Дряхлый город и мост молодой...

Пиза



Тоскана милая, потасканный весьма,
от Красной Армии добрался я до Пизы,
фронт удержал, не отступил до шизы,
не утопился в омуте ума.
Тоскана, вольница! Затворницей-тоской,
хворобой русскою, столь мало ты задета,
что умыкну я, вместо амулета,
трилистник лавра из кадушки городской.

А донна Сильвия! Сто раз она права,
что пришлых, нас, под башней поселила.
О градус крена, Ньютонова сила!
Достойно-мраморна механики глава.
И вот еще награда – баптистерий.
Каррарский снежный камень резьбарей
узорчат, словно невод рыбарей
из галилейских подлинных мистерий.

О Пиза, звёздница! Чертог полночный твой,
нездешней освещен тройной шкатулкой.
А в шесть утра – темно, безлюдно. Гулко
две пары каблуков на мостовой
стучат. Спешат к разлучнику-вокзалу
философ-скептик и рифмач-смутьян.
От Арно зябкий тянется туман,
но на ходу – теплей, теплей помалу...




Мост Риальто




Чую след Тициана с Джорджоне,
но Венеции норов люблю
и за то, что её миллионы
моему подпевают рублю.
И за то, что узорам палаццо,
преломлённым в вечерней воде,
мне нисколько не стыдно признаться
в нашей общей сквозной правоте.
В двуединстве певучей повадки,
в перламутровом сбое волны...
Благо, грифельной птицей в тетрадке
мы, сестрица, разниться вольны!
Не белю кобеля Казанову
и не праздную кроличий лик,
но к игре маскарадного слова
я изломом Риальто приник.
Ибо ибисы, цапли, удоды,
изогнувшие клювов обвод;
перьев радуги, крыльев разводы,
чёрных бархатов алый испод,
блеск зениц через прорези масок,
серебра и предательства ток,
сцепки пряжек, объёмов и красок,
судей, ведьм, арлекинов садок...
Бьющий в миндалевидные щели,
вдоль личины, соблазна флюид,
догарессы, шуты, менестрели,
искры брошей и бледность ланит...
Это всё осветило мне разом,
догорая над чёрной водой
золотым и сиреневым газом,
дряхлый город и мост молодой. –
Альт Риальто, сей мраморный выгиб,
альбинос, напружиненный кот
все червонцы из прошлого выгреб
и в ларец прорицанья кладёт...