Скрипач...

Cкрипач играл на скрипке грустную мелодию любви...

Стоял поистине солнечный, теплый, летний день. Пел соловей свою красивую песню. Она стояла с широко распахнутыми глазами, пытаясь не заплакать, не щурясь даже от ярких бликов лучей, которые отсвечивали от лакированной крышки гроба и слепили глаза. Она не могла заставить себя подойти к нему, еще раз посмотреть на его белые губы, недавно такие теплые, красные, чувственные. Ноги налились свинцом и не пускали. Вокруг было много людей. Женщины плакали, мужчины сжав плотно зубы, мрачно смотрели на того, кто лежал в гробу.
«Ему всего двадцать шесть лет. Как такое могло случиться?
Она сжала колечко, которое держала все время в руках, его колечко с надписью, которое он так любил, что даже носил на груди словно святыню. С тех пор, как пришло известие, о его гибели, она не разговаривает - потеряла голос. До сих пор в голове звенело – «груз 200»!!!
Как-то раз, она сидела на берегу реки и любовалась, как он играл на скрипке в лучах уходящего за горизонт солнца. Её взгляд был наполнен неподдельного восхищения. Он был прекрасен, отдаваясь смычку... его зеленые глаза, чаще закрытые, были напряжены, а ресницы трепетали... Доиграв, он сложил скрипку, подошел к ней и сказал, смотря в даль: «Знаешь только струны скрипки могут рассказать жизни о смерти, а смерти  о жзни"... Странные слова... Странные события...
Бледность её кожи проступала даже через загар. Священник закончил читать панихиду. настало время прощаться... Она не могла найти в себе силы подойти к нему...
Она видела его напарника. Они узнали друг друга, но даже не поздоровались, даже не кивнули друг другу. Слишком тяжело было... Они прошли мимо, как два незнакомых прохожих проходят мимо друг друга. Она ничего не имела против кивнуть, просто не было сил... В голове звинело: "Осечка... он мертв... осечка..." Она опустила голову. Ей было понятно его горе, но она не могла справиться со своим, было не до чего. Вдруг, как будто кто-то сверху окатил волной, она подошла к гробу и тихо зашептала:

«Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка,
Не проси об этом счастье, отравляющем миры,
Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка,
Что такое темный ужас начинателя игры!...»

Потом все сильнее, голос креп, набирал темп:

«...Тот, кто взял ее однажды в повелительные руки,
У того исчез навеки безмятежный свет очей.
Духи ада любят слушать эти царственные звуки,
Бродят бешеные волки по дороге скрипачей...»

И вот она уже говорит громко, смотря на его закрытые глаза и стеклянное, фарфоровое лицо. Ей виделся берег реки и он со скрипкой в руках. А где-то не далеко играл скрипач, ловя её голос. И замерли птицы. И десятки глаз смотрели на неё. И только строчка за строчкой вылетали слова его любимого стихотворения:

«...Надо вечно петь и плакать этим струнам, звонким струнам,
Вечно должен биться, виться обезумевший смычок,
И под солнцем, и под вьюгой, под белеющим буруном,
И когда пылает запад, и когда горит восток.

Ты устанешь и замедлишь, и на миг прервется пенье,
И уж ты не сможешь крикнуть, шевельнуться и вздохнуть,-
Тотчас бешеные волки в кровожадном исступленье
В горло вцепятся зубами, встанут лапами на грудь...»

Она читала словно молитву, словно заклинание,надеясь, что он услышит её, он обязан был слышать:

«...Ты поймешь тогда, как злобно насмеялось все, что пело,
В очи глянет запоздалый, но властительный испуг.
И тоскливый смертный холод обовьет, как тканью, тело,
И невеста зарыдает, и задумается друг.

Мальчик, дальше! Здесь не встретишь ни веселья, ни сокровищ!
Но я вижу - ты смеешься, эти взоры - два луча.
На, владей, волшебной скрипкой, посмотри в глаза чудовищ,
И погибни славной смертью, страшной смертью скрипача!»

И прозвучали последние слова, и брызнули слезы из глаз.
И только скрипач играл свою особенную мелодию, рассказывая смерти о жизни, а жизни о смерти...

P.S: На основах рассказов моей жизни... со слезами и памятью к Вам...