Луба

   В одном маленьком, забытом богом, а вернее, правительством, селении жила девушка. Была она очень даже миленькая – крепко сбитая фигура, ясное лицо, шапка темных кудрявых волос, остриженных под барашка, мечтательные глаза (но об этот потом), и красивое имя – Луба (это уже на любителя).
   Одевали ее родители, дай бог каждой – в городе у них жил старший сын, вот невестка, добрая душа, присылала племяннице вещи своих детей. То свитеры, то юбки, куртки, а то и брюки. Правда, на одежду Лубе было наплевать, она и джинсы носила. Благо, что по здешним меркам была худовата (хотя ее заду позавидовала бы и Шакира). Да зачем ей все это. Что мать даст, то и носит. На парней внимания не обращает. Могла бы ведь даже в город поехать. А ей все равно. В общем, надо, наконец, сказать главное – Луба была странная, чокнутая, и видно это было с первого взгляда.
   Теперь можно пояснить и насчет мечтательных глаз – они смотрели или куда-то очень далеко, тогда лицо озаряла улыбка, или, казалось, что Луба прислушивается к чему-то внутри себя, тогда она вообще ничего не видела вокруг, бубнила под нос, выражение лица становилось сосредоточенно-грустным. Родители (а точнее, мать) рано заметили, что с девочкой не все в порядке, а чего было ожидать, ведь ребенок-то – поздний. Вздумалось же отцу взяться за старое – вот девочка странная и вышла. А уж как мать поначалу рада была. О дочери всегда мечтала. После двух сыновей-то. Утешенье на старости лет. Да ведь вот как получилось. Правда, помогать по дому – дочь помогала, все умела, только, не дай бог, задумается среди работы – тогда приходилось встряхнуть за плечи, чтоб в себя пришла. Так что замуж выдать Лубу мать еще надеялась.
   Когда Лубе было девять лет, старшая невестка взяла ее в город погостить и там показала врачу. Выяснилось, что с мозгами у девочки все в порядке. Было. Просто родилась она с очень ослабленным слухом (надо полагать, отец был сильно навеселе, когда молодость вспоминал). И развить ребенка можно было, и в школу отдать, если бы раньше знали, что с ней. Но время уже упущено, Луба и говорила-то невнятно, слов не выговаривала (теперь стало понятно, почему). Да и можно ли в деревне все время посвятить ребенку? О спецшколе мать слушать не стала, так что невестка умыла руки, полагая свою миссию выполненной. Правда до того она сделала еще кое-что (но об этом потом).
   Так и осталась Луба необразованной, но на ее лице не было заметно никакой печати глупости, как это бывает у неразвитых детей. Наоборот, после той поездки в город она стала оживленнее, только как бы внутри себя, для себя самой, мурлыкала странные мелодии, каких никто не слышал, жила в своем мире, о котором никто не имел представления. В общем-то, никто и не пытался узнать, чем живет Луба, для всех, кроме матери, она так и осталась чокнутой, но и мать догадалась взять у врача справку о состоянии дочери (так, на всякий случай).
   Этот случай представился, когда лет в семнадцать отец нашел Лубе жениха. Был тот не первой свежести, мужик из соседнего райцентра, партнер по бизнесу, так сказать, –  вместе картошкой торговали. Но он почему-то Лубе не понравился, а после того, как пришел к ним во второй раз, с ней случилась истерика, жениха, конечно, и след простыл, а вот с девочкой – беда! Все плачет, кого-то ищет, зовет по имени – Яцек – откуда она это имя взяла-то, странное, не наше!
   А Луба, оказывается, всю свою жизнь слышала голоса, в детстве – невнятные, спутанные, они заполняли ее головку, а не доносились извне, откуда звуки были слабые, неинтересные. После «роковой» поездки в город, голоса исчезли, но, зато, после перерыва остался только один, чистый, грустный, и принадлежал существу по имени Яцек. Ну, мало ли кто слышал голоса в своей голове! Этим не удивишь психиатрию. Луба стала отвечать Яцеку, они подружились, – и такое бывает. Только вот, Яцек и вправду существовал, и жил он у Лубы... на голове, в волосах.
   Всем известно, что и в наше цивилизованное время у людей в волосах заводятся паразиты. Но никто не знает, что для ограничения их размножения там же живут и их пастухи, охотники, какие-то существа более высокого порядка (вроде людей), но соразмерные по величине. Долгие века жили они с людьми как бы параллельно, не причиняя им вреда. По-своему развивались, постигали смысл жизни, устанавливая свое место в мире. С развитием цивилизации существ этих становилось все меньше и меньше, да и то только в глухих уголках земли. К счастью людей, этих существ не постиг технический прогресс, они не принялись истреблять окружающую среду, не претендовали и на недра, все больше упирая на духовное развитие, по-прежнему занимаясь охотой, скотоводством и собирательством.
   Мы, конечно, не какие-то там эфиопы или жители влажных лесов Амазонии, но и наше население иногда подвергается нашествию мерзких тварей (в смысле, паразитов), а вот о существовании их пастухов узнала только Луба. Она с детства пыталась разобраться в странной речи, благо, других занятий для ума у нее не было, и звуки посторонние не очень мешали, но отчетливо стала понимать, когда голос остался один.
   А случилось это после того, как добрая невестушка намазала Лубе голову каким-то сильно-пахнущим лекарством. И нечего иронизировать по поводу этой достойной женщины – вы бы сами так поступили, и не только чтобы обезопасить своих детей, но и из сострадания к бедному запущенному ребенку! Невестка хотела вообще остричь девочку наголо, но Луба, несмотря на свою запущенность, поняла, что с ней хотят сотворить и не далась, не из-за голосов, конечно, а просто ей нравились ее волосы-пружинки. А на лекарство согласилась. И лишь благодаря тому, что волосы были очень густые, в них и выжил Яцек с небольшим стадом.
   Вам смешно, а вы представьте себе состояние бедного мальчика (а Яцек был мальчиком) после этой химической атаки – все родные погибли и смыты потоками кипятка, остатки стад в панике разбежались по огромной территории – апокалиптическая картина! И только старинные баллады, которые он начал петь в полный голос, не давали ему сойти с ума от ужаса. А вскоре Яцек стал слышать нежный голос извне, и этот голос постепенно примирил его с действительностью. Они понимали друг друга, и это заполняло пустоту вокруг них. Рассказывали друг другу о своих ежедневных делах, вместе пели. Яцек поведал Лубе о полной лишений жизни сородичей, и о своей, насыщенной катаклизмами (уж не знаю, соизмеряла ли она частоту наводнений в мире Яцека с частотой мытья собственной головы), об отважных путешественниках, уходивших в неведомое (вероятно, имелись ввиду прыжки на другие головы). Она ему – как пропалывает грядки, моет полы, доит козу. Иногда Яцек забирался на самый верх дерева-пружинки, и тогда они вместе смотрели на небо. Луба почему-то представляла, что у Яцека должны быть голубые глаза, как небо, и светлые волосы – такого мальчика она видела в книжке своей племянницы в городе. Смелый, добрый, веселый – о лучшем друге нельзя и мечтать.
   Так они и взрослели вместе, и никто им больше не был нужен, весь остальной мир существовал только для того, чтобы они могли в нем жить. Но Луба выросла, и родители  решили выдать ее замуж, пока она в самом соку, а то, рассуждали они, если засидится, уж никакая справка не поможет. Если останется старой девой – тоже не беда, любили ее домашние, но попытаться все же стоит.
   Вот тут и появился жених. Справку ему показали, чтоб не волновался, глуховата просто, а так работница хоть куда, да скромная, дома все хлопочет, да красивая, да здоровая, не болела никогда, детишек здоровых родит. Да – девчонка хороша, но жених хоть и из райцентра, а земля слухами полнится, поговаривали, что чокнутая, надо присмотреться. А сам-то лет под тридцать, лысоват, рожа красная, все посмеивается, будто анекдот пошлый вспомнил. Не понравился он Лубе, так она Яцеку и сказала, не пойду за него! Яцек кое-что понимал в женитьбах. При их редком народонаселении зачастую на одной голове только пара семей и проживала, так что особо выбирать не приходилось, поговорка «стерпится – слюбится» была в ходу. Потому он и решил Лубу уговорить, ведь это не отразится на их отношениях. Но Луба – ни в какую, не таким она представляла себе своего суженого (вы же помните). Тогда Яцек решился на отчаянный шаг – решил уговорить жениха действовать поделикатнее, он любил Лубу и хотел ей только добра. А для этого надо было предпринять прыжок на другую голову. 
   Ох и смелый был парень этот Яцек! Конечно, без подходящего случая (головы должны соприкоснуться) ничего бы не вышло, потому Лубу предупреждать не стал, но сам подготовился. И вот, когда жених пришел во второй  раз и, решив с Лубой полюбезничать, наклонился к ее ушку, – Яцек прыгнул. Полет, как говорится, прошел нормально! Правда, с растительностью туговато, так ведь ненадолго, объясниться – и домой. А уж если Луба с ним жить станет, тогда вообще нет проблем, Яцек наладит их взаимоотношения.
   Наивный! Он думал, если Луба его слышит, то услышит и жених, поймет, какая Луба девушка нежная, нельзя ей в лицо смеяться луковым запахом и ощупывать взглядом. Но сколько он не кричал в самое ухо парня, тот не обращал внимания. А когда Луба нервно оттолкнула претендента (дура, не понимает нежностей) и что-то часто-часто забубнила себе под нос, претендент оскорбился, вышел во двор, нервно скользнул гребенкой по редеющим кудрям и решил больше с этой чокнутой не связываться (даже во вред бизнесу), а что нормальных девок что ли нету? Пруд пруди! И ушел. А вместе с ним и Яцек. Недолго, наверное, продержался он на лысеющей голове, а, может, и сразу был сброшен с нее франтоватым женихом, только пропал и все. Луба ждала одобрения своего поступка, но голос, звучавший в ее голове постоянно, стих. Такого не было никогда! Жуткая тишина, а вместе с ней ужас одиночества. Звала по имени, кричала в полный голос, просила откликнуться – напрасно, молчит Яцек, и только материнские причитания издалека, холодная вода, похлопывание по щекам, злое лицо отца – оставьте меня! Пустите!
   Слезы кончились, но Луба стала теперь как загнанный зверек, ни с кем не общалась, не говорила, сидела в углу с потухшим взглядом. А может, и не было никогда никакого Яцека, а все это плод ее больной фантазии? Прощай, Яцек! Прощай, Луба!