1-ая книга

НЕУСЛЫШАННЫЙ  КРИК

ББК  83.3 (2  Рос=Рус) 6
M47

          Редактор
ВЛАДИМИР  ИСАКОВ

( В конце книги следует
послесловие В.Исакова)

 
       Художник
   ИГОРЬ  ГАВРИН



Великий Новгород  2000
«Новгородский технопарк»,2000 – 142 стр.

Резюме: Экрам Меликов живёт и работает в Баку. Избранные стихотворения сборника выстроены по этапам пути пятидесятитрёхлетнего поэта. Сильная образность, философичность и экспрессия его стихов отражают высокий накал духовного существования.

ISBH 5-7553-0023-2

ЛЕЗВИЕ  СТРОКИ

* * *
Врывайтесь в поэзию!
Ах, вам не с руки
Окрашивать лезвие
Точёной строки?

С поэзией, с нею,
С разбега – в ножи!
Пусть буквы краснеют,
От крови свежи!

Какая же мука:
Ровна и строга,
В зазубринках-буквах
Сверкает строка!

ПОДВАЛ

Мой полдень – ярок! Ноги – в деле!
И пыль дорог хрустить в строках!…
Живу спокойно. Без дуэлей.
Получку комкаю в руках.

Одним судьба – витать, порхая,
Иным – что ноша за спиной,
Ну,  а моя судьба такая,
Где воздух тяжек, как в пивной!
До отвращенья! Тошноты!

Где мир подвальной темноты:
В нём тихо вентилятор кружит,
И, от печалей далеки,
Потеют лица, руки, кружки…
Мокрицами блестят плевки!

Здесь чьи-то пакостили лапы!
И здесь я к стойке той прирос,
Где чешуя липка, как капли
Остывших человечьих слёз…

* * *
Помню: в детстве, вновь гриппуя, лёжа на кровати узкой,
Плакал, бледный и горячий, но по истеченьи дней
Выздоравливал. И только, как цветы из вазы хрусткой,
Сгустки алые торчали из распахнутых ноздрей…

Мир не рад был иноземцу. Принял, подавив зевоту.
Я ж, плывя в просторах Слова, позабыв про берега,
Как ныряльщик, разрубая строф темнеющую воду,
Опускался на глубины, где сияли жемчуга!

Как хватал я их руками! Как захлёбывался в Слове!

МОЙ  ДОМ

Он живёт в вечном шуме и звоне.
Всё горбатит на уличной сцене.
Словно планки татарской гармони,
Дышат лестницы старой ступени.

Сыплет щебень – предвестник агоний.
Ну а стены – не стены, а тени!
И балкон, как священник в поклоне,
Всё сильней подгибает колени…

* * *
Роз атласных брошенных груды
У сырых кустов в саду густели.
Как их кровеносные сосуды
Морщились на солнце и пустели!

А ещё: росинок изумруды
Нежились, сверкали и блестели,
На травы распахнутой постели
Возлежа, как крошечные Будды!

* * *
Выпив зноя шипящую кружку,
Сквозь  пространство пройдя, как сквозь ствол,
Блики солнца измяли подушку
И упали на вымытый стол!

ГОРНОЕ  СЕЛО

Дома невысокого роста.
Молящие вопли осла.
Чернеет асфальта короста
На узких ладонях села.

Сосна ярко-рыжец расцветки,
Привычна к жаре и огню,
Кидает корявые ветки
Навстречу горящему дню!

Здесь крики ребят не стихают.
А в чайной, велик, как аллах,
Унылый чайханщик вздыхает
И шлёпает мух на столах!

ПОСЛЕ  ДОЖДЯ

Увижу, голову задрав в единый
Момент, сияющую синеву,
Где облака дробящимися льдинами
Колышутся и тают наяву!

А меж деревьев, от дождя отхлынув,
Два волка драных, шерстью накалясь,
Манят овец курчавую лавину
Зелёными расщелинами глаз!

* * *
Вдета красная нитка заката
Полумесяцу прямо в ушко!
Берег в гальку и щебень закатан.
На ладони снежинки пушок.

У кого-то пирушки, нажива,
Здесь же – брошена с синих высот –
Неприметная села снежинка
И, тепло поглощая, ползёт!

* * *
Звенят капели светлые копейки –
Душе не уберечься от хлопот!
И сердце – птица вольная и певчая –
В решётку рёбер острым клювом бьёт!

ПОЕЗДКА  В  ЯЛАМУ

Кипит на волнах пены пряжа…
И в звёздном воздухе возник
На загорелой шее пляжа
Леска стоячий воротник.

Повсюду шутки, гомон, топот.
На возбуждённых лицах пыль.
Дымок врезается, как штопор,
В небес прозрачную бутыль.

Палят баранину, и птицу,
И помидоры… Что ещё?
И пляж уже надет на спицы,
И начат счёт!…

И отпечатки сальных пальцев
На белом абрисе луны.
И волны – вечные скитальцы –
Напряжены…

* * *
Июль. У будки водяной пасутся
Прохожие. Размыты их черты!
Вода из ало-дымчатых сосудов
Вливается в запёкшиеся рты!

Жара с людей сбивает спесь и гонор!
А продавщица – выполший комод!
Пустой стакан бледнеет словно донор,
Отдав мне капли, вязкие, как мёд!

* * *
Вот, линзу глаза правя метко,
Мрак плавя над моим плечом,
Стрекочущий кинопроектор,
Дрожа ощупает лучом

Рот, зацелованней корана!
Груди слепой звериный глаз!
На простыне киноэкрана
Какая баба разлеглась!

* * *
Я вижу: надо мной кружатся вороны,
Смущая диск извечного блондина.
А ветер их растаскивает в стороны
И снова собирает воедино!

Они крылами, криками унылыми
Вспороли воздух. Вдруг на миг застыли.
А это в небо  брызнули чернилами
И тотчас промокашку приложили!

НУДИСТКЕ

Нагая! В жёлтом облаке жары
Хохочешь молодо и обалдело!
И ягодиц бильярдные шары
Раскачиваются на нитке тела!

* * *
Купальщики, что стало с вами?…
Безудержно, в порыве страстном,
Несутся волны скакунами
По голубым слепящим трассам!

Здесь каждый победить намерен!
И волны – в суету и крик –
Сбивая пену с мокрых грив,
С одышкой падают на берег!

* * *
Он живёт! Хоть жизнь его похожа
На прокисший слабенький портвейн.
И скрипит лоснящеюся кожей
Его портфель…

ПОСЛЕ  БОЯ

Корабль на дне, где мгла немая,
Лежал, бессмысленно грозя –
Бортами к небу поднимая
Свои стеклянные глаза.

И осторожно, по наитью,
Сияя синью плавников,
Акула, словно истребитель,
Прошла над палубой его…

* * *
Как же эту жару бесконечную вынести?
Выйду в ночь, где фонтанною влагой облившись,
Расширяется август в неоновых фокусах вывесок,
Шевеля тишину полукружьями выжженных листьев.

Море врезано в бухту, как голое тело атлета.
А лысеющий берег бульвара мазутом облизан…
Переспелою грушей сочится дешёвое лето,
Ударяясь прохожим о скучные потные лица.

ДЕМОНСТРАЦИЯ-85

Вчера, когда солнце застыло на блюде
Небес, я глядел, как впустивши хвосты,
Держа над собою знамёна, цветы,
Шагали они – разодетые люди!

Стерильные лица вождей на флажках,
Впечатанные типографским набором,
И музыка… Я же – обычный изгой –
Почувствовал, что задохнусь под напором
Безбрежной лавины людской!

* * *
Ищу я душу собственную, аховую!
Хоть стал секдым, а зубы поредели…
Который раз, заиндевев от страха,
Ступлю ногой в надзвёздные пределы!

ТАМ

Деревья склонились покорно.
Прохладою в парке сквозит.
Там плавно, легко и спокойно
Листва за оградой скользит.

Луч месяца в парк проникает.
Шурша, опадает листва,
Как будто к земле приникают
Деревьев глаза…

Осенние сумерки серы,
Лишь звёзды блестят невпопад.
Цепляясь за влажные скверы,
Слепые деревья стоят.

* * *
В огромном скучном небе звёзды блещут!
Мороз луну надраил добела!
И лёгкие, вдыхая снег, трепещут,
Как связанные мощные крыла!

Вот так же, молода и оголтела,
Ввысь – на свободу – вырваться спеша,
Трепещет, бьётся в лабиринте тела
Живая неразумная душа!

Не верю в талисманы и подковы!
Но верю от начала до конца:
Подняться! Драться! Разорвать оковы!
Вот долг и право каждого творца!

ДУША - ЗАРАЗА

* * *
Ты иждивенка, душа-зараза!
Кричишь младенцем в пелёнках мяса!
Как над тобою вальяжно вьюжит
Эпохи бешеная стужа!

* * *
Что же  делать, когда неполадки и сумрак
В моей комнате, как в обожжённых лесах?
Не прочесть ни Евангелии и ни в сурах
Всё, что можно прочесть в моих жадных глазах!

* * *
Жаждешь – в губы целуй! Гневен – лай на неё!…
Озверевши, как по свистку,
Жизнь со скоростью авиалайнера
Проносится в пустоту!

* * *
Мне душу невидимый луч озаряет
В ночи. Этой ночи не будет предела!
Стоокое небо меня озирает!
И мгла шевелится…

* * *
Я слушаю сердцем, висками,
Очами скитальцев слепых,
Как звёзды шуршат лепестками
На горних лугах голубых!

* * *
Не звёзды – окалина!
И гореть нет расчёта!
Ты – жизнь – одиночная гулкая камера!
Но выломаю решётки!

* * *
Я не хочу быть праведным и мудрым!
И для меня здесь несть единоверцев!
Так, сквозь асфальт просвечивая, утром
Земное мощно горячится снрдце!

* * *
Я должен падать! Должен кануть!
Чтоб скулы в ярости свело!
Возьмите же и бросьте камень
В меня – дрожащее стекло!

* * *
Молчу, когда плохо. Боюсь прокричать.
И я замечаю, в тисках рациона,
Что даже лягушка, в болоте бурча,
В сравненьи со мною – революционна!

* * *
Я – солнце! Я – полюс слепящий!
Сгинь, город, тумана серей,
За жизнью моею следящий
В замочные дыры дверей!

* * *
Не верю дьяволу и Богу!
И в день нежданно голубой,
Как хоккеист, прижатый к борту,
Я вскину плечи над собюой!

ГЛАЗАМИ  ЛУЗГАЯ…

* * *
Прищурившись, я улыбаюсь кискам,
Щенкам и детям под надзором мам
И прохожу по улицам бакинским,
Глазами лузгая по сторонам!

* * *
Деревья поворачивают торсы,
Как будто в ожидании вестей,
И бьются о гранитные торосы
Расплющенными венами ветвей!

* * *
Гляжу: над этой бездной серой,
Копытца ливня вознеся,
Вконец испуганною зеброй
В загоне бьются небеса!

* * *
Что мне работа, зарплата?
Разве я этим живу?
Красные брёвна заката
Свалены на траву!

* * *
Кондайком, перерытым так старательно,
Что только ветер глиной шелестит,
Бульвар слепит подвыпивших старателей
Пылающими слитками листвы!

* * *
Посмотри, на улицах покинутых
Лужи в ярком молний озареньи
Чуть колышат крыши опрокинутых
И уже дробящихся строений!

* * *
Здесь прохлада за каждым кустом
Притаилась. И звёздной порою
Свежий воздух, как сливки, густой
Растекается по подбородку!

* * *
А это – ветер! Пылок! Непригляден!
Он бредит незнакомым падежом!
И гнутся, словно буквы первоклашек,
Деревья под его карандашом!

* * *
Вышел вечер. Глянул нагловато.
Усмехнулся. А затем пинком
Опрокинул котелок заката
И ошпарил землю кипятком!

* * *
Над дефицитом выгибается прилавок.
Худеют липы у прохожих на виду.
Блестят росинки, как головки от булавок,
Скрепивши листья с красным гравием в саду!

* * *
Режет фарами резких машин вереница!
Из толщи глубин фиолетово-серых
Выплывают домов азиатские лица
И скверы…

* * *
В седой ночи сверкают снова льдинки!
Под снегом осень горбится, стара!
Звенят об лёд снежинок острия
Кинжалами в блистательной лезгинке!

* * *
Но солнцу вопреки,
Легко листву листая,
Доспехами блистая,
Ветра взвели курки!

* * *
Вот к берегу жмётся от ветра
Деревьев побеленных ряд,
Как будто бы в новеньких гетрах
У моря спортсмены стоят!

* * *
Вновь голова кружится! Как развязно
Дожди по мутным улочкам частят!
И ветви коченеющие вязов,
Как винтовые лестницы, блестят!

* * *
В море йиода свежего настой!
Потянувшись, сдув с лучей пылинки,
Солнце чистит щёткой золотой
Корабли, как узкие ботинки!

* * *
А вечером, словно бы напоказ,
Волны водорослями сорили.
На небе курганом лежал закат,
Краснобородый, как ассириец!

* * *
Какой-то  прохожий промчался, не чувствуя ног.
В подъезде притихли болонки, тряся языками.
Кидается к ним, завывает от ярости норд,
Царапая мокрые грязные стены когтями!

* * *
Опять нахлынуло! И, странно как,
Вновь ливнем тишина расколота…
Прозрачных ручейков аорты
Пульсируют в цветных кустарниках!

И молнии…

* * *
А из моря под натиском ветра,
Окунувшись последний разок,
Золотая фигура рассвета
Выступает на влажный песок!

* * *
Воздух снова хрустит, как засохшая астра –
Это ветер кривляется, как сумозброд!
Бьётся, валится наземь пылающий август!
И асфальт, весь в ожогах, орёт!

* * *
Закат расплылся и погас.
На волю тени выползают.
И стйкла магазинных касс
Пустыми гнёздами зияют…

РУССКАЯ  СКАЗКА

* * *
Тела берёз прозрачней хрусталя,
Светлее человеческой слезы.
Вновь заморозки выпали, беля
Опушки. Видишь – заячьи следы!

А воздух у чернеющих прудов
Хрустят, как будто битое стекло…
Природа, запыхавшись от трудов,
Глаза сомкнула. Спит себе светло!

УТРО  В  ЛЕСОПАРКЕ

Слепящим холодом назрев,
Ночные высветив поляны,
Пруды искрятся на заре
Отпалированными зеркалами!

Трава приветлива со мной.
И, кажется, из рощи  розовой,
Хвостом вильнув, как бы здороваясь,
Лисёнок вынырнет смешной!

Мороз! А ты не пани куй!
Гляди, как у рябины зяблой
На пальцах светит маникюр
Красными каплями!

* * *
Я видел великий балет:
В стремительном танце летела
По влажным подмосткам полей
Волшебная труппа метели!

* * *
Как будто выпав из обёртки,
Прозрачна градинка. Вкусна!
Хрустят запястьями берёзки,
Потягиваясь после сна!

Прохлада ночи улетучилась.
От листьев зелена роса.
Рассвет дымит. Стекают тучи
Фруктовой карамелью в сад!

* * *
Обрюзгшие, как на пирушке паны,
Поля кровеносных сосудов полны!
Трава прорастает у исхожиных троп,
И примут деревья зелёный потоп!

ТИХИЙ  САД

Жаб охрипшие клактоны.
Ягод вянущий салат.
И подстрижены газоны,
Как затылки у солдат!

Светлый, ровный, как колонна,
Там, где ряска у мостка,
Ствол поваленного клёна
Без единого листка!

Изогнувшись, лёг на травы,
Отшлифованный с боков,
Словно дужка от оправы
Солнечных очков!

* * *
Громила, что ни говори!
Сбив последнюю звезду,
Сентябрь свинчаткою зари
Помахивал в саду!

Не  промахнулся: с лёта – вбок!
Сентябрь навеселе!
И разлился кровоподтёк
У сада на скуле!

ГРЕШНИЦА

Вид пустой скворешни
Осеняет миг:
У берёзы грешной
Вырвали язык!

Ныне, в мрак и холод,
Местный дуб – дебил
Пояснил мне: «Голос
Слишком звонок был!»

* * *
Трава освещена прожектором
Зари, к сырой зепле припав.
И вянут листья порыжелые,
На ветках отплясав.

А тучи шалыми роллс-ройсами
Несутся, звёзды оттесня!
И лазает по рощам
Ликующая желтизна!

В инее, что рассыпан,
Ягоды-губы  упруги…
Очнувшись, лежит Россия,
Раскинув руки!

* * *
Половник, в борщ ворвавшийся, взирает свысока
На мяса золотистые скользящие куски!
У хлебницы лоснящиеся дольки чеснока
Сгрудились поросятами, жующими соски!

* * *
Петля луны морозом мылится!
В предверии конца плохого
Уже не ждут всевышней милости
Берёзки в белых балахонах!

Вот стали сумерки росисты –
Кристальный час их роковой!
И замёршие  террористки
Выслушивают приговор!

* * *
Сияя холодно и ярко
И замирая на ходу,
Невидимой электросваркой
Ручьи приварены ко льду!

* * *
Вновь  входит, точнее влетает
В мои беспощадные строки
Весна – медсестра молодая –
С надменным челом недотроги!

С глазами спокойными синими
Несёт мне на кончике взгляда
Влажный рентгеновский снимок
Выздоравливающего сада!

РУССКАЯ  СКАЗКА

Описав по небу крок,
Выпив росы на лугах,
С криком выбежало в круг
Солнце в красных сапожках!

Лес ветвями замахал,
Пляшет, танцем упоён!
Раскрывает волн меха
Озеро- аккордеон!

В нём, усами поводя,
Щука, подскочив столбом,
Начинает, в пляс войдя,
В такт притоптывать хвостом!

* * *
Дрожат над просеками, тропками
И над навесами лотков
Дождей натянутые стропы
Под куполами облаков!

Так осень приземлилась, шельма!
Десантнице гляжу в упор:
Взмахнула чёлкой из-под шлема
И улизнула за бугор!

А лист кленовый занемогший,
От жара весь в поту, блестит!
Но, как бикфордов шнур намокший,
Шоссе шипящее дымит!

* * *
День – фотоаппарат в руках у осени!
Им щёлкает она без лишних слов!
Берёзы чётко проявились в озере:
Какое множество прямых углов!

А вечером, закатом напомаженным,
Опять взгляну на снимок, где одна
Берёзка в новом платьице наглаженном
На светлом глянце запечатлена!

* * *
Там, в синеве, от звёзд хрустальных
Луна неслышно отплыла.
В садах – на храмах христианских –
Позолотились купола!

ПОСЛЕ  СРАЖЕНИЯ

В осенний день, когда тоска
Волчонком в чёрной чаще взвоет,
Мне грустно видеть облака
Висящими над головою,

Как флаги рваные. Уже
Армада света отступила.
Осколки острые дождей
Блестят, изрезавши стропила!

А ветер – офицер лихой –
Пьянясь от свежих ран, шатаясь,
Срывает дерзкою  рукой
С деревьев жёлтые штандарты!

* * *
Небо закрытое мглисто.
Воздух морозен и сух.
Морщатся жёлтые листья,
Словно бы лица старух!

Веток холодные спицы.
Сена сырого ряды.
Стонут в дому половицы.
Стынут на воле пруды.

* * *
Земля замученной поникла сарацинкой.
Январь в плаще снегов позёвывал с тоски.
И не у берегов, а где-то в серединке
Мороз всё щупал пульс у раненной реки…

НЕУСЛЫШАННЫЙ  КРИК

* * *
До свидания, жизнь – моя тема,
Мой никем не услышанный крик!
Так в осеннем саду хризантема,
Приподняв над травою парик,

Опускается в танце ужасном!
А с опухших небес, языкаст,
Льётся медленно крошевом красным,
Словно мокрая глина, закат…

* * *
Вновь бумагу слова, как снега, замели.
Букв сугробы. Пройду колеёю.
В жизнь врастает избитое тело земли.
И звезда над моей головою!

Да, опять над землёй зародится звезда
По желанию, а не по смете!
А засыплет пургою, последнее «да»
Прошепчу, обнимая бессмертье…

* * *
Жизнь шакалихой, нахохленным грифом ли
Кляцкнула рядом, пророча беду…
Сердцем, как остронаточенным грифелем,
По грубоватой бумаге веду!

Холод. Безденежье лютое. Вот тиски!
Голые руки в потёмках бледны.
Плавится грифель, и алые оттиски
Еле видны!

Знаю, что слаб. И удары – не выстоять…
Где мой обидчик? Встаю на дыбы!
И отрекаюсь! И верю неистово!
И не желаю избегнуть судьбы!

* * *
Прожил года в унылом карантине.
На жизнь рывком бросался, как на дот!
От снов любви – к могучей крестовине,
Не зная, где душа покой найдёт!

Нет, не был ни начётчик, ни налётчик,
Но песен, нужных свету, не певал!
Лежу, сражённый жизнью наповал…
Она у нас отличный пулемётчик!

* * *
Душа моя тиха, бесясь,
Давно разделась, извопилась…
Яростные небеса
Подчёркивают первобытность!

Не всё убийственный покой!
И кажа детскую корявость,
Сквозь тысячи сморков, пинков
Она прошла, не прикрываясь!

Но там – неведомая тишь!
И, жеребёнком вымча в степи,
Милая, ты ж
Не стерпишь!

* * *
Я вношу последнюю плату
За себя. А кругом – тишь!
Люди радуются и плачут.
Людям – жить!

Скоро, скоро за борт я…
Как вечно движение дней,
Отмечающее заботы
И столетия вождей!

Я, давно обделённый судьбою,
Замечу тогда свысока:
Мне не жалко прощаться с собою,
Жалко губы, закаты, стога…

* * *
Гортань – обилище хрипа!
И простыни смяв на одре,
Я бьюсь, как забилась бы рыба
В расхристанном грязном ведре!

Я знаю, я чувствую это –
Недаром душа холодна,-
Что страшная песенка спета,
И чаша испита до дна!

* * *
И если на пределе дня
Мир, атакующий меня,
Предложит: «Сдайся и умолкни!
Презри борьбы со мной тщету!»
Из сердца, как бы из лимонки,
Я резко выдерну чеку!

* * *
От иных намерений отставший –
Море жизни вскипает вокруг,-
Я плыву, бесконечно уставший,
Без надежд на спасательный круг!

Но пока надо мной не сомкнутся
Волн валы…

* * *
Скольжу неслышной тенью в переулке…
А по проспекту шествуют тела,
Внутри которых радостно и гулко
Гарцуют, сбросив удила!

Мою же душу море отпевало!
И грохотало в мол!
Скрипя!
Хрипя!…

ЭТО  -  НЫНЕ…

* * *
Всё! Проломано днище!
Мачты в ночь опрокинуты!
Это – ныне… Задумываюсь. А повсюду – прости их!-
Богатеи и нищие,
Оптимисты и нытики,
Супермены с зачаткми в лица впечатанной педерастии…

* * *
Газеты, словно патронташи,
Висят на стенах городов.
В глазах рябит от ваших,  наших
Суровых воинских рядов!

Тут все: и девки площадные,
И те, кто жаждал наготу…
Глаза – как кнопки пусковые
В грохочущую пустоту!

* * *
Что это? Галлюцинация?
Площадь словно бы ГУЛаг!
Разутюженная нация
Собирается в кулак!

Речи яростные, страстные.
Здесь и глазом не моргнём!
Кулаки, от крови красные,
Расцвели весенним днём!

Вот и лидер – наглый, чистенький –
Посасывает мегафон…
Человеконенавистники
Собираются со всех сторон!

СОВРЕМЕННОСТЬ

Колышутся лозунги, флаги, причёски.
Швыряется листьями ветер-левак.
Людские колонны, расправив присоски,
Втянули отдельно бредущих зевак.

В подъездах шалавы от радости стонут –
Проходят, дрожа, сексуальный ликбез.
А тёмные птицы чаинками тонут
В холодном и гладком стакане небес!

Помилован на день всевышним судьёю,
Молчу, затаившись, как изгнанный жид.
А Каспий, сверкая сырой чешуёю,
Как доисторический ящер, лежит!

И осени пальцы легко, деловито
На клумбах цветов раскрывают кульки!
Но, словно бы пальцы палеолита,
Над площадью хмуро торчат кулаки…

* * *
Мой язык в понимании узком –
Как болотная грязь на носке
Сапога. Я пишу не на русском,
Я пишу на своём языке!

* * *
Запискав крысиным капризом,
Дворов искажая орнамент,
Затоплены брызжущим бисером
Подвалов и арок гортани.

Я в жизни, как в резервации!
Не мне улыбнутся инфанты!
Зачем вы меня озаряете,
Огни на пустынном асфальте?

Под утро, задвигав мускулами
Камней, пыль не переварив,
На улицы ящики мусорные
Выплёвывают дворы…


НА  ПРИЁМЕ

Звенят и серёжки, и ложки.
Блестят языки, как лопаты.
И рюмок куриные ножки
Холодными пальцами сжаты.

СЕГОДНЯ

Мёртвый мир прозрачным телом меркнущим,
Разъедая кости у земли,
Возлежит во времени  исчезнувшем…
В будущее когти проросли!

Славные деяния  исполнены!
Рай – далёк! А в ад не нужен блат!
И часы, что кровью переполнены,
Выдавили яркий циферблат!

В будущее трупы шлёт посылками
Мир теней! Где каждый атом мёртв!
Где висят распятые насильники
Под осанну верующих орд!

Скотство своего лишилось облика!
И сквозь губы, всё ещё дыша
И клубясь, как газовое облако,
Тянется ко мне его душа…

И охвачен выцветшими грозами,
Взявшими меня в полукольцо,
Лишь одно я повотряю: Господи!
Час пришёл! Яви своё лицо!

* * *
Холодной России не скрыться от пагубы,
От пуль и камней, полосы ножевой,
И кровь заливает разбитые палубы…
А небо – как парус над бездной живой!

ВСТРЕЧА

Я сегодня увидел пророка!
Было утро, и пели скворцы.
Пальцы рук его, словно борцы,
Так сцепились, что два его ока

Прожигали подобием тока
Все пространства, дома и дворцы,
Где разбухшие, как огурцы,
Прели бледные зёрна порока!

Я коснулся пророка рукой
И спросил: не за мной ли явился?
Если да, я готов. Я таков!

Он взглянул, и не током, тоской
Пронизало меня. Я смутился,
Ощутивши дыханье веков…

ЭВОЛЮЦИЯ

Взяли сердце, лёгкие, желудок
И кишок зелёный ремешок.
Всё это со смехом, ради шуток!
Запихали в кожанный мешок!

Влили кровь, втемяшили сознанье.
Сделали, как надо, ничего.
И сказавши: «Славное созданье!».
Навсегда забыли про него!

* * *
Я странствую по жизни.
Гублю её, странствуя!
Бесится жизнь - жирная
Иностранка!

* * *
Мне приснится однажды, что я – исполин!
И шагаю по небу в сквозных облаках,
Замечая, как звёздный распавшийся клин
Пролетает вдали, пропадает в веках!

Я ладонью коснусь очертаний веков,
Что давно отошли за размытую грань,
Где ни жизни, ни смерти, ни прочих оков…
Лишь увядшее солнце гниёт, как герань

На забытом столе! Где, как мысли излом,
Искривилось пространство, творимое злом…
Всюду плесень и тихая гарь запустенья…

Но века приподнимут разбитую бровь!
Я поглажу засохшую, хрусткую кровь,
И она заструится от прикосновенья!

* * *
В дни, цепочкою свитые,
Демагогии, тоски
Правду говорят святые
Или же еретики!

Помнишь ли? Юнцом безусым,
Видя грязи вечный ком,
Ты желал быть Иисусом
Или же большевиком!

Расфуфыренный, как граф ты,
Ныне всем совсем чужой,
Ведь ни ереси, ни правды
Не осталось за душой!

* * *
Я - живой! Я не умер! Лишь мёртвому льготы
Не нужны… Но, идя по карнизам смертей,
Всё равно мне теперь – может, час, может, годы –
Пить и есть. И дышать. И смотреть.
И смотреть!

ОСНОВЫ  РОДСТВА

* * *
Ну а так, понемногу шагая,
Вряд ли встретишь живые слова.
Только в беге, от всех убегая
И себя самого постигая,
Понимаешь основы родства

С тем, кем созданы космос, и змии,
И любая былинка земли…
А дотоле, слепые, немые,
Потихоньку ступаем в пыли.

* * *
Кого ещё хаять и клясть?
Смирился я и не бастую.
Прикрыта заслонками глаз,
Душа догорает впустую.

А годы несутся, ревя!
А горечь, увы, не измерить…
Но рядышком дочка моя,
И хочется жить мне и верить!

В  КОНЦЕ  ОКТЯБРЯ

Она меня кровью своею питала и грела
И так ожидала, как узница – лучик сквозь щёлку…
Когда я родился, на небе звезда  не горела,
Но в морге для мяса и слизи расчистили полку!

Ноябрь надвигался, весь серый, а проще бесцветный,
Как дряблая кожа, шершавая после примочек…
Нашла среди тряпок по родинке, еле заметной,
И вынесла Богу кричащий кровавый комочек…

Я выжил и вырос. Но это рассказик отдельный.
Сижу без зубов, озираю пустую квартиру.
Уж сколько годков я тоскую свежо, беспредельно…
На мир мне не нужен, ни я – бесноватому миру!

Мой мозг опозорен чужих мудрецов голосами!
Им жинь – теорема, но я – беспросветный тупица!…
А дочка моя удивительными смотрит глазами
На эти холёные  стылые лица…

ПОСЛАННИК

Душа сгорает, как комета,
Читая буквы! Боль остра!
Глаза пророка Магомета
Как два пылающих костра!

Секундой каждой об Аллахе
Вещает он в глуби времён!
К земле приникшие феллахи
Застыли. Слышен шум знамён…

Посланник неба! Брови мглисты.
Раскрыты губы. Жёлт кадык.
Пески безводные искристы.
И сыплет искрами язык!

Восстань душа! Глаза подъемли!
Провидь сквозь вещи и года,
Как он охватывает земли
И озаряет города!…

Лучей ярчайших волоконца
С небес спускаются, горя.
И в свете утреннего солнца
Красны мечетей острия!

* * *
Жизнь упрямо течёт в каждом жесте и звуке!
Я невольно склоняюсь и падаю ниц.
Как люблю твои тонкие тихие руки
И лицо с азиатчинкой в поймах глазниц!

Знаю, если беда, не продам, не спасую.
Лишь в глаза посмотрю пред последним глотком…
Наша дочка сидит за столом и рисует,
От восторга причмокивая язычком!

КНИГА

Люди бродят возле света,
Натыкаясь друг на друга.
Искры Нового Завета
Могут вывести из круга!

Бесконечным мельтешеньем
Обжигая, не сжигают!
Даже служат утешеньем
Тем, которые шагают

Вправо, влево или прямо
И в обратном направленьи…
Как распахнутая рама,
Самых первых букв явленье!

* * *
Храмы открытые, многие…
Пустошь да искры иконок.
Просят у Бога убогие
Денег, еды и бабёнок.

Бусы на деках арканами.
А за квартальчиком бледным
Духи стоят над дуканами
В жёлчном дыму сигаретном!

Время пружиной натянутой:
Там Иисус умирает!
Я здесь с рукою протянутой.
Только гвоздей не хватает

К вещему миру примериться…
Вы не поверите бредням!
Господи! Пусть мне поверится!
Ну, хоть на вздохе последнем!

НОВАЯ  БИБЛИЯ

Вместо Евы и Адама молодые кроманьонцы
Пьют шампанское в борделе, заливают пеной пол.
А поодаль на «Мессию» засмотрелись «богомольцы».
Ну, а вот и «Вседержитель» сел с «Апостолом» за стол!

- Глянь, костюм надел «Мессия», Это, точно, от Кардена.
Сколько можно в белых тряпках по борделям кочевать?
- Осетринку под сардинку – это просто обалденно!
- «Вседержителя» –то впору от запоя врачевать!

Снова шепчут «богомольцы»:
- Апокалипсис, наверно -
Разгулялися… Гляди-ка, вот уже «Матфея» пнул
«Люцифер», весёлый малый! А теперь, смотри, прескверно
Подмигнул «Христу», лукавый, и за щёчку ущипнул!…

Дракой правила «Мадонна», сладкострастна и беспечна.
А потом? Потом от скуки всему множеству бабетт
Рассказала, между прочим, что вселенная конечна,
Что душа не запредельна и, уж точно, Бога нет.

ДОЧЕНЬКЕ

Я сам не свой! Я счастлив без утайки
В присутствии живого божества!
Она смеётся, в шарфе или в майке,
Полна восторга, света, озорства!

Она… она как свежая листва,
Явившаяся жалкому всезнайке!
Как жадно вслушивается в слова,
Подобная беспечнокрылой чайке!

Единственная родина моя!
Ведь, всех богов и дьявлов моля,
Я об одном прошу: её приветьте!

Ей станьте светом в сумеречной мгле,
Когда меня не будет на Земле,
На этой неприкаянной планете!

* * *
Всё оказалось бредом: жизнь, самолёты, люди,
Песни, кинотеатры и вереницы улиц…
Только одно правдиво и постоянно в мире –
Близость души с душою! Лишь бы не разминулись!

* * *
Это значит – поехала крыша,
Если видится мне иногда
Моя жизнь как болотная жижа,
Над которой сияет звезда!

И, питомец уснувшего Феба,
Наблюдаю , собравшись в комок,
Свет неяркий  забытого неба,
Пронизающий тину и мох!

Вот назло сатане-живоглоту -
Помоги мне Господь и сподобь! -
Вновь бегут пузырьки по болоту.
Это дышит зелёная топь!

Я не верю в души скоротечность!
Заклинаю вас – Боже, прости! –
Шаг ступите – откроется вечность!…
За воротами ветер свистит…

* * *
Да что же такое? Секунда – экзамен!
Задачи решая, не веришь листу:
С души человека неподнятый камень?
Возьми его в руки и брось в пустоту!

И камень крылатый взовьётся, как беркут!
И сбудется кровь! Обагрится Завет!
И бойни воспрянут! И звёзды померкнут!
И в чёрном безумии вскроется свет!

МОЛИТВА

Подними меня, Небо, к себе.
Позаботься о грешной судьбе
Человека, который хотел
Двигать звёзды средь будничных дел.

Обогрей незакатным огнём,
Стань для глаз восполённым окном,
Чтобы я наконец увидал
Все, кто жизнь мне бесценную дал.

* * *
Тонус духа ведёт к высоте…
Там не райские птицы горланят.
И монет золотых не чеканят.
А спокойно живут на кресте.

ЗЕРКАЛО

Иисус, как зеркало глубокое,
Не замутнённое веками,
Глядится в небо многоокое,
Пространства ширь объяв руками!

Что делать мне, певцу безродному?
Вот я стою, судьбою битый,
Прижавшись к зеркалу холодному
Щекой небритой…

Да будь в тюрьме или на воле ты!
Не чувствуешь, искомкан плачем,
От крови, от невинной пролитой,
Стекло становится горячим?

Ведь это он тебя, балдёжника,
Спасает от мирского блуда!
Тебя, голодного безбожника,
Давно не верящего в чудо!…

В кипящем жизни многоцветии,
Где все как будто бы бездонней,
Глядят и травы и столетия,
Как жизнь течёт с его ладоней…

КУСТ

Как лёгкий луч, на землю посланный
Из необъятной глубины,
Он цвёл в ночи! Вокруг апостолы
Стояли, хмуры и бледны.

Века прошедшие и новые
Соединились в этот час!
И пыли облака свинцовые
В просторе негасимых глаз!

Он исполнял предначертание,
И цвёл! И жизнь была в цвету!
И алых капель очертания
Просачивались в темноту…

Дышала осень. Пахло травами.
Клубились звёздные огни.
Колючки остриями ржавыми
Терзали бледные ступни.

Апостолов тела поникшие
Покрыты были росной мглой…
И луч расцвёл! И листья сгнившие
Затрепетали над землёй!

НА  ПЕРЕПУТЬИ

* * *
Снова придут тяжело, окоянно
Мысли, из света ведущие в ночь…
Но розовеет хребет океана
Перед глазами! И звёздная сочь

Каплет! И сращиваются просторы!

* * *
Бывает так, глядишь: на перепутьи
Стоят людей гранитные тела
И тускло отражают молний прутья,
Как мутные кривые зеркала.

За ними, содрогаясь от рыданий
Сырого ветра, муторно всегда
Высвечивают глыбы мощных зданий,
Как острова арктического льда…

Опять асфальт бьют огенные розги!
Грома подобны взорванным басам!
Сегодня я стою на перекрёстке,
Открытый и земле, и небесам…

* * *
Букеты роскошные сохнут…
Но, будто готовя теракт,
Копытами острыми цокнув,
По белым ступеням терасс

Ворвались ветра вороные!
И гривами машут впотьмах!

* * *
Над бухтой небо красновато.
Лиловы первых звёзд ряды.
Неслышно матрица заката
Легла на смятый лист воды!

И вновь цвети, душа седая!
Гляди во все глаза свои,
Как чайки, низко приседая,
Читают новости земли!

ПЛАВАНИЕ

Хрипит застуженная глотка!
Но  я, набросивши кашне,
В толпу ныряю, как подлодка,
И исчезаю в глубине!

Зелёный сумрак рассекая,
Плыву. Нигде ни огонька.
И словно радиосигналы,
Во мне пульсирует тоска.

Вверху вскипают волны скопом
Среди проспектов и садов!
Следят за ними перескопы
Моих зрачков…

Здесь океан заглянет в душу:
Цветные рыбьи косяки
Мне, как ладошки, неуклюже
Протягивают плавники!

Пускай в глубинах ночь глухая!
Я сердцем чувствую остро
И жабр неслышное дыханье
И бесконечное добро!

Не по звезде и не по знаку
Плыву в извечной тишине!
Но как зачислится, не знаю,
Такое плавание мне…

ТРИАДА

Я принимаю безучастно,
Что мне намечено судьбой…
Они с улыбками несчастными
Столпились, голые, гурьбой.

Как тормошат! Как дуют часто
Под мышки, милые собой!
Дая не скрипка! Не гобой!
Чтобы пиликать ежечасно!

Вы – Боль, Презрение и Скука –
Чего хотите от меня?
Зачем, бессмертные, пристали?

На лицах их такая мука!
Но сон мой напрочь отметя,
Они плодились, вырастали…

РЕМБО

Листы грузны от точек букв, помарок.
На улице зима. Свежо. Бело.
Прикрыты ставни и скрипит перо,
Коптит свечи лоснящийся огарок.

На кухне запах мяса, хлеба, мыла…
О чём он пишет, мал, как уголёк?
О мятежах, поднявшихся над миром?
О виселицах с тыквами голов?

О солнце, что слезою навернётся
По небу в скомканной дали?
О море, уходящем от земли?
О корабле, который не вернётся?…

Он смотрит так светло и так устало…

МАТЕРИНСТВО

Ловчее головастика в воде,
Исследуя родимые пучины,
Зародыш, водолазом в животе,
Щекой прижался к шлангу пуповины!

Движения свободны и невинны.
Жизнь теплится в кромешной темноте…
Неспешно утку жарит на плите
Молодка, пооблазив магазины!

Мамаша-то сама почти дитя!
Но, яблочком во рту легко хрустя,
Она в окне, как статуя, маячит.

А как же! Поглядите на неё!…
И вот о ней, забывши, про своё,
Старушки худосочные судачат.

НА  ПОРОГЕ

Я встану на рассвете
И двери распахну!
Глотаю вкусный ветер!
Приветствую весну!

Пусть снежными комками
Истают облака!
Как лёд под каблуками,
Пусть захрустит тоска!

От ветра зуботычин
Глаза людей косят!
И, солнцем намагничен,
Ввысь вытянулся сад!

Пусть солнце с небосвода,
Само к весне ловчей,
Польёт тепло, как воду,
По трубочкам лучей!

На улицы не суйся!
Там, злы и горячи,
Вперегонки несутся
Машины и ручьи!

Мир – разостный и ярый!
И сонно, как сурок,
В помятой шляпе старой
Шагну я за порог…

ДОСТОЕВСКИЙ

У старого сердца достаточно воли!
Душа – отбывающий в вечность паром…
Он выпил лекарство и, морщась от боли,
Согнулся, листы оживляя пером.

Я знаю: нет ярче и радостней доли,
Чем путь стратотерпца! Всегда – напролом!
Судьба человека – сожжённое поле!
И молния огненным светит крылом!

Листы задышали, пробитые градом.
Слова озарились…

* * *
В веках заколышется жизни основа:
Немного озона и много дерьма…
Я чищу бассейн! Для меня это ново!
Такого не встретишь в романах Дюма!

Бассейн! Мавзолей пресноводной стихии!
Расплавленной сталью блестить изнутри!
Довольно облизывать губы сухие,
Судьбу обвиняя! А только смотри!

* * *
Нынче вот, законы попирая,
Пучеглазым солнцем залиты,
Небеса собою попирая,
Звёзды, словно листья, зацвели!

Что же удивляемся не все мы
Золотым мигающим огням?
Как они посыпались на землю
С дерева, невидимого нам!

Скоро падать снегу – знаем сами…
А пока – ну, чуть ли не жара!
И хрустит под нашими ногами
Неба золотая кожура!

Я её легонько поднимаю
И бросаю под ноги – пылать!…
Если я себя не понимаю,
Как же мне вселенную понять?

* * *
Да, я живу! И это осознал.
Но  что исчезну, тоже понимаю…
В тенётах неба воздух, как сазан,
Качается и плещет плавниками!

БОДЛЕР

В палате общей под присмотром нянек
Любимого отечестваизбранник!
К подушке прилипает голова.
И к языку – бессвязные слова.

Усталый, бледный, он лежит пластом.
И руки на груди его – крестом.
А два уже застекленевших ока
Рассматривают дьявола и Бога.

* * *
Современники! В век рекпектабельный
Славен тот, кто от века хитёр…
Я уныло сижу на спектакле:
Нынче – зритель, а завтра – актёр!

На облезлых подмостках гордятся:
Сколько воплей, догадок и хрипов,
Сколько граций в плену декараций,
В смене стилей и ритмов!

Там на сцене, кому что дано!
Говорим шепеляво и споро,
Будто знаем, у драмы давно
Нет ни автора, ни режисёра!

Каждый в роли какой-нибудь рад бы
Хоть словечко сказать и пропасть!…
Я стою у зияющей рампы,
Что похожа на алую пасть…

ВАН  ГОГ

Ушёл, провожаемый шутками плоскими,
В каморку. Забился в постель, извопиться…
Но краски мерцают жемчужными блёстками
На бледных и влажных холстах живописца!

Кисть в пальцах, налившихся стынью…
Судьбу презирая – об угол, об угол её! –
Калёными красками жарят холстину:
Пейзажи – горите! Лики – обугливайтесь!

* * *
Морозные звёздные ночи настали!
Сверкающий иней упал на леса!
И ветви деревьев, как прутья из стали,
Блестят на морозе, проткнув небеса!

Когда это было? Давно ли? Недавно?
Сейчас не упомнить… Не стоит труда!
Луна молодая изящно и плавно
Свой лик отразила в овале пруда!

Мне хочется помнить! И память, как вызов,
Из милого детства врывается в дом,
Где я в полумраке смотрю телевизор
И светит экран кристалическим льдом…

* * *
Охота на волка! На зайца! На тура!
Охотника звери уже не корят.
В петле обстоятелств забилась натура,
Оплавлены камни, и травы горят.

Охота на зверя…  На душу охота!
Земля светло –серые реки прядёт.
И я всё шагаю один из похода
И мёртвое войско за мною бредёт…

ЧИНОВНИК

Спокойный скучный человек лежит в своей постели,
Вдыхая шумно в тишине горячим жадным ртом.
Душа расплющилась давно в его остывшем теле,
Как будто бы по ней прошлись асфальтовым катком!

Красив квартиры интерьер обёрткой на конфете.
Как важно голова его откинута назад!
Ведь утром будет он один в огромном кабинете
Пить кофе, в кресло погрузив тугой мясистый зад!

Но ветр ворвётся в эту тишь! И что ему, громиле,
Какой-то чин, чьи губы словно судорогой свело?
Как излохматилась вода в потеющем графине!
Как искривилось в зеркалах паркетное с текло!

Душа лощённая его, дрожа, забьётся в токе!
Хоть он умелец постоять за кресло, за престол…
Как засинели на полу чернильные потёки!
А люстра хрустким хрусталём рассыпалась на пол!

Он, грузно встав, остывший кофе ложечкой мешает.
Идёт к раскрытому окну,  чуть голову склонив.
А я по улице иду! Мне ветер не мешает!
Пылится жухлая листва, асфальт заполонив…

МОИ  СТИХИ

Пусть так! Я взят природой в плен!
Я связан ремешками вен!
Замок в груди моей висит
И скобы рёбер холодит!

А если вырвусь я? Тогда
На волю ринется орда
Болей, любовей, мук и сил!
Я в сумке тела их носил!

Истлеет кожа в нужный срок,
Но зазубрю я, как урок:
То, что зову своей душой,
Вот этот свиток небольшой

Стихов – здесь жизнь моя! Мой труд!
Их в ларчик тома не запрут!
А то, что ритм под «Мцыри» сбит,
Михайло Юрьевич простит!

* * *
Он не был пустым и убогим –
Твой жребий высокий! Твой путь!
Коль воздух  с восторгом глубоким
Сумел ты однажды вдохнуть!




                «КРЕСТ  СУДЬБЫ»
                (Заметка по поводу книги Экрама Меликова)
                1.
Путь поэта – это всегда постижение самого себя. Рано осознавший свою нестандартность, избранность Меликов пытается выразить неизбывное внутреннее смятение стихами. В 13 лет он пишет такие, к примеру, строки:

Узор зари наивен, может!
Но в нём имеется своя идея,
Когда он краснохвостой кошкой
Прыгает на кусты и деревья!

   Здесь уже ясна важнейшая составная часть эстетики поэта:
э м о ц и о н а л ь н о    н а п р я ж ё н н ы й  з р и м ы й  о б р а з!
   Но маята души, принимающая зачастую крайние формы, не удовлетворялась реализацией в энергоёмких картинах. Более того, мистические порывы в иные простанства, стремление к абсолютной свободе от общественных пут и даже от собственной телесной оболочки никак не согласовывались с поэтическими воззрениями и становились открытой экзальтацией.
   Поэт пытается гармонизировать своё видение приемлемой личностной философией.
С л е д ы  этой  ф и л о с о ф и и  можно заметить в  с т и х а х  п е р в о г о
п е р и о д а  творчества, оканчивающегося 1985-м годом. Основной посыл проповедуемого взгляда на общество сошёлся с ницшеанской идеей с в е р х ч е л о в е к а. Внутреннее ощущение своеобычности стало максимально контрастным, доходящим до полного противопоставления себя всему миру:

И если на пределе дня
Мир, атакующий меня,
Предложит: «Сдайся и умолкни!
Презри борьбы со мной тщету!»,
Из сердца, как бы из лимонки,
Я резко выдерну чеку!

  Однако такой неприглядный индивидуализм помог поэту выжить в условиях всеобщей партийной литературы. Он никогда не писал стихов на потребу власти. Имея диплом историка, работая в музее, он даже в мелочах не изменил себе – оставался резким, прямым, неподкупным. Результат такого характера налицо – абсолютная неизвестность русскому читателю!
   Восьмидесятые годы явились годами полного переосмысления поэтом мироустройства.
Маята души получает конкретный выход: Н е б о!

Тонус духа ведёт к высоте…
Там не райские птицы горланят,
И монет  золотых не чеканят.
А спокойно живут на кресте.

Жизнь  на кресте – это прежде всего глубокое смирение. И поэт предстал в новой ипостаси, «открытый и земле, и небесам». Пятидесятитрёхлетний Экрам Меликов вновь на перепутьи. Ибо развилка дорог и есть вечный крест судьбы…

                2

     Оригинальное поэтическое мышление Экрама Меликова реализуется то в неожиданных древнеисторических ассоциациях, то в чрезвычайной гиперболизации сравнений, то в апелляции к окружающей природе, то в оживлении, даже очеловечивании «азиатского лица» домов, весну – «медсестру молодую», солнце – чистильщика «ботинок» кораблей и т.п.
     Но принципиальная новизна восприятия мира поэтом заключена прежде всего в постоянном ощущении окружающей действительности как  р и с т а л и щ а, где неизбежна борьба, столкновение, побоище,  война. Животрепещущему миру Меликова характерен, прежде всего, резкий, неожиданный поступок, когда «блики солнца измяли подушку» или «ветер царапает стены когтями»…
      Быть может, такое мироощущение происходит из жестокого внутреннего противоречия между «неразумной душой» и  «кожаным мешком» тела. Не суть важно! Жизнь, по Меликову, пронизывающая Вселенную, порождает извечное противостояние, борьбу среди сущего.
Не потому ли:

Бьётся, валится наземь пылающий август!
А асфальт, весь в ожогах, орёт!

Или же трагедия осени, выраженная столь по-меликовски:

А ветер – офицер лихой,
Пьянясь от свежих ран, шатаясь,
Срывает дерзкою рукой
С деревьев жёлтые штандарты!

Как бы то ни было, т р а г и з м  б ы т и я, увиденный в безмерных и мельчайших деталях мира – вот исток невероятной эмоциональной напряжённости образов поэта.

                3

      Есть у Экрама Меликова открытия и формального свойства. Можно, например, говорить о новой рифме, которую, продлевая сложившийся в стихотворении ряд эпитетов, следут назвать
г л у б о к о й. Эта рифма зачастую захватывает не только ударные и послеударные, но и доударные части рифмующихся слов, включая в себя порой и предыдущие слова.
      Здесь можно было бы говорить о новых вариантах «богатой» рифмы, где-то сходной с рифмой Маяковского, если бы поэт не пошёл дальше. В ряде рифмокомпонентов порядок звуков становится не столь важным: «Лапы -  капли, лавину – отлынув, умолкни – лимонки, посылками – насильники, опрокинуты – нытики, капризом – бисером, извопиться – живописца, окалина – камера, напоказ – закат, кровати узкой – вазы хрусткой, розовой – здороваясь, не выстоять – неистово…».
      Врезаясь назад, вглубь строки, рифма находит новую опору. Сохраняется ударная гласная, но могут теряться привычные слуху прочие согласования: замахал – волн меха, ни  в сурах – сумрак, беспощадные строки – недотроги, с лета вбок – кровоподтёк, орнамент – гортани, не все мы – на землю, сумерки росисты –террористки, ран шатаясь – штандарты, не впустили – пустыни, понимаю – плавниками,  лай на неё – авиалайнера, листва – деревьев глаза, правя метко – кинопроектор…
      Быть может, приведённую выше рифму о п р о к и н у т ы – следует рассматривать шире: опрокинуты – оптимисты и нытики!
      Сегодня можно спорить о красоте глубоких рифм типа: капризом – бисером, орнамент – гортани или ран шатаясь – штандарты. Но, как это не раз бывало в истории искусства, новое понятие красоты – всего лишь удел времени.

                4

Россия предстаёт в стихах Меликова иллюзионной, удивительно сказочной страной. Хоровод извечных природных символов – берёзок, рябин, полей, лютой зимы, озёр, рек, лесов, садов – попавший в фокус хищного зрения поэта, оживает в каком-то гигантском фантасмагорическом спектакле. И, оживая, радует и пугает одновременно – как, собственно, и бывает в русской сказке.
        Но глубоко личным переживанием за судьбу России в начале 90-х годов звучит пророческое:

Холодной России не скрыться от пагубы,
От пуль и камней, полосы ножевой.
И кровь заливает разбитые палубы…
А небо, как парус, над бездной живой!

 Славянский м е н т а л и т е т  Экрама Меликова виден невооружённым глазом: прямодушие, жажада веры, дерзновенность, неистовость, бескомпромисстность, стремление к простору, свободолюбие, размах, правдоискательство… В то же время его стихи несут определённый восточный смак, проявляемый то в сквозных рифмах, то в изощрённой, «кайфовой» детализации своих ощущений. Такое совмещение, накрепко сплавленное талантом поэта, безусловно выделяет его творчество на обширной палитре русской словесности.
     Меликов происходит из той советской действительности, откуда следует Борис Пастернак, Осип Мандельштам, Константин Симонов, Булат Окуджава, Фазиль Искендер, Юлий Ким, Иосиф Бродский, Бахыт Кенжеев и многие другие русские поэты нерусского происхождения. Южанин Меликов родился и вырос в великой стране. Он говорит и пишет на великом «своём» языке. И это величие накрепко связываемое с Россией, он отдаёт нам стихами.
      Запомним: Э к р а м  М е л и к о в,  р у с с к и й  п о э т, н а ш 
с о  в р е м е н н и к!      
                Владимир Исаков
              Действительный член Общества любителей российской словесности.