Вавилон

Жильцы бульвара, в летнем истощенье,
Стенали — от корней и до вершин.
Асфальт, в рекламном красном освещенье,
Кишел, гудя, нарывами машин.

И по больному городскому телу
Он к центру шел, где фары в полутьме
Сновали в страхе, потеряв пределы,
Как мысли в помрачившемся уме.

Он шел и думал: «Стоит ли стараться?
Влюбляйся в город, бойся и спеши —
Но после трех тяжелых операций
Лишишься легких, сердца и души.

Иль на попранье создан я и на смех,
Иль только кожа — щит мой и броня,
Чтоб скальпель пляской рассечений властных
За гранью дней ощупывал меня?

Нет, преданный некровным этим узам,
Я тихий свет предвижу впереди, —
Осмотрен всеми и никем не узнан,
Я в мир иной готовлюсь перейти…»

Был город жив — без слова и без жеста,
Одним накалом бьющихся огней…
— «О Ты, навек оставивший блаженство
Для боли крестной! Снизойди ко мне.

Я по любви тоскую в веке темном,
А Ты на смерть сошел с крутых высот.
Услышь того, кто в городе бездомном,
Тебя не зная, лишь Тобой живет!

В рогах драконьих, в камне гордых башен,
Ряды окон — лукавые уста…
Я не от мира: он мне чужд и страшен.
Я в детстве слышал о любви Христа…»

И вдруг, среди сверкания и жути,
Взбурлили воды в чаше восковой —
И он узрел пути и перепутья,
Увидел узел жизни вековой,

И, просиявши на заглохших тропах,
Взыграла речь невиданных зарниц:
Он слушал Свет — и тайны смертных сроков
Читал в раскрытых книгах встречных лиц.

В леса скорбей, в кустарник сердца дикий
Вошла любовь — и дымом вышел страх:
Он слушал Свет — и пел хвалу Владыке
На незнакомых миру языках.