Веревка

Пишу я как-то знакомой своей хорошей; записка, стало быть. «Здравствуй, Гелла!»,  пишу; ну, как обычно и как положено; и дальше.

«Я вот все думал, думал, мыслишка вот, понимаешь, крутится какая-то, как веревка, одним концом привязанная к высокому суку. Висит, от ветра крутится туда-сюда. И вроде, глазом оценить, близко она, если прыгнуть, то можно ухватиться и повиснуть на ней, а если сук выдержит и не обломается, - то и повисеть можно, и даже порасскачиваться, как на тарзанке. Да вот только прыгаешь ты, прыгаешь, а ухватиться за нее никак не можешь... ну, вот хоть ты тресни!.. Это в детстве было. У бабушки. В домике, по улице Речной... Точнее, во дворе. Давно-давно там огромный сухой клен стоял. Белый-пребелый, то есть совсем без коры, делась она куда-то, я не знаю. Зато знаю, мне это бабушка рассказала, что сухой он был от того, что его "молнией убило"... но это уже - до моего рождения. Вот на этом-то сухом клене и болталась та веревка, непонятно кем и зачем привязанная к суку. С тех пор я подрос, даже вырос, даже стал взрослым. И нет уже в том домике по улице Речной того сухого клена, "убитого молнией", нет уже моей бабушки. Да и домик из моего детства выглядит сейчас совсем иначе: он уже не домик, а целый дом, так как со временем был перестроен дядей Борей с нашей посильной помощью. И только и по сей день болтается в моем воображении толстая, крученая веревка, привязанная одним концом к суку мертвого клена, - выцветшая от палящего летнего солнца, с размахрившимся другим концом... И вот спустя много лет, сейчас, уже будучи взрослым,  мне удалось  ухватиться за эту веревку. Вот чуточку, конечно, жалко, что произошло это только в моем воображении...»

Я прочитал Гелкин рассказ и задумался. Была неуловимая мыслишка, и болталась она как та веревка на суку. И все же мне как-то удалось схватиться за нее, повиснуть, и повисеть так чуть-чуть, -  до тех пор, пока воображаемый сук с треском не отломился от воображаемого дерева. И вот какая оказалась эта мысль. Что-то, бывает, берешь читать – рассказ ли, повесть ли, что угодно, – и видишь не природу, не речку, не домик по улице Речной, не старый, убитый молнией клен, не детвору, гоняющую по улице стаю гусей, не бабушку, собирающую с куста крыжовник, не привязанного к колышку бычка, жалобно мычащего на меня… Ты видишь автора, того, кто об этом написал. А бывает наоборот. Читаешь – и с первых строчек ты уже сидишь вместе с героями рассказа Васькой и Сёмкой на том тополе, и испуганно глазеешь на орущих вам что-то фрицев. Только ты не знаешь, что это рассказ, а Васька и Сёмка – его герои; ты просто с ними рядом, там, на тополе, и видишь, что видят два этих мальчугана, и чувствуешь, что чувствуют Васька и Сёмка.

«Гелла, здо’рово!!! Мыслишка-то эта оказалась простой. Если сказать одним предложением, - в этой мысли отличие рассказа от нерассказа. Твой «Дедушкин рассказ» - рассказ самый что ни на есть настоящий, подлинный, полностью соответствующий всем критериям моей «неуловимой мыслишки».
Спасибо, Гелла, за удовольствие!!!
Здоровья и счастья тебе от всей моей души!!!
С теплейшей заботой к тебе…»

(Ну и раскланялся тут):

«Твой друг Василий Репин»
 
                27 июля 2009 г.
                г. Сосновый Бор





Иллюстрация из интернета: http://scorokhod.livejournal.com/15970.html