Чеченские беженки

Чеченские беженки

Были, конечно, и старики, и дети. Но больше всего запомнились женщины.
В середине 90-х мы побывали в разных лагерях Чечни и Ингушетии. Где-то жили в палатках, где-то в заброшенных санаториях, где-то в сельских домиках, предоставленных братской республикой.
Женщины под бомбами и бесконечными обстрелами покидали свои дома, оставив телевизор кому-нибудь из соседей (часто русским, с которыми десятилетиями жили дружно и которые в конце - концов и погибали под этими пулями и бомбами), все мужчины (лет с 12-14) были на войне. С собой брали наспех собранные сумки со сменой колготок для детей и нехитрым запасом съестного. Но никогда не забывали захватить фотографию Дудаева. Помню, как по палатке для беженцев разгуливал трехлетний карапуз и декламировал хорошо заученный текст: «Ельцин – свинья! Дудаев – наш президент!», - после этого он целовал фотографию Дудаева и многократно повторял это ритуальное действо. У чеченцев на той войне была хоть какая мотивация, а наши шли в атаку за другана Петьку, что погиб от рук чеченов. Спросишь женщину, у которой уже погибли муж, два сына, брат и остался от всей этой жизни один сынишка лет восьми, чего она хочет, а она говорит: «Хочу, чтобы научился стрелять и шел мстить». И эта отравленность остается в крови надолго, иногда на несколько поколений...
Были женщины – легенды. Они среди войны добирались уж неизвестно с какими ухищрениями с одного конца республики на другой, для того чтобы отыскать могилу мужа, вырыть тело и приволочь его на кладбище родного селенья.
Но одна запомнилась мне больше всего и ее голос я помню до сих пор. На границе с Ингушетией в заброшенном санатории поселка Серноводск мне сразу сказали: «С Аней надо поговорить, только сильно ее не волнуйте, у нее эпилепсия». Аня была чеченкой лет тридцати, с голубыми глазами и каштановыми косами. У нее погибли все - трое детей, муж, брат… Но убивалась она больше всего по младшенькому. Месяца за два до того, как попала в санаторий, сидела в подвале Грозного с двумя детьми. Старшему было семь лет, а младшему – три. Старший выскочил пописать во двор, а тут обстрел. Похоронила там же, во дворе. Между тем, бомбежки становились все интенсивнее и соседки сказали ей, что уже совсем опасно стало, пора бежать, только нужно взять с собой документы. Пока Аня бегала на третий этаж за документами, бомба попала в подвал, прямое попадание.
«Вернулась я туда, а сыночка уже нет. Одна лепешечка осталась. А мне туда не забраться и бежать надо. И вот сейчас все хожу и думаю – ничего мне в жизни не надо, только бы отдали мне мою лепешечку, чтобы я могла ее похоронить! » Никогда не забуду…