудрости, что вскармливает грудью
Смешливое дитя — игривый Случай,
Всезнанья тишь — кормилицу Всевластья,
Безмолвье — лоно вечного Глагола,
И грезящий Вневременного образ,
И Вечности всезиждущее око.
Благая вдохновенная богиня
Всеправно в сердце смертного вошла,
Устроив там светлицу вещей мысли,
Святилище пророческого слова,
Воссев на троне тройственном ума:
Все ширилось вверху, внизу все озарилось.
Она отрыла в сердце мрака света родники,
Глубинам неоткрытым навязала облик,
Ссудила звонкий клич неизреченным ширям
И сквозь безгласные беззвездные безбрежья
К земле метнула части мысли@откровенья,
Изваянные из безмолвья Несказанного.
И в сердце Глас изрек неска_ занное Имя,
И греза Мысли, затерявшейся в Пространстве,
В невидимый запретный дом проникла—
И горний День был найден, чудным кладом.
Во мраке подсознательных глубин
Мерцал ее светильник драгоценный;
И, вспыхнув, озарил он в той Пещере
Забытые ничтожным людом чувств,
Хранимые в драконьих лапах Ночи
Сокровища бесценные, что дремлют
Под бархатистым покрывалом тьмы
Без пользы, хоть могли бы мир спасти.
Великий мрак, в груди несущий утро,
Зарницы ждал, что вечно вновь горит,

Моля явленья высшего луча
И избавленья стад пропавших Солнца.
В блистательной причуде мотовства
Заброшенные Богом беззаботно
В водоворот бездонного творенья,
Забытые на верфях мирозданья,
Предвечного монеты золотые
Украдены грабителями Бездны
И спрятаны от жадных рук и глаз
В глухих пещерах сумрачной стихии—
Иль стали б люди, их найдя, богами.
Блистало виденье в безвидных высях,
Сияла мудрость из бездонных глубей:
И новое, глубинное прозренье,
Переворот великий Дня и Ночи,
В величье большем Истину явили.
Все ценности мирские изменились,
Возвышенную цель даруя жизни;
Мудрей открылось слово, шире — мысль,
Чем ум людской, трудясь, постичь способен;
Заветное очнулось чувство в нем,
Что различало под вселенской маской
Присутствие, Величие повсюду.
И больше не был космос тщетным вихрем,
Вздымаемым чудовищной машиной;
Не механизм, не Случая игра—
Но жизнь и плоть живого тела Бога
Открылись под бездушной маской мира.
В обличье сил и форм незримый дух
Был зрителем подвижной этой сцены:
Сияньем красоты, безвечным чудом
Неявленное воплотилось в явь:

Бесформный Вечносущий здесь стремился
Стать совершенным в формах душ и тел.
Жизнь сбросила унылый тщетный облик.
В борениях и судорогах мира
Он видел тяготы рожденья бога.
В Неведеньи себя скрывало знанье.
В предначертаниях Судьбы таилась
Спонтанная игра всевластной Воли.
Блистателен, прекрасен, благодатен,
Жил Всеблаженный в сердце неприметно;
Земли мученья стали искупленьем
За тайный, заключенный в ней восторг.
Часы наполнились единством сладким;
Дни стали странниками на дороге духа
И ночи — спутниками грез его души.
Небесный пыл ускорил сердца пульс;
Стал трудный ход Времен победным маршем;
Ввысь громоздился Карлик богоносный,
К неведомым мирам непокоренным:
Был тесен мир земной его триумфу.
Томившаяся прежде под пятою
Незрячей Силы в бренности ничтожной,
Жизнь стала верным приближеньем к Богу,
И бытие — божественным дерзаньем,
И космос — шансом, опытом души.
Весь мир предстал идеей и рожденьем
Живого Духа в материальных формах,
И Вечный ожил в чреве у Природы,
Чтоб дать и ей взойти к бессмертной жизни.
Он влекся ввысь в недвижном тихом свете,
Купаясь в чистых родниках духовных,
Скитаясь в ширях Мудрости самой,
Паря в сиянье вечного светила.

И даже плоть в божественность вздымалась:
В нем тела сущность тонкая внутри
Смогла поднять земные части ввысь
И ощутить дыханье сфер небесных.
В крылатых ветрах быстрого восторга,
Взмывая к Свету, что вместить не смела,
Она превозмогла рубеж ума
И неспособность жизни быть в блаженстве
И устремилась к Истине всевышней.
Все проявлялось, что сокрыто в нас.
Так обрела душа его свободу,
Неведенья отбросив тяжкий плен;
Дух осенил впервые ум и тело.
В него низлилось Богооткровенье,
В нем ширилось миропрозренья чудо:
Все в нем теперь — все мысли, все деянья,
Из внутреннего Света истекая,
К Едино-Истинному устремлялось.
Постигнув дали, что таит Природа,
Ее движеньям вняв, что мир наш превосходят,
Он стал един с вселенной заповедной,
Настиг ее мощнейших сил пружины,
И слово рек миров безвестным Стражам,
И формы различил, невидимые смертным,
И взор его объял существ незримых,
Он видел сил космических деянья
И тайный импульс ощущал за смертной волей.
Секреты Времени читал он, словно книгу;
Былого и грядущего заметки
Мерцали письменами со страниц эфирных.

В изваянной Творцом гармонии единой
В нем человек шагал стопами бога;
И действуя, огня в себе не омрачал он.
Земле воздвигнут был его величья облик.
Из клеток тела в нем поднялся гений,
Что ведал смысл его судьбою скрытых дел,
Единых с ходом Сил невоплощенных
Над сводом жизни в беспредельях духа.
Он жил в уединенных сферах мысли,
Средь смертных — бог, что направлял их жизни:
Он возвышал весь мир своим дерзаньем:
Всех увлекала ввысь его душа,
Но ни один не знал, чья эта Сила.
Он черпал мощь в энергиях вселенских;
В земной мирок неся их беспредельность,
Он низводил потоки вечной Силы,
Что изменяли эру на земле.
Неизмеримые обычным смертным взором,
Он превращал великие мечты
В живые формы для вещей грядущих
И воздвигал трудов своих твердыню,
Что устоит под натиском веков.
Превысив смертных шаг, он шел сквозь Время.
Как солнце, жил он, одинок и светел.
Конец Песни третьей
Йога освобождения души 177

ПЕСНЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Тайное Знание

BВЫСЬ он взошел, что звала к новым высям.
Так наши ранние сближенья с Бесконечным
Подобны всполохам на чудном горизонте
Перед восходом царственного солнца.
Лишь тень Грядущего мы видим ныне.
Высокий взгляд земли к безвестным пикам
Лишь предваряет эпос восхожденья
Души в нас из земных низин унылых
К вершинам духа, к собственному «Я»,
Сияющему в вечности далекой.
Ведь этот мир — лишь первый шаг, основа
Для сооружений=грез Ума и Жизни;
Реальность же творима вечной Силой.
В нас — не одна лишь смертная ничтожность:
Забытые бессмертные просторы
Ждут обретенья в наших высших «я»;
Безмерно наше существо, бездонно.
Близки с Мистерией неизреченной,
Нетленны в Вечностях невоплощенных,
Природы выси — Небесам соседи.
К тем царственным высокоглавым пикам,
Недостижимым для Природы внешней,
Далеким от ее дорог почтовых,
В ту высь, где смертной жизни нет дыханья,
Глубинное родство стремится в нас,
И тихий глас экстаза и молитвы
Взывает к тем утраченным раздольям.
И даже если мы, забыв про душу,
Спим, закоснев, в неведеньи земном,
Все ж есть в нас части, что взрастают к солнцу,
Есть сферы света, небеса покоя,
И эльдорадо блеска и экстаза,

И храмы богу, что никем незрим.
Неведомая в нас хранится память,
И иногда, когда в себя мы смотрим,
Земной покров спадает с наших глаз:
Мы ненадолго воспаряем ввысь.
Прочь из ничтожной сумрачной теснины
Взмываем мы, где жить нам суждено,
От наших мелких дел, от жалких жизней.
В великие часы уединенья
Все ж могут наши души посетить
Покойные миры немеркнущего Света,
Безмолвные кряжи орлино-зоркой Силы,
И лунопламенные бездны Счастья,
И тихие безбрежья стран духовных.
В движеньи раскрывающейся Сути
Мистерия Мистерий иногда
Нисходит в человеческий сосуд.
Нас осеняет вышних сфер дыханье,
И пробуждает путеводный Свет,
И полнит нас Присутствием незримым;
Недвижность ниспадает на орудья:
Застыв, окаменев, как монумент,
Незыбно, пьедесталом служит тело
Для изваянья вечного Покоя.
Иль Откровенья мощь струится свыше;
С материка безмерного небес
Нисходит океан пресветлый Знанья,
И, трепеща под гнетом вечных вод,
Природа принимает силу, пламень.
Великая неведомая Личность
В нас иногда вторгается, и все же
Мы в ней с восторгом узнаем себя—
Иль наших душ встречаем мы Владыку.

И тела эго жалкое в нас тает;
Забыв про обособленность свою,
Про мелочность своей отдельной жизни,
Оно уходит прочь, нас оставляя
Наедине с Природою и Богом.
Когда внутри светильники зажглись
И изгнан рой гостей, пригретых жизнью,
В недолгой тишине уединенья
Дух говорит в нас с безднами своими.
И Всесознанье раскрывает двери;
Ниспосланный безмолвием духовным,
В нас вечной Красоты струится луч,
Чтоб озарить на час наш прах плененный
И белой грандиозностью своей
Запечатлеться в нашей смертной жизни.
В забвеньи темном смертного ума
Пред вещим взором глаз смеженных транса
Иль в самопогруженности глубинной
Пред чудным оком бестелесных чувств
Вдруг расцветают вечности знаменья.
И раскрывает Истина свой лик,
Пресветлый, для ума непостижимый:
Мы слышим то, что не услышать смертным,
Мы чуем то, что выше чувств земных,
Мы любим, что страшит сердца людские;
Наш ум смолкает в светлом Всепрозреньи;
Из бездн души зовет нас тайный Глас;
Мы познаем восторг объятий Божьих
В златых шатрах бессмертного огня.
То знаки нашей личности верховной,
Что в нас живет, для наших глаз незримо;
Лишь иногда на нас нисходит святость,
Прилив блаженный вдохновляет жизнь,

Наитье свыше осеняет душу;
Иль сквозь покров земной лучится нечто—
Краса и благолепье света духа,
Искристый шепот горнего огня.
Мы это он: тот гость безвестный свыше
Таится в нас, как будто нет его;
Он следует чреде рождений вечных,
Но словно гибнет с бренной оболочкой.
Провидя Апокалипсис грядущий,
Он не считает миги и часы;
Велик, покоен, зрит он терпеливо,
Как проплывают тихие столетья
И мы преображаемся неспешно
В движеньи мерном силы Провиденья,
В походе всеявляющих Времен.
В нем наш исток и ключ к загадке нашей,
Безмолвье свыше, голос изнутри;
Он — образ божества, живущий в сердце,
И ширь без стен, и точка без предела,
И правда этих странных грез Пространства,
Он — Истина, к которой мы стремимся,
И тайный смысл великий наших жизней.
Бесценный мед, укрытый в Божьих сотах,
Всевышний Пыл во мрачном облаченьи,
Он — пламень Божий, что сияет в нас,
Наш золотой родник услады в мире,
Бессмертье под сутаной темной смерти,
Божественности нашей вечный облик.
В глубинах наших, где безмолвно спит
Негибнущее семя преходящего,
Для нас хранит он высшую судьбу.
Всегда в себе несем мы чудный ключ
Под заповедным покрывалом жизни.

В заветном храме пламенный Свидетель
Сквозь Время зрит и сквозь преграды Формы;
В его очах лучится вечный Свет;
Он достигает тайн неизреченных,
И смысл находит в мире Несознанья,
И цель провидит в странствии веков.
Но все мистерия, загадка, тайна;
Лишь обратившись внутрь, лишь вещим сердцем
Иль взором духа можно суть постичь.
Иначе смертный ум недальновидный
Наш путь считает странствием без цели,
Нелепостью, игрой случайной Воли
Иль странной Неизбежностью бесцельной,
Что беспричинно вынуждена быть.
На зыбкой тверди в беспросветном мире
Живем мы, усомнясь в самих себе,
Не ведая зачем, и с болью видим,
Что наша жизнь — неясная затея
И что душа — неверный огонек
В безмерном тяжком мраке Несознанья,
Земля — случайность в грубом механизме,
Ловушка смерти, где мы тщетно бьемся.
Все, что постигли мы, сомненья полно,
Все достиженья наши преходящи,
Их смысл дальнейший скрыт от нас обличьем
Случайности иль призрачной судьбы.
В безвестность из безвестности идем мы.
Наш краткий век тревожат неотступно
Вопросов вечных сумрачные тени;
Безвидные загадки Несознанья
На рубеже Судьбы воздвиглись немо.

Стремленье в безднах Ночи, что рождает
Жизнь в бренной плоти и неясный ум,
Свой огненный язык вздымает вечно
К бессмертному утраченному Свету—
Но только слышит, одиноким эхом,
В людских сердцах незрячих смутный отклик
И узнает — хоть в нем не видит смысла,
Не ведает, зачем страданья эти,—
Веленье Божье в парадоксе жизни
И Вечного рожденье из веков.
Змеящейся тропинкою эпох
По кольцам тьмы бредет Земля-Богиня,
В песках Времен нащупывая путь.
Она мечтает Дух в себе открыть,
Расслышать в сердце тайной Молви шепот,
Увидеть лик Судьбы, что ей довлеет.
Вращаясь без сознанья в Пустоте,
Чтоб выбраться из бездн своих безумных,
В борьбе, в трудах она дары стяжает
Опасной жизни, радости смятенной;
И Мысль, что, осмысляя, вряд ли знает,
В ней медленно взрастает и творит
Идею, речь, что лишь назвать способна,
Но объяснить не в силах ничего;
И радость в ней трепещет — не блаженство—
От этой красоты, чей краток век.
Преследуема горем по пятам,
Касаясь высших тайн необретенных,
В груди своей она растит бессонно
Заветный пыл, что не дает почить ей.
Ни отдыха не зная, ни покоя,
Идя вперед, не ведая куда,
Забывшись, утомясь, но не сдаваясь,

Она в войне души и в шоках боли
Взыскует совершенства без изъяна,
Что столь ее ущербности желанно,
Дыханья божества на косном камне,
Стремится к вере, что превыше рока,
К любви, чья сладость не подвластна смерти,
К сиянью истины непреходящей.
И в ней взрастает свет, трепещет речь,
Она читает собственное знанье,
Вникает в письмена своих деяний,
Но не понять ей истины главнейшей—
Себя и тайны своего знаменья.
Ее влечет вперед неясный шепот,
Чьей силе внемлет лишь она, не смыслу;
Мелькают путеводные намеки,
Пронзают мозг прозрений ярких вспышки,
И иногда в часы мечты и грезы
Желанная к ней истина стучится—
Хоть издали, но из ее души.
И близким предстает преображенье,
Что превосходит все ее догадки,
И, вечно отлагаемое всуе,
Зовет к надеждам, к устремленьям дерзким,
И все ж несбытным кажется для смертных.
Ей вышних Сил являются виденья,
Чья мощь влечет ее родством забытым,
И манят светом неземных очей.
И к необъятому она влечется
И тянет к недостигнутому длани,
Мечтая стать тем, чем еще не стала.
К пустынным безднам простирая длани,
Она взывает к Божествам незримым,

Вымаливает у Судьбы немой,
У Времени, трудящегося в муках,
Что ей всего нужней, всего несбытней—
Разум, свободный от игры иллюзий,
Волю, подвластную душе-Богине,
Силу, что мчит вперед без преткновений,
Радость, что тенью не приносит горя.
Их она жаждет, в них свой видит жребий,
В небесной привилегии — свой долг.
Она права — в том цель Богов всезрящих,
Что скрыта в свете высшем, чем рассудок:
Прозренья наши — прав ее залог;
И наши души постигают то,
Во что не верит наша мысль слепая.
Земли крылатые химеры — кони Истины небесной,
Несбыточное — Божий знак вещей грядущих.
Но редкий не обманут настоящим,
Не заперт в тесной изгороди чувств.
Что ведомо земле и что безвестно—
Все это части в замысле безмерном,
Что в сердце у себя хранит Единый,—
В великом плане, что Ему лишь ведом.
Явлений семя кроется внутри;
Вся эта зыбь разрозненных событий,
Игра Судьбы, что прячется за Случай,
Лишь отражает тайный стройный план,
Что чертят молча скрытых истин длани:
Безвестного закон творит известное.
И наших жизней внешние сюжеты
Есть тайнопись движений подсознанья,
Что иногда мы ощущаем смутно,
Явление реальностей подспудных,
Рожденных солнцем тайных сил духовных,

Что редко предстают в земные дни,
Вдруг вырвавшись в событии нежданном.
Но кто постигнет в глубине заветной,
Что за потребность скрытая души
Запечатлелась в случае внезапном,
Определила ход событий внешних?
Захваченный рутиной повседневной,
Наш взгляд всегда прикован к внешней сцене;
В грохочущем вращеньи обстоятельств
Мы ищем, в чем же тайный смысл всего.
И можем мы снискать провидца Знанье,
Коль утвердим в себе правленье духа,
Коль различим чуть слышный шепот свыше.
Но редко тень грядущего мы видим,
Незримому внимаем, трепеща,
Его на миг настигнув тайным чувством,
И в редких, кто откликнуться готов,
Вселенской Воли властное движенье
Свой образ поверяет нашим взорам,
Нас раскрывая во всемирный разум.
Мирок наш тесен, груб: мы тем живем,
Что можем угадать, узреть, ощупать;
Лишь редко свет Неведомого брезжит
И будит в нас пророка и провидца.
Во внешнем, в очевидном — наш предел,
В отжившем прошлом — корни и опора;
Душа томится в нас в плену ума,
Мы в рабстве у своих ничтожных дел;
Нет сил в нас тяжкие стряхнуть оковы
И взгляд свой к солнцу мудрости возвысить.

Приняв в наследство бренный ум животный,
Еще дитя в руках Природы властных,
Живет от мига к мигу человек,
Довольствуясь лишь зыбким настоящим,
На призраки былого озираясь,
За будущим гонясь недостижимым;
Он зрит наряды мнимые — не лик.
Своей ничтожной ненадежной силой
Он бьется со случайностью враждебной,
Чтоб уберечь плоды своих трудов.
С неведеньем в нем неразлучна мудрость:
Он ждет, чтоб дел своих увидеть всходы,
Он ждет, чтоб дум своих проверить верность,
Не ведая, чего и как достигнет,
Не зная, уцелеет ли в итоге
Иль кончит дни как динозавр и мамонт
И вымрет на земле, где был царем.
Не знает он, зачем живет на свете,
Не знает о судьбе своей высокой.
И лишь Бессмертные из сфер предвечных,
Царя вне Времени, вне стен Пространства,
Владыки жизни, не стесненной Мыслью,
Блюдущие Судьбу, Случайность, Волю,
Постигшие миростремленья тайну,
Потребности вселенской теорему,—
Они лишь видят ту Идею=Силу,
Ту Мощь, что изменяет ход времен,
Нисходят в свете влас из сфер безвестных,
Внимают, пока мир бредет куда-то слепо,
Как стук копыт нежданного событья
Божественного Всадника несет,

И равнодушные к земному шуму,
К испуганному крику, вновь восходят
В простор безмолвный Божиих вершин;
Как молния блеснув, как гром нагрянув,
Они уходят, оставляя след свой
На попранном простертом лоне Жизни.
Над миром — мира зиждутся творцы
И зрят источник тайный Проявленья.
Обманчивая внешняя игра не привлекает их,
Их не волнует суетливая рысца мгновений,
Но с терпеливостью спокойной Нерожденных
Они внимают тихой поступи далекого Удела,
Что близится сквозь бездны Времени, для ока,
Что видит следствие с причиной, незаметный,
Неслышный среди гула человеческого плана.
Они, внимательные к Истине незримой, различают
Звук, будто вещих крыл, что лишь авгуру зримы,
Гласы, значение которых нераскрыто,
Раскаты дальние, что в сердце сна Материи растут.
Они способны уловить в глубоком слышанье сердечном
Шептания, упущенные беззаботным ухом Жизни,
Пророческую речь во всепостигшем трансе Мысли.
Над миражом надежд недолговечных,
За видимостью и за внешним действом,
За механичным случаем и за догадкой смутной,
Средь битвы силы, грома тяжких стоп,
Сквозь вопли мук и возгласы восторга,
Через триумф, борьбу и безнадежность
Они Блаженство зрят, что ждет земное сердце,
Молящее о нем в пути безвестном,
Что неприметно вьется в днях безверья,
И мир несведущий влекут ему навстречу.

Так тайно на престол взойдет Всевышний.
Когда сгустится мрак, стесняя грудь земли,
И станет плотский ум единственным светилом,
Как тать в ночи, не узнанный никем,
Он, крадучись, войдет в свою обитель.
И Глас чуть слышный очарует душу,
И в тайники ума проникнет Сила,
Восторг и сладость вскроют двери жизни
И красота пленит мятежный мир,
Свет=Истина тайком войдет в Природу,
Украдкой Бог к блаженству склонит сердце—
И вдруг земля божественною станет.
В Материи зажжется пламень духа,
В телах взовьется огнь святых рождений;
И Ночь от сна пробудит гимн созвездий,
И дни предстанут странствием счастливым,
И воля — силой вечного Всевластья,
И мысль — лучом духовного светила.
Так Бог взрастет, неузнанный никем,
Покуда мудрецы беседуют и дремлют—
Немногим разглядеть Его приход удастся;
Ведь лишь тогда прозреет человек
И лишь тогда в пришествие поверит,
Когда настанет час Богоявленья
И будет завершен великий труд.

Сознание, что истины не ведает своей,
Блуждающий охотник за обманчивым рассветом,
Меж темным и лучащимся краями бытия
Здесь в полусвете движется, что кажется нам полным:
В нем неосознанность Реальности единой
Рвет целостную Мысль, рвет Мощь тотальную;
Оно по кругу ходит иль стоит в заминке смутной
В сомненьи о своем начале и исходе,
Иль мчится по дороге, у которой нет конца;
Вдали от первородных Сумерек и Пламени финала,
В каком?то Несознании, огромном и безвидном,
Оно живет, как мысль упорная в безбрежной пустоте.
Как если бы невразумительная фраза
Уму внушала множество прочтений—
Смысл беспорядочному миру придает оно.
Предположенье, что основано на доказательствах неясных,
Непонятая весть, запутанная мысль,
Лишившаяся цели, — вот и все, что может
Оно поведать — или часть лишь всеобъемлющего слова.
Оно не может объяснить два символа гигантских,
Пока без санкции вращается срединный знак меж ними,
Неся в себе вселенную -загадку,
Как если б настоящее без будущего и былого
В одном и том же кружащемся вихре
Вращалось на своей оси в Бессмыслии своем.
Так скрыт творенья прикровенный смысл.
Ведь вне контекста лист космический читают:
Нам предстают, как незнакомый почерк, письмена его,
Как если б сквозь покровы языка чужого
Иль кода чудных знаков без ключа
Часть грандиозной притчи проявилась.

Оно глазам созданий бренных предстает
Великолепием бессмысленного чуда.
Себя растрачивая, чтоб пожить недолго,
Рекой, что отыскать не может моря,
Оно сквозь жизнь и смерть бежит на край Времен;
Огнем в Ночи горит его поток могучий.
В нем — наша глубочайшая потребность,
Стремленье вновь соединить в одно
То, что сейчас в раздоре, в разобщеньи,
Что противопоставлено друг другу
В своих владеньях, что не знают встречи,—
Два полюса далеких Дня и Ночи.
Восполнить мы должны пробел гигантский,
Что создан нами, воссоединить
Конечного согласный одинокий
Вновь с гласными открытыми Безбрежья,
Материю и Ум связать дефисом,
Души всходящей узким перешейком—
Возобновить утраченные узы,
Божественную Цель вернуть в сердца,
Изречь Глагол всецелый, совместить
В едином звуке Альфу и Омегу:
Тогда соединятся Дух с Природой.
Ведь у таинственного плана два конца.
В лишенном признаков эфире Самости безбрежном,
В лишенном перемен Безмолвье белом, обнаженном,
Стороннем, блещущем подобно золотым, слепящим солнцам,
За пеленой лучей, для смертных глаз невыносимых,
Нагие силы Духа всемогущие
Горят в уединеньи Божьих дум.
В восторге, в светоносности, в безмолвьи,
Избавленные от прикосновения израненных сердец,
Недосягаемые для Идеи, что на скорбь взирает,

Далекие от Силы, что в мученьях стонет,
Они живут в Его блаженстве нерушимом.
Чисты в самопознании и самообладаньи,
Тихи, они покоятся на основаньи вечной Воли.
Они внимают лишь Его закону, лишь Ему послушны;
Им нечего достигать и не к чему стремиться.
Неумолимы в чистоте своей вневременно_ й,
Они весь торг и подкуп поклоненья отвергают;
Недви_ жимые воплем мятежа и несознательной молитвой,
Они наш грех и добродетель не берут в расчет,
Они не приклоняются к молящим голосам,
Они с ошибкой не имеют дел и с царствием ее:
Они безмолвья Истины стражи_ ,
Они хранители необоримого веленья.
Глубокая самоотдача — мощи их источник,
Покойное отождествление — их путь познанья,
Их действие недвижно, будто сон.
В спокойствии на тяготы под звездами взирая,
В бессмертии деянья Случая и Смерти созерцая,
Недвижно глядя как тысячелетия проходят,
Нетронуты, пока Судьба свой долгий план являет,
Они на битву нашу зрят бесстрастными очами,
И все ж без них не смог бы космос быть.
Глухое для желанья, рока и надежды,
Их состоянье нерушимого могущества незыбно
Поддерживает мира грандиозную задачу,
Его невежество освещено их знаньем,
Его стремление их беспристрастьем длится.
Как высь всегда все выше низкое влечет,
Как шири манят малое в отважный путь к простору,
Их отстраненность движет человека превзойти себя.
И наша страсть вздымается, чтоб с вечной Тишью слиться,
Наш карлик?ум с всеведающим Светом ищет встречи,

Беспомощное наше сердце жаждет Всемогущество вместить.
Приемля мудрость, что создала ад,
И тяжкую полезность слез и смерти,
Приемля постепенный шаг Времен,
Они как будто равнодушны к скорби, что пронзает
сердце мира,
И к боли, что терзает плоть его и жизнь;
Над радостью и горем их величие царит:
В добре, что умирает, нет их доли,
Безгласны и чисты, не соучаствуют они в творимом зле;
Иначе б запятналась сила их и не смогла б спасать.
Внимая истине, что в Божьих крайностях живет,
Движение всезрящей Силы сознавая,
И медленные результаты долгих смутных лет,
И непредвиденное благо от деяний горьких,
Бессмертный зрит не так, как тщетно мы глядим.
Он видит силы скрытые и тайные аспекты,
Ему открыт закон вещей и их природный ход.
Неувлекаем волей к действию, присущей краткой жизни,
Неизводим плетями жалости и страха,
Он не спешит вселенский узел развязать
Иль умиротворить истерзанное, полное разлада сердце мира.
Во Времени он ждет, когда час Вечного настанет.
Но все же тайная духовная поддержка существует;
Пока витками вьется Эволюции дорога затяжная
И сквозь твердыни пробивает путь Природа,
Вмешательство божественное вечно правит свыше.
В безжизненном вращающемся космосе живые,
Мы не оставлены на кружащемся шарике случайном
Решать задачу, что превыше наших сил;
Ведь даже и в клубке анархии, зовущемся Судьбою,
И в горечи падения и смерти
Все ж в наших жизнях ощущается простертая Рука.

Она близ нас в бесчисленных рожденьях и телах;
Для нас хранит она надежно, неослабно,
Единый, неминуемый верховный результат,
Который воле не отнять и року не переменить,
Венец Бессмертия сознательного, божество,
Обещанное нашим борющимся душам,
Когда впервые сердце человека
презрело смерть и выстрадало жизнь.
Тот, кто создал сей мир, — всегда его владыка:
Ошибки наши — суть его шаги в пути;
Он трудится чрез лютые перипетии наших жизней,
Он трудится чрез тяжкое дыханье тягот и борений,
Он трудится чрез наши горести, пороки, наши слезы,—
Он направляет знанием своим неведение наше;
Какой бы вид ни до_ лжно было нам принять,
Какие бы невзгоды и какой бы жребий нам ни выпадали,
Когда мы видим лишь беспомощность и зло,
Нас все ж ведет сквозь все могучий Поводырь.
Когда ж мы отслужили этому великому разрозненному миру,
Блаженство и единство Божие
по праву прирожденному нас ждут.
В календаре Неведомого выделена дата,
Высокого Рожденья годовщина:
Тогда душа неровный шаг свой оправдает,
Все, что сейчас неявно или отдаленно, станет близким.
И те покойные, далекие Могущества себя проявят, наконец.
Готовые недвижно к предначертанной задаче,
Извечно мудрые, исполненные сострадания Блистанья
Лишь ждут, когда раздастся Воплощенного глагол,
Чтоб ринуться сюда и пропасти Неведенья покрыть,
И исцелить зияющие пусто бездны Жизни,
И утолить, наполнить космоса пучину.

Здесь, между тем, в начале темном мира,
На полюсе обратном сферы Духа,
В мистерии глубин, что Бог разверз,
Чтоб ниже глаз Мыслителя сокрыться,
Здесь, в компромиссе Истины всевечной
Со Светом, скрытым у истоков тьмы,
В трагикомичном Божьем маскараде,
Исканьях вечных радости столь близкой,
Здесь, в грандиозной грезе мирозданья,
В сем куполе златом, что возведен
На черной драконической основе,
Сознательная Труженица=Сила,
Тая свой лик под мрачным облаченьем,
Вселенский план рождая в недрах мира,
Прообразы божеств творя во прахе,
Осуществляет Замысл непреложный,—
Стесненная оковами Судьбы,
Извечных лет блюститель терпеливый,
Предвидя все в необоримых глубях,
За часом час являет тайный труд свой.
Немая жажда в безднах Несознанья
Ответствует всезрящей воле свыше,
И первый слог растущего Глагола,
Тяжелый, грубый, все ж в себе несет
Исполненное света окончанье,
Служа победы высшей нисхожденью,
Готовя грандиозный взлет души.

Хоть мнятся разобщенными все вещи,
Все здесь — лишь формы высшего Единства,
Лишь образы единственного Бога:
Он их творит и в них вдыхает жизнь,
И полнит прах Присутствием незримым.
В игре с великой Матерью вселенской
Нисходит Он на шар, летящий в безднах,
Скрываясь в силе от Нее и в форме.
Заветным духом в трансе Несознанья,
Энергией безвидной, безмолвным Словом,
Он был здесь прежде, чем взросли стихии,
И прежде, чем родились жизнь и ум.
Сообщник Ее вселенского подлога,
Он видимости обращает в формы
И к истине приравнивает символ:
Он в образах Времен осуществляет
Вневременные замыслы свои.
Он вещество, и Он — душа вещей;
И в Нем Она вершит свои труды,
В Нем воплощает свой всесильный гений,
Его чарует играми своими,
Из мириад Его бессмертных истин
Творит свои несметные мечты.
Владыка бытия нисходит к Ней,
Бессмертное дитя в бегущих летах.
В своих твореньях, в личностях своих,
В мечтах Она спешит Его настигнуть
И ловит вдруг то взгляд Его, то жест,—
И в них Он вновь рождается вовеки.
Он — и Творец, и сотворенный мир,
Он — виденье и Он же сам — Провидец;
Он сам — актер и сам же — представленье,

Он — познающий и предмет познанья,
Он сам — мечтатель и Он сам — мечта.
Единые=Двое играют в сонмах царств:
Неведенье и Знанье — их беседа,
А свет и тьма — их взоров единенье;
Страданья наши — это их борьба,
Услады наши — это их объятья;
Дела, надежды наши — их забавы,
А наши жизнь и мысль — их тайный брак.
Весь этот мир — бескрайний маскарад:
Все здесь — не то, чем хочет показаться:
Виденье-греза вымышленной яви
Приобретает истины черты,
Но истинность его — не в этой грезе:
Прикосновенье вечности туманной
Феноменальный оживляет мир.
Мы видим образ, но не смысл его;
Мы видим часть, ее считая целым.
Так в их спектакле мы играем роли:
Он — сам же автор и актер и сцена—
Играет роль Души, Она — Природы.
Здесь, на земле, заняв свои места,
Не знаем мы сценарий этой драмы—
Из наших реплик не понять финала.
От нас сокрыт Ее великий план:
Свои великолепье и блаженство
Она укрыла в сердце у себя,
Свои Любовь и Мудрость затаила.
Из всей Ее красы и благодати
Лишь сумрачная малость нам открыта.
И Он в обличье свергнутого бога
Здесь потерял всесилие свое,

Утратил свой покой, свою безмерность
И знает лишь Ее, забыв себя.
Ей отдает Он все, Ее лелеет,
Стремясь стяжать величье для Нее:
Он мыслит в Ней опять найти себя,
Соединив покой свой беспредельный
С Ее горячим творческим экстазом.
Он, властелин земли, хозяин неба,
Вверяет Ей бразды правленья миром
И лишь следит за всем, бесстрастный Зритель.
Статист в Ее бескрайнем представленьи,
Он лишь молчит иль прячется в кулисах.
Он в мир Ее приходит, служит Ей,
Стремясь поймать свой шанс в Ее игре,
Прочесть Ее загадочные знаки
И Ей самой неясные желанья,
И тайный смысл Ее несет в веках.
Ее Он любит, как свою богиню,
Как регентшу желанья своего,
Ее Он чтит, как силу воли в Нем;
Своих ночей и дней вскуряя ладан,
Ей Он приносит в жертву жизнь свою,
Ее любви восторженный проситель;
Услада с Нею — вот весь мир Его:
В Ней Он черпает силы, в Ней взрастает,
В Ней постигает тайный смысл всего,
Предначертанье Божие для мира.
Иль в челяди Ее неисчислимой
Слуга, довольный с Нею рядом быть,
Он рад Ее ничтожнейшей подачке—
Поймав единый взгляд Ее, Он счастлив,
Услышав слово от Нее, блаженен.

Во всем, что делает и чем является, Он в Ней опору ищет:
Он на Ее щедротах строит гордо дни своей удачи,
И радость жизни за собой влачит павлинопёро,
И греется в лучах Ее улыбки мимолетной.
Он служит нуждам царственным Ее несметными путями;
Его часы вращаются вокруг Ее велений:
Всем Ей Он служит, всей своею жизнью,
Всем угождает Ей… Все — их забава:
Весь этот мир — есть лишь Она и Он.
Вот узы, что связуют вместе звезды:
Единые=Двое — тайна всякой силы,
Единые=Двое — суть вещей и смысл.
Его душа в безмолвии своем
Хранит Ее и все Ее творенье;
Весь труд Его — Ее приказов свод.
Под стопами Ее простерся Он
И на груди своей, инертен, счастлив,
Несет Ее космическую пляску,
Ее спектакль, где заняты и мы:
Лишь мощь Его дает нам силы выжить,
Лишь счастие Его влечет нас жить.
Его занятия и мысли выдуманы Ею,
Все существо Его — лишь зеркало безбрежное Ее:
Активный, по Ее наитью говорит и двигается Он;
Его деянья повинуются велениям неизреченным Ее сердца:
Пассивный, сносит Он воздействия и натиск мира
Как будто прикасания Ее, что формируют жизнь Его и душу:
Его поход сквозь дни — Ее солнцеворот;
Он мчится по Ее дорогам; курс Его проложен Ею.

Свидетель=ученик Ее услад и бед,
Партнер в Ее добре и в зле Ее,
Он мирится с игрой Ее страстей,
С Ее засильем сладостным и страшным.
На всех Ее твореньях и деяньях
Его безмолвья высочайший вензель;
В развитии своей вселенской драмы,
В минутных настроеньях и капризах,
В движеньи этого обыденного мира,
Где все являет взору дивный смысл
И в каждом пустяке таится чудо,—
Она в Его покойном ритме силы,
В Его свидетельном, бесстрастном взоре
Ведет свое космическое Действо,
Свои интриги и свои забавы,
Что сокрушают и возносят душу,
Свои деянья мощные и силы,
Что движут и хранят, и убивают,
Свое безмолвье, что превыше Слова,
Свой Зов, что изречен сердцам в безмолвьи,
Свои высоты и свои глубины,
Которых ищет наш заветный дух,
Свои событья и свои поступки,
Что образуют нашей жизни ткань,—
Все, в чем себя мы видим иль теряем,
Все, что нам мило или ненавистно,
Все, что великолепно и ничтожно,
Все, что чудовищно и что прекрасно.
Свою державу в космосе Она воздвигла
И царствует над Ним могуществом своих законов тонких.
Его сознание — младенец на Ее коленях,
И существо Его — Ее бескрайнего эксперимента поле,
Ее пространство — беспредельная арена, где играет мысль Его;

Она связала знаньем преходящих форм,
И ограниченного разума ошибкою творящей,
И случаем, что выглядит судьбою непреклонной,
Своей забавой смерти, боли и Неведенья
Его поверженное, борющееся бессмертье.
Его душа — ничтожный атом в глыбе материальной,
Его субстанция — материал для творчества Ее.
И дух Его не гибнет с преходящим,
Он к вечности восходит через промежутки в бытии,
Она несет Его из Ночи в Свет бессмертный.
Та грандиозная самоотдача — добровольный дар Его,
Он предается Ей своею чистой трансцендентной силой.
В мистерии Ее непостижимой,
В игре Ее вселенского Незнанья,
Созданье, сотворенное из праха,
Он следует Ее установленьям,
Ее лишь мыслью мыслит, Ее лишь мукой страждет;
И кажется, Он — то, что нужно Ей,
Он — все, что вообразить Она сумеет.
Но хоть Она играет с Ним беспечно,
Как со своим дитятей иль рабом,
Ведя его путем своих фантазий—
К свободе и Предвечного всевластью,
К бессмертию, что зиждется над миром,
Она паяца мнимого влечет.
И даже в этой краткой жизни в доме тела,
Бесцельный странник меж рождением и смертью,
Созданье бренное, что грезит о бессмертьи,
К владычеству Он увлекаем Ею. И Он Ее обуздывает силы:
Вот Он запряг Ее в ярмо Ее ж закона—
И лик Его стяжает мысли человеческой венец.

На привязи Ее томится Он,
Прикован к скрытому Ее капризу,
И ищет, как возобладать над Нею
Хотя б на час, уча Ее пути;
И откликается Она Его желанью,
И притворяется, что покорилась,
Что воле следует созданья своего,
Ведь для Него лишь создана Она
И существует для Его лишь пользы:
Он видит в Ней рабу своих страстей минутных.
Но победив Ее, во всем Он раб Ей,
Вассал, Он от Нее во всем зависим
И без Нее не может ничего.
Но, наконец, себя Он вспоминает
И образ божества в себе провидит—
И в человеке воскресает Бог.
И покоряет Он Ее вершины,
И видит, что Она — Его супруга.
А до тех пор Он лишь Ее игрушка
Иль мнимый регент — раб Ее причуд:
Пружинами Ее энергий оживлен,
Он действует, как робот, будто бы во сне,
Как манекен, ступает в желобах Судьбы,
Бредет, гонимый сил Ее бичом:
Мысль Его трудится, как вол, в полях Времен;
А воля, что считает Он своей, куется Ею.
Покорный молчаливой власти мировой Природы,
Влекомый собственной невероятной Мощью,
Его избранницей в забаве исполинской,
Он предает свою судьбу в Ее распоряженье,
Чтоб по Ее капризу получать услады и страданья;
Он Ей продался в царственную власть,
Готовый на любой удар иль дар, что Ей избрать угодно будет:

И даже в том, что кажется страданьем нашим чувствам,
Прикосновений госпожи Он ощущает сладость
И в каждом опыте встречает рук Ее блаженство;
Он сердце отдал счастливо для поступи Ее
И обретает радость откровения Ее
В любом событии и в каждом случае минутном.
Все, что Она творит, в Его глазах — чудесно:
Он Ею упивается, как в море в Ней купаясь,
Неутомимый почитатель Ее всемирного блаженства,
Он восторгается от каждой мысли, действия Ее,
На все согласный, что Она ни пожелает;
Всем стать готов Он, чем Она захочет:
Он, вечный Дух, неисчислимо сущий,
Презрел свою единую нетленность,
И родился в Ее твореньях бренных,
И стал несметным в необъятном мире,
И стал рожденьем вечным в вечных летах.

Владыка бытия таится в нас,
Играет в прятки с собственною Силой,
В орудии Природы — скрытый Бог.
Живет как дома Имманентный в смертном;
Для игр себе Он создал универсум,
Гимнасий для своих забав могучих.
Всеведущий, Он в нашу тьму нисходит,
Божественный, приемлет плотский образ,
Предвечный, признает Судьбу и Время,
Бессмертный, забавляется со смертью.
Неведенье влачит Всесознающий,
Бесчувствие выносит Всеблаженный.
Рождаясь в этот мир борьбы и боли,
Он как одежды носит скорбь и радость
И опыт пьет вином, дающим силу.
Он, трансцендентный Властелин миров,
Всевидец, одинокий, односущий,
У нас таится в недрах подсознанья,
Самоосознанной, всесветлой Силой.
Единый, Абсолютный, Совершенный
Из Тишины безо_ бразной, безвидной
Призвал на свет свою немую Силу,
Хранившую в своем недвижном сне
Всю чудо=мощь Его уединенья.
Единый, Абсолютный, Совершенный
Проник своим безмолвием пространство:
Он отразил себя в несметных «я»;
Он мощь свою явил в мильонах тел;
Он сущ во всем, что суще в мире этом,
В Его единосущем Беспределье;
Пространство — это Он, и Время — Он.

Пречистый, Абсолютный, Совершенный,
Что в нас таится нашим «я» заветным,
Несовершенства маску принял в нас,
Вселился в это плотское жилище,
Явил свой образ в человечьей стати,
Провидя в нас божественную стать.
Пробьет однажды час преображенья.
Тогда в своем божественном обличье
Нас воссоздаст Творец и подчинит
Наш смертный прах божественному складу,
И смертный ум возвысит в бесконечность,
И миг единый осенит бессмертьем.
Свершенье это — дань земная небу:
Есть долг меж человеком и Всевышним:
Как принимает Он природу нашу,
Должны и мы принять Его природу,
Его сыны, Его земное семя,
Должны и мы божественными стать.
Мы — парадокс, чье разрешенье — в Боге.

Пока же все — лишь тень мечты далекой,
И замершему грезящему духу
И жизнь, и сам он предстают лишь мифом
Иль тягостным сказаньем без конца.
Ведь ключ сокрыт в глубинах Несознанья;
Под спудом пребывает тайный Бог.
Во плоти, помрачившей Дух бессмертный,
Жилец безвестный, что незримым силам
Обличия в Материи дарует,
И устремленья за пределом мысли,
И риск непредсказуемых последствий,
Незримый Властелин, он восседает,
Не познан формою, куда вселился,
И прячет лик свой в пелене раздумий,
Всемудрость — за блужданьями ума.
Вращаясь в мире правд и заблуждений,
Что порожден игрой его же мысли,
В чреде светотеней он постигает
Всеведенье, в котором правит свыше.
И, словно позабыв, себя он ищет,
Как будто свет свой внутренний утратил:
Как странник, что бредет в чужих краях,
Он к дому ищет путь, безвестный ныне,
Сам — Истина, стать истиной стремится.
Ведь он Игрок, что стал своей игрой,
Мыслитель, ставший собственною мыслью;
Несметный, он безмолвным был Единым.
В обличьях=символах вселенской Силы,
В ее живых и неживых знаменьях,
В хитросплетениях ее событий
Себя находит он, несметным чудом,
Себя лишь постигает, чтоб однажды
Решить мильоноликую загадку
Во вспышке всесвидетельной Души.

Таков был договор его с могучею своей супругой—
Любимым ею быть и, слившись с ней навеки,
Отдаться ходу вечности Времен,
Среди волшебных драм ее внезапных настроений,
Среди сюрпризов неожиданных ее Идеи прикровенной,
Среди превратностей ее бескрайнего каприза.
Хоть кажется, что у него две цели, все ж они всегда едины
И над безбрежьями Времен взирают друг на друга;
Дух и Материя — финал их и начало.
Искатель тайных смыслов в формах жизни,
Бескрайней воли Матери великой,
Ее земных путей загадки трудной
Исследователь он и мореход
В безбрежьях океанских, в нем сокрытых:
Он путешественник и освоитель
Таинственной нехоженой земли.
В размеренном укладе материальном,
Где, кажется, все — несомненно, вечно
И, изменяясь, остается прежним,
Пусть даже и конец вовек неведом
И переменчив жизни буйный ток,
Безмолвная судьба ведет его вперед;
И, пристани в веков стремнине бурной,
Вдруг предстают устойчивые земли
И нас влекут остаться и побыть—
И новые горизонты манят разум,
И нет конца бескрайностям в конечном,
Нет рубежа, где мысль могла б помедлить,
И нет предела опыту души.
Рубеж недостижим, даль ускользает,
И совершенство нас зовет все выше
К вершинам недостигнутым в Незримом:
Был лишь началом долгим весь наш путь.

Он мореход в безбрежности Времен,
Материи извечный покоритель;
Низвергнутый в рожденье во плоти,
Он ремесло свое учил прилежно,
Не покидая бухт укромных «я»,
Но наконец пустился в дальний путь,
В неведомые вечные просторы.
В начале скромном своего Похода
В себе не сознает он силы бога,
Не ведает ее всемирных планов,
Недальновидный, робкий посвященный.
Свой утлый челн искусно направляя,
Он держится сначала берегов
И промышляет мелким каботажем,
Не помышляя об открытом море,
Страшась взглянуть в лицо пучине грозной.
Торговлей жалкой добывая хлеб,
Снует он меж соседними портами
Изведанным маршрутом безопасным,
Не увлекаясь новым и незримым.
Но вот он слышит гул морей безбрежных.
Бескрайний мир зовет его вперед,
К безвестным берегам, к далеким землям,
К неведомым доселе откровеньям,
К невиданным созданьям, к новым людям.
И вот, служа коммерции всемирной,
Идет он в море под торговым флагом;
Через великий средиземный понт
Его корабль под всеми парусами
Спешит проворно по волнам Времен
К безвестным маякам далеких стран
И новым рынкам для сокровищ жизни:

Роскошных тканей, дивных статуэток,
И драгоценных детских безделушек,
И редкостных плодов недолговечных,
И преходящих сказочных богатств.
Иль, выйдя за ворота скал=столпов,
Но не рискуя в океан пуститься,
Настигнуть горизонт своей мечты,—
Плывет он вдоль безвестных побережий
И новые пристанища находит
На островках, терзаемых штормами;
Иль, мысль сверяя с компасом надежным,
Уходит в дымку, что скрывает звезды,
Держась путей Неведенья торговых.
Он держит курс к неведомым краям,
Нежданные встречает континенты:
Мечтая о земле благословенной,
Минует он последние причалы,
Блуждает в отдаленнейших морях,
И к вечному свой обращает поиск,
И видит в новом свете сцены жизни,
В конечном открывая бесконечность.
И отступают рубежи мирские;
Земная дымка призрачной вуалью
Не замутняет больше взор его.
Он пересек предел последний мира,
Стал выше смертной мысли и надежды,
Он смертным оком смотрит в Запредельность
И в Очи зрит, что обнимают вечность.
Ждет мир верховный странника Времен.
И наконец, он слышит песню свыше,
Далекому, неведомому внемлет:
Он рубежи незримого минует,
Он превосходит зренье смертных глаз,

И видит новым сокровенным оком,
И открывает вновь себя и мир.
Теперь он дух в незавершенном мире,
Что ни его не знает, ни себя:
Его исканий тщетных внешний символ
Глубокий, новый обретает смысл;
В его исканьях мрак стремится к свету
И смертная бессмертья ищет жизнь.
В сосуде воплощения земного
Сквозь огражденье чувств он озирает
Магические волны моря лет,
Где ум луною светит в безднах мрака.
И вдалеке неясным силуэтом,
Туманным, смутным образом мечты,
Бегущий прочь, подобно горизонту,
Вдруг явится ему заветный брег.
Затерянный в пучинах Несознанья,
На корабле Материи плывет он,
Пересекая мысли звездный мир,
Навстречу золотому солнцу Духа.
Сквозь шум и гам, и вопль многоголосый,
Сквозь благодать непостижимых тишей
И странный средний мир под горним небом,
Превосходя земные координаты,
Лежит его неведомый маршрут
В страну, не нанесенную на карты.
Куда стремится он — никто не знает,
Куда плывет в непознанных морях
И с чем его послала Матерь мира.
Влекомый в путь Ее дыханьем тайным,
Поддержанный Ее всевластной Волей,
В неравной битве со стихией жизни
Сквозь бури и безветренные штили,

Сквозь мглу и всесокрывшие туманы
Ее приказ несет он в сердце тайно.
Однажды, вскрыв заветное посланье,
Узнает он своих скитаний цель,
К неведомой ли пристани в Незримом
Спешит он, иль указ Ее — снискать
Во граде Божьем новый ум и тело,
И стать Нетленного прекрасным храмом,
И обручить с конечным Бесконечность.
Просоленным ветрам Ее покорный,
Корабль его спешит по морю лет—
Лишь плещут вслед космические воды:
Средь слухов и угроз он слышит зов.
Всегда Ее лишь доверяясь силе,
Он следует в кильватере Ее,
Плывет сквозь жизнь и смерть и вновь сквозь жизнь,
Сквозь бодрствованье странствует и сон.
Он принужден Ее оккультной силой
Делить судьбу творенья своего,
И нет покоя Страннику Времен,
И нет конца волшебному походу,
Пока душа не сбросит мрак незнанья
И Божьи зори в нем не сменят ночь.
Пребудет он, доколе есть Природа,
Ведь с нею неразрывно он един;
Он и во сне ее в объятьях держит:
И даже тот, кто из нее уходит,
В Непостижимом с ней найдет покой.
Не познана главнейшая из истин,
Не сделано важнейшее из дел—
Ее игра-Мистерия реальна:
В забаве-мире Матери великой
Есть чудо-смысл, есть замысел глубокий.

Вовеки с первого рассвета жизни
За видимой вселенскою игрою
Одна лишь цель была, одна лишь воля:
В безличной Пустоте призвать к рожденью Личность,
Свет=Истиной пленить земные корни транса,
Взрастить немое «я» в пучинах Несознанья,
Прервать питоний сон утраченной Всемощи—
Чтоб Время обрело Вневременного очи
И мир явил собой Божественного чудо.
Ведь Он покинул белую безбрежность
И возложил на дух покровы плоти,
Чтоб семя Бога расцвело в Пространстве тщетном.
Конец Песни четвертой
Тайное Знание 249

ПЕСНЬ ПЯТАЯ
Йога царя:
Йога свободы и величия духа

О, ЗНАНЬЕ первым он обрел из смертных.
Сквозь занавеси яркие ума,
Что отделяют мысль от всепрозренья,
Проник он в сокровенную пещеру,
Где бьет источник виденья души,
И распахнул таинственные двери
И очутился под Крылами Света
В безмолвии, где все навек известно.
Свободный от сомненья и от веры,
Влюбленный в обнаженную Реальность,
Он разорвал ума тугие путы,
Поработившие земное сердце,
И сбросил гнет законов материальных.
Духовной силы не стесняла плоть:
Смерть не вторгалась, если жизнь смолкала;
Без мысли, без дыханья смел он жить.
И вот он смог войти в тайник заветный,
Что редкий лишь узрит поспешным оком,
На миг поднявшись от трудов ума
И от убогости земного зренья.
Все, что лишь Боги знают, здесь открыто.
Здесь под покровом молчаливой тайны
Хранятся летописи мирозданья,
Скрижали всемогущего Закона
И оглавленье Книги Бытия;
Текст и глоссарий истины ведийской
Хранятся здесь и ритмы звездных строф,
Что поверяют ход земных судеб:
Секретный код истории времен,
И силы-символы числа и формы,
И вести, что душе несет Природа,
Начертаны в заветном сердце Жизни.

В озаренном хранилище воспоминаний духа
Он смог вновь разглядеть лучистые примечания на полях,
Испещряющие светом неразборчивый двусмысленный свиток,
Восстановить преамбулу и спасительную оговорку
Мрачного Соглашения, которым управляется все,
Что восстает из сна материальной Природы,
Чтобы облечь Непреходящего в новые формы.
Теперь он смог заново прочесть и по5новому истолковать
Его странные письмена5символы и непонятные
разрозненные знаки,
Постичь его пророчество и его парадокс,
Его загадочные фразы и сбивающие с толку термины,
Глубокий оксиморон реплик его истины
И распознать как справедливую необходимость
Закрепленные в нем тяжелые условия для могучей работы—
Невозможного геркулесова труда Природы,
Который по силам лишь ее колдовскому мастерству,—
А также установленный им закон противостояния богов
И список неразделимых противоположностей.
Великая бессловесная Матерь в своем космическом трансе,
Используя для боли и радости творения
Санкцию Бесконечности на рождение формы,
Берется со всей неудержимостью осуществить
Волю к познанию в несознательном мире,
Волю к жизни под гнетом смерти,
Жажду восторга в плотском сердце
И через появление души воплощает
Посредством чудодейственного рождения из плазмы и газа
Таинство Божьего договора с Ночью.
В безмолвном космическом Разуме снова послышалось
Обещание Вечного своей трудящейся Силе,
Вызывающее на свет мировую страсть,
Крик рождения в смертном обличии
И начальный стих трагедии Времени.

Из недр восстал погребенный секрет мира;
Он [царь 5 йогин] читал изначальный указ, спрятанный
В закрытых архивах тайного подземного хранилища духа,
И видел подпись и огненную печать
Мудрости на прикровенной работе сумрачной Силы,
Которая возводит в Неведении ступени Света.
Спящее божество открыло бессмертные очи:
Он прозрел неоформившийся замысел в бездушных формах,
Постиг, что Материя вынашивает сокровенный
духовный смысл,
Что Разум отважился на изучение Непостижимого,
Жизнь — на рождение Золотого Ребенка.
В свете, заливающем чистую пустоту мысли,
Постигая вселенную знаками души,
Он изнутри читал текст внешних явлений:
Загадка раскрылась и утратила свою смутную
таинственность.
Большее сияние озарило могучую страницу.
В капризах Времени вдруг показалась цель,
В спотыкающейся поступи Случая раскрылся
глубинный смысл,
И Судьба предстала взаимосвязью проявлений зрячей Воли;
Сознательная широта наполнила прежнее
косное Пространство.
В Пустоте он узрел престол верховного Всеведения.
Великий Зов, безмерная надежда
Пылали ныне в сердце у него:
Сверхчеловека различая образ,
Он восходил к незримым высям духа,
Стремясь призвать на землю горний мир.
Он должен стать величьем, что узрел он.
Светлейшее должно пролиться солнце

В темницу эту с лестницею тайной,
Душа в своей начальной детской школе,
Уча свои нелегкие уроки,
Должна перерасти букварь ума
И подражанье мастерству Природы,
Свой бренный говор — в Божью речь возвысить,
Постичь Реальность в символах живых
И логику Безмерности изведать.
Стать должен Идеал Природы зримой явью,
И тело — воспылать в нем сокровенным Богом,
И ум и сердце — внять всеобщему единству,
И просветленный дух — жить в просветленном мире.
Как предстает в тумане гордый пик,
Так проявился вечный Дух великий,
Изгнанник во вселенной разобщенья
Среди полуподобий высших истин.
Они больше не могли удовлетворить его царственного
преображения;
Гордость Бессмертного не стала больше мириться
с обреченностью
Влачить существование скупца, живущего доходом
с жалкой сделки,
Заключенной нашей ничтожностью и скованными надеждами
С сострадательными Безграничностями.
Его высота отвергла низость земного состояния:
Широта, неудовлетворенная сковывающей ее оболочкой,
Отказалась от бессильного согласия с условиями Природы,
Отмела тяжелый контракт и унизительный найм.
Здесь, в этом мире, пока заложены лишь самые начала;
Лишь одна Материя — наша основа — кажется завершенной,
Всецело механистичная машина, лишенная души.
Или все кажется несогласованностью половинчатых идей.