Поэма о многострадальной Руси... часть 16

        Глава III
 
    Куликовская битва

А мы, друг мой милый,
Опять возвратимся
К событиям, и вновь обратимся
К истории, что Алексий поведал
Карач – мурзе, который наведал
Митрополита в вечерний тот час,
И без  прикрас,
Ему передал тот длинный рассказ.

Карач-мурза был так поражен,
Этим рассказом и весь поглощен
Настолько, что не ожидал,
Как Алексий, прервав свое изложение,
Замолчал.
Карач для приличия чуть подождал,
И вскоре с волнением сказал:
«Услышал от Вас, святейший отец,
Историю, которая все, наконец,
Расставила так, как она развивалась.
Мне очень долго не удавалось
О том до конца и подробно узнать,
Но надо признаться и прямо сказать,
Никита мне кое-что рассказал,
Но был я, святейший отец, очень мал,
Что - то я помню, а что-то и нет,
Многое скрыто за давностью лет.
Однажды от нас богатырь ускакал,
И больше его никто не видал;
Куда и зачем - мы долго не знали,
Со временем нам о том рассказали:

Узнав, где Хисар-мурза обитает,
Никита отряд небольшой собирает
И едет к нему, чтоб за то отомстить,
Гибели князя не мог он простить.
Тогда у реки ему он поклялся,
В мыслях носил и намеревался
Хисара позорной смерти предать
И, где бы тот не был, его отыскать.
Хисар же хитер и осторожен,
И путь к нему достаточно сложен.
Когда он в бою – охрана вокруг,
А коль отдыхает – всегда много слуг.
Момент все равно подходящий настал,
Никите, видимо, кто-то сказал.
Хисар уехать намеревался,
Никита тут же в дорогу собрался,
В пути он его - мурзу и настиг;
Долго раздумывать он не привык;
Хисар в ту ночь изрядно напился,
И спать пораньше один завалился.
Темною ночью, ближе к утру,
Подкравшись с отрядом к его шатру,
Внутрь незаметно они просочились,
И в тишине остановились.
Хисар спал спокойно, не опасался,
А по утру суд над ним состоялся.
Кляп ему вставили, ноги связали,
Бросив на лошадь, все поскакали,
Туда, где можно уже не бояться,
И с жертвой своей навек распрощаться.
А ранним утром устроили суд,
Увидев Никиту – он понял и тут,
Встал на колени и начал просить,
Жизнь его только ему сохранить,
И предлагал все за это отдать,
Нужно лишь было то пожелать.
Но богатырь спокойно сказал:
«Жизнь ты у князя Василия отнял,
Тогда, когда счастье он только познал;
Встань и умри, как бойцу подобает,
Расплата всегда подлеца настигает.
Я обещал ему отомстить
И время настало суд совершить».
Блеснула на солнце дамасская сталь,
Воплем наполнилась русская даль.
Никита на родину после подался,
Там, говорят, от чумы и скончался».


«Сколько всего мы, порой, узнаем
О судьбах и людях пока проживем
На этой земле в грехах и падениях,
Мирских заботах и наслаждениях.
В пользе, в делах велик человек,
За этим пришел он и в том весь успех.
В назначенный срок уйдет на покой,
На все воля божья, мурза дорогой»,-
Митрополит размышления прервал,
Вспомнив о чем – то, опять продолжал:
«Князь Дмитрий за Русь душою стоит,
От междоусобиц весь, аж кипит,
Не любит  вражды и княжих раздоров,
И возведения удельных заборов,
Но многие это не понимают,
И огонек, порой, раздувают.
Так вот и князь Тверской - Михаил,
Я, кажется, это уже говорил,
Все под себя он хочет подмять,
И на Руси главнее всех стать,
А Дмитрий стремится в кулак их собрать,
Так будет легче и дань отдавать».

«Добро»,- Карач-мурза встал,
Руку Алексию поцеловал,
Ночи спокойной ему пожелав,
На прощание пообещал:
«Завтра я с Михаилом встречаюсь,
Поговорить обо всем постараюсь».

На том в тот вечер они и расстались,
Лишь на приеме потом повстречались.

Князь Карача вскоре быстро принял,
Алексий ему кое-что рассказал.
Встретил посла он, как подобает,
Но после отъезда Дмитрий узнает
Историю рода Карач-мурзы.
Тогда завязал князь с Ордою узлы.
Дружба их до конца продолжалась,
При всех невзгодах она сохранялась,
Мурза много делал, чем мог - помогал,
Русские корни не забывал.

С князем Тверским Карач повстречался,
И Михаил при встрече поклялся,
Крест Дмитрию Ивановичу поцеловать,
Московского князя Великим признать.
И в тот же день обряд состоялся,
При этом Тверской Михаил не стеснялся
Делать все так, будто очень старался
Крест целовать и всем показать,
Что указания готов исполнять.
Потом не замедлил быстрей удалиться,
Да не в родную Тверь заявиться,
А прямиком  к свояку поскакал;
Ольгерд его тут же без звука принял.
Там вдвоем тогда и решили
Идти на Москву,
То, что задумали - вскоре свершили.
Тверской, считая себя оскорбленным,
И вместе литовским войском огромным,
Решил Москве за позор отомстить,
Московскому князю за все «насолить».
К граду они тогда подошли,
У стен, постояв три дня - отошли.
В  селениях пограбили, частью пожгли,
И восвояси с Ольгердом ушли.
Спустя  два года поход повторили,
И снова войска объединили,
У стен Кремля тогда постояли,
Но штурмовать не рисковали,
Окрестности грабили, жгли, не щадили,
Потом от Москвы удалиться решили,
А, покидая, и там поживились,
Выгребли все - не поленились.
В третий раз (1372г.) вновь к Москве подошли,
Снова пограбили, снова ушли,
И все же Дмитрий союз заключил,
И перемирие установил.
Долго потом Ольгерд не совался,
То ли стал стар, то ли боялся;
Но Михаил не тот, не смирился,
Поехал в Орду и там решился
Просить ярлык Великого князя,
Но в самой Орде в этот раз,
Прошли изменения в самых верхах.
После победы внесли на руках 
Женщину.  Время было такое.
Для Золотой Орды - не простое.
Все - таки там, где кровь и рыдания,
Где зависть и ложь, богатства, страдание,
Нет женщине места в тех испытаниях;
Не может она вершить в этом звании.
Друг милый, немного прервемся
И в лирику вместе с тобой окунемся.

О женщинах можно вещать бесконечно,
Тема стара и очень уж вечна.
Много писалось и перьев ломалось,
Но песня о ней никогда не кончалась.
Менялись эпохи, века, поколения,
Но оставались любовь и волнения,
Нежные линии, женственный стан,
Который в подарок природою дан.
Но это все то, что для взора открыто,
А многое нам не подвластно, закрыто;
А ключ от ларца далеко, далеко,
И взять – то его не так уж легко.
Чтобы ларец тот заветный открыть,
Много нам надо труда приложить,
Да и тогда, когда ключик найдешь,
Я думаю, к цели еще не придешь.
Женщина – это тайна природы,
Там многое скрыто под слоем породы,
В глубинах ее кладовые хранятся,
Да только не всяк до них может добраться.
Кому суждено кладовые раскрыть,
И тайные тропы в том сердце открыть,
Тот будет несказанно просто богат,
Тогда заиграет его бриллиант.
Женщина – это создание творца,
Нет в ней начала и нет в ней конца,
Была она, есть и будет сиять,
И от мужчин свою тайну скрывать.
Ей предназначено:  род продолжать,
Жизнь даровать и очаг сохранять.
Это святейшее право земное,
Для каждой из женщин дело благое.
Пусть будет такой, кем создал творец,
Не открывая свой сразу ларец,
Алмазы и жемчуг в нем крепко хранит,
И только тогда его отворит,
Когда убедится в любви сокровенной,
И ко всему, еще непременно,
Будет любима, и будет любить,
Чтоб до конца чашу счастья испить.

Не долго пришлось Тулунбек управлять(1371-1372),
Власть тогда быстро пришлось ей отдать,
Заговор был подготовлен коварный,
Бой во дворце был слишком не равный;
Заранее все уже было готово,
Чтобы жестоко и очень сурово
Ханум наказать за ее поражение
И отомстить за период правления.
Очень кроваво с ней обошлись.
Друг милый, от чтения чуть оторвись
И представь такую картину,
Красивую женщину, бросив в корзину,
На берег великой реки притащили,
И в мешок огромный зашили,
Но не одну, а… с кошками вместе
И утопили.
Читатель, а я в этом месте
Прервусь,
Так как, дальше просто боюсь
Свою мысль о том продолжать,
И жуткими сценами вам досаждать.

Так вот, князь Тверской в Орде объявился,
И на прием к ханум попросился.
Долго пришлось тогда ему ждать,
Подарками всех вокруг одарять.
Пробиться к прекрасной ханум он не смог;
Хотел все решить в установленный срок,
Не получилось,
И вот отчего так это случилось.
У Тулумбек был советник – Карач,
Но в этот период, довольно горячий,
Он покидал на время Сарай,
Чтобы отъехать в любимый свой край,
Где навещал жену и детей,
Обещая вернуться быстрей.
Пока князь Тверской прием ожидал,
В этот момент и Карач прискакал.
Когда он узнал, что Тверской Михаил,
За ярлыком в Орду прикатил
И ожидает приема ханум,
Мгновенно сработал его острый ум.
Тут же он Тулумбек все представил,
И точки над «и» в том деле расставил;
Ханум убедил ярлыка не давать,
А князю о том может лично сказать.
Ханум очень долго не соглашалась,
Как женщина все же она опасалась;
Тверской Михаил довольно силен,
Уверен в себе, жаден и умен,
А это уже опасная смесь,
Сказала: «Мурза, хорошенько все взвесь».
Но Карач ей тогда рассказал,
Что однажды Тверской уже целовал
Крест и Дмитрию клялся,
Но в войнах увяз и с клятвой расстался.
Тогда Тулумбек с ним согласилась
И отказать Михаилу решилась.
Карач-мурза Тверского принял,
И в ярлыке он ему отказал.
Напомнил о встрече и как тот божился,
Что с князем московским навек подружился.
Князь Михаил с ним спорить не стал,
Быстро обоз свой в дорогу собрав,
Из Орды в тот же день удалился,
Но я бы очень, друг мой, удивился,
Если б князь Михаил согласился,
С тем, что ярлык он не получил,
И с миром в свои владения отбыл.
С дороги домой Тверской развернулся,
Нет, нет он не обманулся,
А к Мамаю поехал в Орду, на прием,
Чтобы ему доложить обо всем.

Мурзе об этом стало известно,
И будет всем узнать интересно
Что тот предпринял, когда разузнал,
Куда князь Тверской Михаил поскакал.
Вызвав к себе двух преданных слуг,
И зная, о том, что уши вокруг,
В Москву приказал им немедля скакать
И Дмитрию все о Тверском передать.
При этом просил не отвлекаться,
И, чтоб не случилось, до града добраться.

История, друг мой, в веках повторяется,
И не сегодня вдруг что - то рождается,
То - что давно уже появилось,
А в наше время лишь только развилось.
Разведка была, есть и будет всегда,
И не исчезнет с земли никогда.