Кладбищенский клен

Завалило снегами дорогу к погосту.
Только жалобный крик воронья.
Над березовой рощицей белые звезды,
Да проезжих машин колея.
Тихо падают хлопья. Как кружево – иней
На деревьях усталых залёг.
Прочитаю опять незнакомое имя –
Вечной жизни посмертный залог.
А могло бы шестнадцать исполнится нынче.
Восемь цифр по черной доске.
Этот крест будто к самому сердцу привинчен,
На съеденье оставлен тоске.
Тесный сумрачный склеп неизвестного плена
Навевает отчаянный страх.
Расскажи, незнакомая девочка Лена,
Что за боль в твоих синих глазах?
Ёлки птичьих следов, две изодранных ленты,
От мороза застывший вельвет.
Страшно спать там одной, в этом холоде, Ленка,
Столько дней, столько зим, столько лет?…
Я открою секрет тебе: каждой весною
Над тобой распускается клён.
Это новая жизнь охраняет с любовью
Безмятежный, невидимый сон.
И весеннее солнце на синей оградке
Греет серый портрет на кресте.
Разомлели тюльпаны у каменной кладки…
Это жизнь. Это будет везде.
Будут также в садах до зари целоваться,
Кто-то снова в кого-то влюблен.
Будут годы идти. Но всё так же шестнадцать.
И всё это же небо и клен…
Брак на фото. Гляди, будто борозды – слёзы.
Или это мерещится мне?
Жизнь порой задает без ответа вопросы.
Что так долго ты видишь во сне?
Ведь тебе не страшны ни болезни, ни старость,
Ни февральского ветра озноб.
В твоей светлой душе ничего не осталось.
Все что есть у тебя – это гроб.
А могла бы любить, а могла бы смеяться,
Не просить, не жалеть о судьбе.
Столько счастья дано человеку в шестнадцать,
Жаль, оно неизвестно тебе…
Плотно сомкнуты веки, прилипли ресницы,
Сердце больше не бьётся в груди.
Улетают последние поздние птицы,
Если слышишь – за ними лети.
В той далекой стране через сто поколений
Ты с росою взойдешь на поля.
Только может и здесь хорошо тебе, Лена,
Что там шепчет на ушко земля?...
Или все это ложь? Или вечное горе -
Этот страшный негаснущий сон?
Смотрят в небо глаза. А на белом просторе
Замерзает твой любящий клен…