***

                Николай Бурмистров
           Честь
Как щедро жизнь нам делает поблажки!
Ошибся? Что же, повинись – простят.
Истратился? Подумаешь, бумажки.
Кольнуло сердце и прошло. Пустяк.

На всех всего отпущено в достатке.
Ума – палата, жизни на сто лет.
Пошевелись, и будешь при зарплате.
И пенсионный выдан амулет.

Вот депутат младенцу по всей форме
Медаль дает за то лишь, что он есть…
Но будет вечно по блокадной норме
Жизнь отпускать единственное – честь.

         Унижение нищетой

Фонды, власть, о народе заботчики!
У собесов паркуя «форды»,
Вы бабулек «корзиной» морочите
От ума или так, «от балды»?

Вас сиротами вряд ли растили.
И в речах сильный русский акцент.
Аль забыли, что старость в России
Не туристка, а бабка и дед.

И хоть как потребленью учите
Граждан вечных блокадных тревог,
Но с их пайки полпайки спишите
В нескончаемый детский налог.

Отдавать – их талант от рожденья.
Пусть не взыщет за рифму собес,
Но увозят их банку варенья
И коляска, и «мерседес».

Нищета точит когти рысьи
На сердцах стариков и старух.
И кусает тишком по-крысьи
Из щелей пенсионных прорух.

Стариков не пугают нехватки.
Только гложет Россию-мать
Страх давнишней барачной повадки:
«Будет нечего детям дать».

Ну, а мы по-другому стареем:
Сын приедет – в квартире тесно;.
О себе забывать не умеем,
Благо путаем с тем, что грешно.

Вот и мчатся «мигалки» с фуршета
Отработать свой хлеб непростой:
Узаконить статьями бюджета
Унижение нищетой.

Но безродным не будет удачи,
Вороваты любые счета,
Если рядом старушкою плачет
Узаконенная нищета.

Письмо в Нью-Йорк
из Касимова
  11 сентября 2001 г.
  пассажирские самолеты
совершили тараны
небоскребов-«Близнецов» в Нью-Йорке.

Вам пишу из татарской деревни,
Под Касимовом, на Оке.
Я – москвич, а Касимов древний
От Нью-Йорка совсем вдалеке.

Но мгновенно телеэкраны
Зажигают тревожный свет.
Про манхэттенские тараны
Мне в калитку кричал сосед:

- Слышь, Никола! Да ты -  в огороде?
Глянь, в Америке, чо творят!
Пентагон разбомбили, вроде,
Небоскребы, как лес, валят…

Ох, «Рекорд» черно-белого бреда,
Как дожил ты увидеть, чтоб
Разрывала живая торпеда
Полный ужаса небоскреб?!

Может, это – страшилка-мультяшка?
Может, хаккеры-стервецы?
Но дымятся и рушатся тяжко
В кровь пожарища «Близнецы».

И надежда на чудо распалась.
Мой сосед задымил в экран:
- Эх, Америка, доигралась…
Это что же за «Талибан»?

Закурили. Ну, что же тут скажешь?
Нож всадили планете в бок.
И войной те узлы не развяжешь,
Если судьбы сплелись в клубок.

Так сидели мы, как на пожаре,
Будто крепко попали впросак:
Мой сосед – православный татарин,
Я – крещеный украдкой русак.

Сентябрь 2001 г.,
г. Касимов

Героям

Бесстрашные на свет родимся.
Плевать, что на ядре летим.
Пределы преступить стремимся
И бездны испытать хотим.
Пускай за подвиги страдаем,
Пусть ставка – жизнь, запреты рвем.
За грешное рискуем раем,
За мимолетное умрем.
Остановиться не желают
Ни отрок, ни седой старик.
Азартно ставки повышают –
Еще на жизнь, еще на миг.

Летит Земля. Одна на свете
Больна геройскою игрой.
На богоизбранной планете
Не вразумляется герой.


Цепочка

Плохо все. Нет денег, нет работы,
Не в цене дипломы и перо.
И друзьям, конечно, нет охоты
Вспоминать, что делал им добро.

Прежде думал я: добро – цепочка.
Главное в ней – первое звено.
И, не зная ни конца, ни точки,
На другие нижется оно.

Ошибался я. Добро не вечно.
Крепче вяжет ржавой цепью зло.
И житуха молотом кузнечным
Сокрушает доброе звено.

Телефон. Звонит товарищ старый:
«Не узнал?  Богатым прилечу.
Питерской «Стрелой»… Седой, но бравый.
Я ведь долг отдать тебе хочу».

Надо же, так кстати объявиться!
«Слышишь, мать? Прости, я был не прав…
Надо бы до наших дозвониться,
Да собрать всеобщий брудершафт».

Есть цепочка! И конца не видно.
Чтоб продлить такую благодать,
Я иду с соседом-инвалидом
По его делам похлопотать…

А добра цепочка не кончается.
Крестик золотой на ней качается.