Не удивить толпы презренной...

Не удивить толпы презренной –
помягче! – публики благой
душой в миру не убиенной,
озвученной строкой сквозной
средь глума свято сохраненной
мужающей в бреду сует,
но не признаньем жив поэт,
листая вечные страницы
в сокрытой от других ночи,
он правит лад своей цевницы,
могучим
таинством корней,
не преданных доныне ею,
среди лесоповальных дней,
средь очумления корыстью
модернизированных стад,
живущих
волей благ текущих,
под сенью хижин и палат
условно днесь и здесь имущих,
плоды усилий, ибо ждущий
всех смертных их пожнёт
распад.
Лишь плоть свою отдам могиле,
рождённым,
гибельным есмь брат,
но духом смерти не имущим, доколе жив родной язык
великий
буду славить миги,
не увядающих реликвий,
обживший высь где всяк велик,
хранивший свято неба
книги,
скрижали братских эпопей,
с отламываньем честно хлеба
голодным братьям без идей
закрученных
с трибун высоких.
Я счастлив жаждою степей
исхоженных
под зноем лютым
без обещания приюта
привета
не лихих людей,
я счастлив солью поцелуя, что соткан в памяти моей
из не стареющих лучей,
я счастлив волей рвущей путы,
мой храм – прощённый
Колизей,
и женский голос пятикнижья
мощнее,
бравший львиный ров,
о, не один, стальной засов,
срывал в моей реальной жизни,
я счастлив кремневой стезёй,
над коей куст крещённый
высью,
распятьями пространств,
времён,
как матрица: над бездной веры –
врезался в сердце на века,
я счастлив святостью имён,
вне самозванств
и славы тленной,
открывших мне простор Вселенной
любовью Божьей
освящённой,
соединённой
и спасённой
подкожной,
внутривенной
дрожью:
знаменьем любящих небес –
над словом, что всего дороже,
пока тобой не правит бес.