Вереск

И. Бродскому



Я всю жизнь шёл к далёкой стене
на которой было написано имя Розы
и вереск хрустел под ногами,
но когда вдаль уходили паровозы,
то возвращались электрички;
и я, чувствуя холод,
руки грел, зажигая спички;
а вереск хрустел под ногами,
когда я летел на лыжах с трамплина,
работая плечами в линию горизонта,
поднимался наверх снова и снова,
играл в футбол, считая,
что хороший пас лучше забитого гола.
Я ничему не удивлялся, но
мне было непонятно: как, собственно,
калькулятор заменит вычисление в столбик?
Много позже я узнал, что иду не один
и несравненный Гофман читал мне сказки
и Андрей показывал фильмы,
но Озимандия лежал в пустыне,
как притаившийся Антихрист,
как следствие ведущее к причине...
Я шёл к стене, вырубая деревья на чужих участках,
укладывая бетон в посторонний фундамент,
и алертность моя таяла, как шагреневая кожа,-
оставляя недоуменье, невосприятье...
Стена ускользнула как дым,
и теперь мне остался
только размер моего стиха.
Только его размер.
Только его ритм.