По гулким, мокрым булыжникам, по мостовой...

I

По гулким, мокрым булыжникам, по мостовой,
Пропитанной чернилами мрака,
Дряхлые скелеты
Уродливых кляч
Тащили карету.

Ты была
Неотразима,
Впрочем, как и с самого
Момента погребения.
Всю свою
Смерть.

Напудренное
Иссиня-белое лицо
Загадочно скалило улыбку
На мертвенный свет луны.
Сгнившие провалы глаз
Были искусно подведены.

Ты утопала в бархате,
Среди которого
Кишели жуки и черви:
Путались в твоих волосах,
Падали на оголившиеся кости плеч
И исчезали под крошившейся кожей
И туго затянутым корсетом,
Не дававшим дряхлой груди,
Сочившейся чёрной зловонной смолой,
Рассыпаться.

Ты обмахивалась
Истлевшим веером,
С которого слетала моль,
А на чудесной шляпке
Засохли две серых, как зола, розы.
Маленькая шавка
Лежала у твоих ног,
То и дело грызя кость.
Твою.

Карета остановилась,
И тебя встретил некто,
В чёрной мантии,
С капюшоном, скрывавшим его взгляд.

Ты подала ему костлявую руку
И подарила поцелуй,
Оставив на его лице
Частички своих губ,
От которых почти ничего
Не осталось.

II

И водрузив на лицо маску,
Разукрашенную золотом,
Ты вошла в громадную залу,
Где уже во всю
Дребезжала музыка
Ржавых валторн,
И отсыревших скрипок.

И бал был ярок и шумен,
И когда на очередной скрипке
Рвалась струна,
Толпа взрывалась
Восхищением.

И каждый был в маске.
И ты, как и все,
Предавалась жадно разврату
С теми,
Кого называли Марсами.
С теми,
Кого называли Венерами.
А среди всего этого
Бледный, болезненный мальчик
Разносил на подносе бокалы
Со слезами
Кровью
И гноем.
Ты любила этот коктейль.

Вкушая его, ты говорила
О неоспоримом преимуществе
Искусственного сердца
Из тишины и немоты.

И когда в назначенный час
Гости сорвали маски,
Каждый увидел, что
Все
Были мертвы.

И радуясь приятному совпадению,
Рассмеялись…
И смех взметнулся в воздух
Прахом…

III

А под утро пошёл снег…
Невесомый…
Чистый…

Мертвецы разбрелись по могилам,
Склепам.
И никто не заметил, как
Повесился мальчик,
Разносивший
Ночью
Вино.

2008