Дудка из тростника. Тристан Корбьер

ДУДКА ИЗ ТРОСТНИКА – MIRLITON
(Из Тристана Корбьера, 1845 – 1875)

Замри в любви, цикадных флейт кузнец!
Зачем звенишь, в пырее утопая,
Когда цикады песня золотая
Тебе плетёт цимбальный свой венец?

Блестит роса – алмазных слёз ларец,
И ландыш вспыхнул, серебром сверкая...
Замри в любви, цикадных флейт кузнец!

Порывы ветра тяжки, как свинец...

Твои ли вижу чёрные уста я,
Где в муках Муза корчится слепая,
Ища хоть горстку рифм, где спит мертвец?..
Замри в любви, цикадных флейт кузнец!

             Перевёл с французского Анатолий ЯНИ

           ДУДОЧКА
Покойся в неге, злой коваль цикад!
Тебя укроют заросли пырея,
И в их ветвях, от радости хмелея,
Цимбалами цикады зазвенят.

Росой поутру розы запестрят,
И ландыши взрастут, как плат, белея...
Покойся в неге, злой коваль цикад!

Взревут ветра чредой угрюмых стад;
Курносой Музе здесь куда милее –
Твой чёрный рот намажет эта фея
Стихами, что больную плоть пронзят...
Покойся в неге, злой коваль цикад!

Перевод Алексея Васильевича ПАРИНА, Москва (БВЛ, т. 85, с 713)

                НАИГРЫШ
     Почий в любви, нелепый фантазёр!
     Спи в лопухах, в зеленых одеялах,
     Где, тренькая на маленьких цимбалах,
     Споёт тебе цикад весёлый хор.

     Раскинет ландыш белоснежный флёр
     Средь рос печальных, от рассвета алых...
     Почий в любви, нелепый фантазёр!

     Забвение грядёт -- быстрей, чем ветер с гор.

     Теперь безносой Музе на увялых
     Губах твоих копаться в запоздалых
     Бессильных рифмах, пожиная вздор...
     Почий в любви, нелепый фантазёр!
     Перевод Михаила Давидовича ЯСНОВА (Питер)

        НЕЛЕПОСТЬ ФАНТАЗИЙ ПЕРЕВОДЧИКОВ,
        или НЕКОТОРЫЕ ЗАМЕТКИ ЧИТАТЕЛЯ
        НА ПОЛЯХ ПЕРЕВЕДЕННЫХ СТРОФ.
   Хотелось бы спросить у московского переводчика Алексея Парина, как выглядит пырей. И есть ли у пырея ветки? (Как у берёзы, что ли?Как у яблони, как у сирени? Или железнодорожные ветки?) Что за пырейные ветви построил Парин в своём переводе, переводя стихи Корбьера?И почему употребил какое-то местячково-областное словечко (или же украинское) „коваль”(вместо „кузнеца”)?Необходимо ли было „ландыш” заменять „розами”, употребляя при этом старое разговорное наречие поУтру” вместо нормативного „поутрУ”? Нужны ли в этом стихотворении такие „взрывные” глаголы, как „взрастут”, „взревут”? Уместно ли по отношению к поэтичному ландышу устаревшее слово „плат”, если учесть, что этот небольшой кусок ткани используют и для сморкания и вытирания носа, если  в подлинрике это скорее „саван”?..
В переводе Михаила Яснова „пырей” превратился в „лопухи”, названные, к тому же, и „зелёными одеялами”, а ландыш раскинул „флёр”, хотя этого, скорее немецкого, чем французского, слова в подлиннике нет. Придуманный Ясновым флёр – прозрачная шёлковая ткань, у Корбьера же земля задрапированна, покрыта белыми ландышами, как простынёй. А необходимо ли было росу окрашивать в алый цвет? Для чего? С намёком на кровь или же, как говорится, от нечего делать?Так же неуместно в переводе Яснова и упоминание неизвестных и чуждых французскому оригиналу гор, увялых губ (вместо чёрного рта). А что значит „безносая Муза” на этих увялых губах копается (словно на мусорной свалке?) и  в запоздалых, и в бессильных рифмах, пожиная вздор?
Не для того ли, чтобы оправдать подобные отсебятины в своёАм переводе, Михаил Яснов придумал и какого-то „нелепого фантазёра”?