Я у Бога за пазухой сиживал...

Я у Бога за пазухой сиживал, -
о то были прекрасные дни.
А сейчас из растрёпанной хижины
ты меня на мороз не гони.

Дай погреть свои зябкие руки
у трескучих поленьев печи,
я устал в бесконечной разлуке
и холодной скитаться ночи.

Я бродил околотной дорогою
по зыбучим и гиблым местам.
Всё дрожал, озираясь с тревогою,
припадая к могильным крестам.

Больно долог  был путь мне отмеренный.
Став бродягой, отвык от людей,
я в прорехе кармана потерянный,
без жилья, без жены, без детей.

Жил, бывало, как все, подаянием,
а бывало, что и воровал;
плоть, прикрывши  худым одеянием,
я на паперти церкви стоял.

Медяками наполнив карманы,
но с пустою, как прежде, душой,
вновь стремился в далёкие страны,
и боялся вернуться домой.

Так дойдя до последнего моря,
у прибоя, склонившись черты,
я солёными брызгами горя,
смыл остатки изжитой мечты.

Захотелось душистого хлеба,
на траве у спокойной реки,
и глоток упоительный неба
из твоей белоснежной руки.

Путь домой был короче, но круче…
Грудь хрипела, и лапоть скользил.
Только вера, что так будет лучше
придавала мне хилому сил.

Я вернулся зимою скрипучею…
Край родной, ты как прежде суров.
Ах, да что я вас баснями мучаю,
принесу-ка, пойду лучше дров.