4 октября 1993 года

               
Наша советская,  а потом и российская власть почти всегда вызывали во мне глухой негатив или, на худой конец,  усмешку.
Но был один день, когда эта власть просто перестала для меня существовать, даже как будто умерла (да  так и не воскресла).  В тот же день, как   это ни прискорбно,  для меня умерли и лидеры враждующей с Ельциным оппозиции.  Вот такая, блин, большая,  можно сказать двойная человеческая потеря!
Японский  корпункт, где я работаю,  находится в самом начале Кутузовского, наискосок от гостиницы «Украина».  4 октября 1993 года панорама боя была нам отлично видна.
В то время Россия казалась иностранцам загадочной,  непредсказуемой и опасной  до такой степени, что в нашем корпункте работало не два японца, как сейчас, а четыре,  к тому же в особенно напряженные  моменты приезжал еще и фотокорреспондент из Токио. И мне всегда было интересно с ним работать. Работа не самая престижная (часто приходилось таскать за ними треножник и раскладную лесенку, да и вообще …), но зато живая. Радовало и то, что  фотики, как правило, оказывались людьми понятливыми и надежными, хотя и пьющими.
И вот по срочной визе, добытой с большим трудом, прилетает  фотик по имени Окуяма-сан, я его встречаю в аэропорту, после чего мы, никуда  не заезжая, проходим по местам, где еще могут быть снайперы,  и они таки действительно есть! Окрыленный победой, Окуяма-сан приезжает в корпункт, проявляет и высылает в Токио фотографии,  но, конечно же, хочет большего!  Хочет  посмотреть, что творится в городе после комендантского часа. И  мы с ним едем к мэрии, а потом к опозоренному на весь мир, расстрелянному    парламенту.  Таких дураков как мы мало. Нас никто не останавливает. В целом везде темно и тихо.
И только на набережной у Белого Дома, там, где магазин «Автозапчасти»,  мрак уступает место полумраку. Подходим. Окровавленные носилки, бинты, запах медикаментов и несколько смертельно усталых людей.  В основном добровольцы из Красного Креста. Но есть и вполне экзотические личности.  Например, бизнесмен из Эстонии,  который не говорит по-русски, но когда-то получил медицинское образование.  Разговариваем. Раненых было много.  «Скорая»  ездить отказалась, потому что опасно. Ну, ясен пень, опасно. Министерство Обороны,  очевидно,  не предполагало, что могут быть раненые, а тем более,  убитые… Короче, всех развозили москвичи-добровольцы.  Даже мне ситуация казалась предельно циничной, а уж японцу! У них же немотивированная смерть одного японо-сана может муссироваться неделями и вызывать общенациональные конвульсии! 
Мы уже возвращались к машине, когда я заметила в темноте на краю площади бесформенную кучу, и мы, для «галочки» решили заглянуть и туда. И тут же испытали шок, обнаружив несколько десятков трупов,  сваленных,  как попало  и   объединенных навеки фактом смерти от пулевого ранения и молодостью.  Это были ребята с обеих  сторон.
Фотик с полчаса работал с этой грудой трупов, а потом приехали два грязных грузовика и с помощью прохожего-добровольца и того же эстонца ребят уложили штабелями и увезли, как говорится  в таких случаях,  « в неизвестном направлении». Фотик работал до последнего, а потом с явным сожалением сказал: «И все это только для архива, ведь у нас запрещено печать фотографии мертвых»… (Такая «цензура на мертвецов» выглядит для нас странной – у нас и расчлененку могут с гордостью тиснуть,  а у них, видите ли, думают о чувствах родственников,  которым такая фотография почему-то может показаться неприятной).
Конечно, мы знаем,  что жизнь в России – копейка,  что власть подла по своей природе и сути (оппозицию я приплела, потому что Руцкой с белым платочком вышел из Белого Дома,  а ребята, которым он клялся,  что будет сражаться до последнего патрона, не зная этого,   погибали на разных этажах и в подвалах еще несколько дней,  некоторые говорят – недель).
Мне  приходилось видеть людей,   которые погибли по прямой или косвенной вине  власти и до и после этого дня. Но почему-то отпечаталось, что власть умерла  4 октября 1993 года.