Поэма

       ПОЭМА
       1.
Он помнил всё, сквозь дым воспоминаний,
Не ожидал от власти оправданья,
Когда-то вспоминая свой досуг,
Он был влюблён и видел всё вокруг
Каким-то розовато-светлым светом.
Писал стихи, хоть не был он поэтом,
И, среди всех дозволенных газет,
Искал он правды  потаённой след.
И было всё давно ему знакомо,
Порой ловил он крамолу вне дома.
Но твёрдо верил в правду и закон,
И ждал от жизни счастья перезвон.
И вдруг, над ним повеяло тревогой,
Узнал, что власть бывает очень строгой,
Когда писатель, может быть, поэт,
Найдёт, в сей жизни необычный след.
И загудели вдруг студенты Вузов,
За, что в немилость загоняли музу,
И лопнуло в его душе терпенье,
И оказался он в большом смятеньи.
Он потерял в душе покой, уют,
Он понял, в унисон не все поют.
А власть строга и органы не дремлют,
Порой приводят малодушных в трепет,
Мерещится кому-нибудь тюрьма,
А дальше неизвестность, дальше тьма.
И наш герой шагал с такими в ногу,
И поселил  в сердцах друзей тревогу.
И жизнь потом, через пространство лет,
Промчалось много горя, много бед.
И кулаки ушли в Сибирь задаром,
Ушли в Сибирь чеченцы и татары,
А был в стране когда-то Беламор,
Там испытали люди страшный мор.
А тот, кто был когда-то смелым,
Познал, что значит пытки и расстрелы.
Война  давно по миру пронеслась,
И укрепилась в нашем доме власть.
Но был тиран на  власть всегда так падок,
Он лесть любил, прошёл сквозь тьму загадок.
И говорил подручным между тем,
Нет человека, нету и проблем.
И вновь Союз, обласканный печатью,
Пугая весь не посвящённый мир,
Гнал за Урал  невинных, рать за ратью,
Не только Зэков, но и всех задир.
Прощай, прощай, умытая Россия,
Умыта кровью, вовсе, не побед,
А тех людей, что падали в бессилье,
От клеветы,  позора, прочих бед.
А наш герой, совсем ещё мальчишка,
Попал случайно в эту кутерьму,
За, что ж его, ведь это очень слишком,
Погнать такого малого в тюрьму.
Зато потом, презрев все сантименты,
Гордился тем, что через много лет,
Он, правда, не был диссидентом,
Зато поймал его прекрасный след.
Ушли года позора и гонений,
И, наконец, пришёл свободы час,
Когда страна, проснувшись от сомнений,
Полна прозренья повстречала нас.
И вот опять пришли воспоминанья,
Мой дух был бодр, судьбой необорим,
Прошёл сквозь муки, иногда страданья,
Домой вернулся, цел и невредим.
Он вспоминал, порой мутился разум,
Болел он часто, голодал меж тем,
Не гнулся он пред властью и не разу,
Не падал ниц он не перед кем.
Его за правду Зэки уважали,
Он обладал там не плохим пером.
Его жиденком, правда, обзывали,
Но никогда ни гадом, ни жидом.
И вот сейчас, он заглянул в тетрадку,
И вновь воспоминанья полились,
Отец давал  в тюрьме, кому-то взятку,
Чтоб за решёткой стала лучше жизнь.
Ведь лагеря, конечно же, не дача,
Там есть режим и надо исполнять,
Но если кто-то по ночам и плачет,
Его легко услышать и понять.
И снова суд герою часто снится,
И с прокурором важным резкий спор,
И с удивленьем полыхают лица,
Когда герой ведёт свой разговор.
Он говорил, что вовсе невиновен,
И, что врагом себя он не считал,
Что жизнь свою труду отдать способен,
Но был безмолвен тот служебный зал.
Но если я с героем совместимый,
Напрасной речью зал тот сотрясал.
А суд советский, он ведь совестливый,
Всего пятёрку в наказанье дал.
Потом вмешались связи, мама с папой,
И в местный лагерь я тот час попал,
И целый год не ведал я этапы,
Не знал, что значит, северный Урал.
И был рабочим я на новостройке,
Меня привлёк огромный транспортёр,
Я был, конечно, слаб, но очень ловкий,
И ощущал я молодой задор.
На зоне я попробовал спиртное,
Трудился я, не покладая рук,
И если было, что-нибудь съестное,
Делил на всех, хоть друг он иль не друг.
И каждый день привычная работа,
По вечерам и боль и ломота,
Стерев с лица все капельки от пота,
Я занимал почётные  места.
И нас встречали с музыкой на зоне,
Портреты нам вручали у ворот,
И если, кто-то был из нас в загоне,
Его не брали строго в оборот.
          Продолжение следует