За выросший внутри комок пустоты

никого не прощаем, себя не умея простить и ни с кем  не умея прощаться. и смеёмся и пляшем, всю боль сокрывая внутри, из себя выжимаем паяца. растянут на пяльцах, распят на кресте нашими пальцами. мы были там вместе, вынужденные остаться  и жить вот с этим комком, который внутри парит: на правый бок ляжешь -  в сердце тебя толкает и не тает, сука, совсем не тает, не вытекает он из глазниц ни песком, ни ртутью, зато со мной говорит, мол "ты чёрствый,  чёрный, живёшь себе каракатицей, обречённой  на тысячу лет скитаний от бога к чёрту за то, что однажды переступил черту". на простыни корчишься: "я ещё поживу, мглу пережду, найду такую иглу, которая и сквозь рёбра дотянется до тебя и выпустит этот яд, тогда мой внутренний ад усохнет и станет труп, а трупы не говорят". но - смерть его на конце иглы, игла в яйце и дальше по восходящей, зарытые в сундуке у дуба в лесной чаще на острове без названия и координат, теперь ты, надеюсь, рад, моя каракатица будет живой во мне. и говорящей. с тобой. иногда, брат.