Приглашаю путешествовать Париж

Почему в Париже ходят девки рыжи?



Её разбудил шум распахнувшейся двери. Она вскочила, села. Молниеносно натянула одеяло на голову. Но, одолевавшее любопытство заставило посмотреть, в чём дело. Глаза, ослеплённые тьмою, не разобрали, что произошло. В мягком свете луны качалось чёрное пятно. Она завизжала.
Неприятно быстро брызнул яркий свет.
- Где он?
- Кто?
- Хахаль твой…
- Ввв-аа-дим, это ты?
- Ну-у! – протянул супруг. - Ты чего разоралась?
- Дома никого… А тут… - заикаясь, оправдывалась жена.
Вадим заглянул в шкаф, под кровать и даже под кресло.
- Ты, одна?
- Нет! – вскипела жена. - Видишь, тут ещё косой десяток лежит – тебя дожидаются.
Она ногой швырнула одеяло. Он прикрылся руками. В воздух взлетело всё постельное бельё.
- Коли-Толи, Вани-Сани! Все дружненько встали… Все…все…все… - легким прыжком она преодолела спинку кровати и топнула. - Кому сказала: Встать!
Вадим вздрогнул. Она подбежала к окну и отдёрнула штору.
- О, Андрей-воробей, а ты куда? Выпорхнуть захотел!? Вадим, держи его! - по комнате носилась, как светящийся шар, маленькая женщина. Она заглянула под кровать. - А ты, Витюш?.. ползёшь, как уж?.. – и кинула тапок мужу. - Вадик, этого тоже держи.
- Ирк, ты что… того?
Стукнув себя рукой по бедру, она отчаянно закричала:
- Все разбежались! Мать их за ногу!
Ирина взглянула на мужа, увидела просочившиеся сквозь огромные сильные пальцы мужа, сжимающие голову, крупные кольца серебристых волос.
- Надо же - седина в висок, а бес в ребро.
- Хуже, - подскочил Вадим и присел, будто ноги подкосило, и посмотрел опустошёнными глазами. - Всю ночь не спал, думал, вот застану с любовником, убью обоих.
 - С  чего бы это? Померещилось, аль кто надоумил?
- Накатило… Первый раз за всю жизнь накатило.
 Он сильнее сдавил голову и виновато проскулил сквозь слёзы:
- Знаешь, одни бабы собрались и все озабоченные, замужем все поголовно и ко всем на шею виснут. Вот я и не сдержался.
- Охо-хо, - покачала головой Ирина. - Семинар-то хоть хороший был?
- Ну, никто не пожалел, - опомнился супруг и жадно обнял жену.
Тихо погасли звёзды за окном. Сменило небо свой густой фиолет на нежно-голубой бархат. Повинуясь дыханию порывистого ветра, в окно постучался обледеневшими суставами сиреневый куст. Позвонили. Супруги переглянулись и поспешили к двери. Вошла близорукая соседка, качаясь на маленьких, тоненьких ножках она протянула душистый пирог.
- Вот… с пылу с жару… отведать принесла. – и улыбнувшись остатками кариозных зубов, спросила - Никак Вадим Николаевич вернулся?
- Он самый.
- Я не знала, что вы уже дома, попозже бы заглянула.
С трудом удерживая равновесие, она прислонилась к стене. Будто сдобного пирога  было недостаточно, для того, чтобы остаться у соседей, она с доверительной улыбкой пролепетала:
- Ваш муж, Ирочка, не простой человек, а всеми уважаемый психолог, складный, симпатичный мужчина, верный супруг, -  она хотела ещё что-то сказать, но нащупав руку хозяйки, изменила тон и добавила:
- Мужчину мужчиной всё же делает женщина.
- Проходите на кухню, Маргарита Павловна, - позвала хозяйка и потянула за собой. Нога старушки провалилась в выбоину на полу, прикрытую линолеумом. Она споткнулась, её поймала рука хозяина.
- Сколько хожу… всё забываю, где она, - Старушка остановилась,  потопала ножкой по дыре и продолжила  важным, как затронутая тема, голосом. - Весь дом сыплется, как песочный. Вы непременно должны купить себе квартиру в элитном доме.
- На наш век и этого хватит, - ответил Вадим и сладко зевнул. Зайдя на кухню, все заняли привычные места. У старушки в доме не было ничего, кроме одиночества, а за минутку у тёплого камелька добродушных соседей, она была готова печь вкусные душистые пироги хоть круглые сутки. Вскоре и хозяйские щи задымились на столе. Вадим Николаевич протянул  бумажный свёрток жене.
- Киска, порежь. Соскучился по салу.
- А назад зачем привёз, что же там не съел?
- Там столы накрывали как в ресторане. В основном бабы были. Жратвы понавезли. Пузо не принимает, только глаза не сыты. Думаю, чего лишнее на стол валить, - замолчал на минутку, булькнул стопочку и продолжил. - Поправился я там, аж рубаха лопнула. На, зашей.
- Обязательно заведите большую породистую собаку, - продолжила гостья.
- А эту-то зачем? – удивился Вадим. - Её кормить надо, - и по-барски откинулся на спинку стула. – Копеечку нужно беречь, она рублики бережёт.
- Не человек должен беречь деньги, а деньги человека, - обиделась старушка, но поспешила спрятать свои чувства. - Ирочка, проводи меня, пожалуйста, - остановившись у порога, тяжело вздохнула и тихо добавила. - Нет, деточка, Вам не нужна собака.
Дверь распахнулась и мягко обо что-то стукнулась. Заглянул мужчина. Тяжело дыша, захлёбываясь от волнения, он бормотал:
- Ирина Александровна! Пожар… Драмтеатр горит…
- Батюшки мои.
- Как же? Подожгли что ли?
Не знаю. Не знаю, - мотал вспотевшей головой мужчина. - Народ валит туда и стар и мал. Я не могу смотреть на это зрелище, не могу.
- Кто там? – поинтересовался супруг.
- Это Жорик. Мой аспирант. Дурные вести принёс. Драмтеатр горит.
Маргарита Павловна перекрестилась  и удалилась к себе. Вадим побежал на улицу.
Повисла оглушительная тишина. Ирина молча, неподвижно смотрела в окно. Жорик подошёл вплотную и неловко толкнул её плечом. Хрупко зашуршала шелковая блузка. Тёплым паром обдало Ирину. Мурашки пробежали по спине. Она вздрогнула, отшатнулась и быстро взглянула на него. Краска выступила на лице. Смутившись, оба перевели взгляд на окно. Над крышами домов клубится чёрный дым, оттуда же плыл тихий, сочный гул. Внизу, Вадим смотрел из-под ладони вдаль и без всякой надобности орал:
- Ура-аа!
Во двор высыпала ребятня, дёргают за рукав Вадима Николаевича, прыгают, а он подхватил самого маленького, поднял над головой и радостно завопил:
- Горит! Хорошо горит!
Георгий опустил голову.
- Странно, что беда может радовать…
- Может, Жорик, может, если она не Ваша, - и запела -
Ах, ты сукин сын, комаринский мужик,
Рубашоночку задравши, он бежит.
Он бежит, бежит …
- Ирина Александровна, - затараторил аспирант. - Вам не хочется куда-нибудь уйти, уехать?
- Куда мне? – улыбнулась хозяйка. - Я привязана к толстому кошельку мужа и уже ничего в своей жизни не смогу изменить.
- А Вы попробуйте.
- Я слишком инертна, чтобы пробовать.
Она развела руками. Он поймал её руку, прижал к губам и зашептал:
- Ирина Александровна, если Вы согласитесь.
- Уходите. Он скоро вернётся.
Она осторожно высвободила ладонь, отвернулась и сурово добавила:
- Уходите немедленно.
Дверь захлопнулась. Она прислонилась к стене. Её тело медленно сползло на пол. Ноги нащупали знакомую дыру. Здесь Вадик неумело рубил свиную ляжку. Она усмехнулась. Из подъезда просочился вкрадчивый женский голос.
Задыхаясь от волнения, жаловалась одинокая соседка:
- Вадим Николаевич! Вы скажите своей жене, чтобы она запирала дверь за своим хахалем. Она томно поправила причёску. Но увидев Ирину, бесшумно показавшуюся из двери, она оторопела. Помешкав, отважно сделала шаг вперёд. Супруги переглянулись и удивлённо посмотрели на соседку. Заикаясь Ирина спросила:
- Валя, если он меня убьёт, тебе легче будет?
- Да, - неожиданно выпалила Валентина и добавила. - Одним всё, а другим нет ничего.

Незаметно закончилось лето. Пошла осень, ржавые листья по студёным водам разметала, леденящим ветром их кувыркает, а они жмутся друг к другу, пряча, ободранные мордашки. Тяжко смотреть, как вздыхают придорожные кусты, запрокидывая плешивые головы, то часами стонут без устали, то целыми днями стоят в молчаливой задумчивости. Уже неделю, как царствует изморось.
Два мальчугана, молча, равняют песок в яме. Тыкая корявой клюкой, ими тихо командует беззубая бабулька:
- Камешек выкинь, мешает. А ты ровнее старайся, – она обратилась к малышке, лет пяти, в красной выцветшей куртке не по размеру, которая высаживала в песок разноцветные листья. Проворно работая руками, девчушка любовалась саженцами и, улыбаясь, поглядывала по сторонам. Заметив соседку, она вскочила и радостно запрыгала. Большущий стоптанный ботинок соскользнул с голой ноги.
- Тётя Ира, смотри, я цветы посадила. Красиво?
- Маришенька, ступай домой, оденься.
Не отводя глаз от собеседницы, девочка проворной ощупью отыскала башмак, обулась и, громко причмокнув, слизнула влагу под носом.
- А мне не холодно.
- При живых-то родителях бездомные дети – хуже, чем в войну, - подоспела к разговору соседка с питомцем на поводке. Дворняжка упёрлась передними лапами в мокрую землю и закусила поводок. – Фу, кому сказала, фу, Не будешь слушать маму, домой пойдёшь.
Маришка рассмеялась. Псина завиляла хвостом, потом закружилась, глядя на землю, будто, что-то потеряла, остановилась, встряхнула головой и залаяла. Откуда ни возьмись, загудел голос пьяного соседа:
- Девчонки… сладкие вы мои, - он готов был заключить в свои бездонные объятья весь белый свет. Приблизившись к песочнице, он отрешённо забасил.
Давай с тобой, закурим по одной,
Давай со мной, товарищ мой.
Легко, точно хозяйственную сумку, соседка подняла собаку за поводок и посадила на руки. Пёс заскулил, но почему-то лизнул её прямо в губы.
- Тишка-подхалим – вот ты кто, - в ответ она поцеловала псину прямо в моську и крепко обняла. - Пойдём отсюда. Дядя Витя пьяный, опять приставать начнёт.
Ирина тоже пошла прочь. Завернув за угол, она направилась к соседнему дому, на почту, оплатить коммунальные счета. Навстречу, ступая по серым островкам суши, шла почтальонша. Поравнявшись, она сунула Ирине письмо на имя мужа от незнакомки из Зеленодольска. Оглянувшись, Ирина вскрыла конверт.
«Здравствуй, Вадим! Наконец-то решилась написать тебе. У меня всё по-прежнему – работа, дом; дом, работа. Дочка уезжает в Болгарию на фестиваль, сын – в Германию. Остаюсь дома одна на целых две недели. Не знаю, чем отвлечь себя от тоски зелёной. Помнишь, как мы с тобой гуляли по парку? Тропинка узкая-узкая. Звёзды высыпали огромные. А ту, самую большую, что ты мне подарил, я взяла с собой. Если сомневаешься – приезжай. Сам всё увидишь. Мне больше нечего добавить к тому, что было сказано. Нежно, нежно опускаю свою обезумевшую голову на твоё горячее сердце в ожидании сладкого поцелуя, мой господин! Не суди меня строго и другим не давай.
С теплом Александра.»
Ирина оторопела. Конечно, она ждала чего-то подобного, но дождавшись… В душе кошки заскребли. Себя жалко стало. На глаза набежала непрошеная слеза. На письмо смотрит, не верится, чтоб Вадим, вот так: взял да изменил.
Слёзу смахнула. Засопела, как бык перед боем. Захотелось ей письмо, это самое, прямо в морду его очаровательную сунуть… под нос…
«Звезду подарил! А у меня таких звёзд… вешать некуда…»
Походила она в раздумьях, походила, вернулась на почту, да телеграмму отбила:
«Приглашаетесь путешествовать Париж. Жду понедельник аэропорте Домодедово первой кассы с 14 до 18. Обнимаю Вадим.»
… И расхохоталась.