Корни

                Посвящаю маме Р.Н. Шаховской
 
…Именно тогда рождаются сожаления, досада на себя, понимаешь: утрачена великолепная возможность общения с близкими людьми... Не у кого спросить, что за человек был твой дед, которого видела только на фотографии? Как пережила бабушка войну с пятью детьми? Всех воспитала и поставила на ноги.
   Из сознательных воспоминаний осталось совсем мало. Трёхкомнатная квартира с газовым отоплением, высокими потолками, с площадью-прихожей. В бабушкиной комнате, где она жила с сыном – моим дядей Лёшей,– стояла обычная мебель, но летом поражали огромные чудные граммофоны амариллиса.
   Праздник. Посреди кухни табуретка, на ней – противень, где - человечки из теста с «изюменными» глазами. Бабушка учит меня, ещё дошкольницу, печь.
   Через несколько лет моему отцу дали квартиру, и мы уехали. Бабушка заболела и слегла. Навещая её, я не могла взять в толк, почему она  видит то, чего не вижу я. Ей казалось, что вокруг – шпионы фотографируют и докладывают кому следует.
   Тяжёлое детство матери, а потом работа в государственной организации, куда разговорчивых людей просто не берут, воспитали её не жалующейся, молчаливой женщиной. Описываемые мной события мама рассказала мне, будучи безнадежно больной…
   Её мать не пожелала до старости ковыряться в земле, месить сапогами осенне-весеннюю распутицу, доить коров и убирать навоз, а в свободное время лузгать семечки на завалинке, перемывая косточки местным кавалерам. Не смотря на крутой нрав отца, подалась она в город, учиться. Там и встретила Мария свою любовь.
   Расписались они c Никитой, но жили вместе не долго. Мужа мобилизовали на борьбу с басмачеством в Туркестан. Вернулся он цел и невредим, в звании комбрига. На груди – орден, а в руках кинжал – награда командования.   
   После окончания Военно-педагогической школы он работал в  Военных академиях преподавателем философии.
   Окончив Институт красной профессуры,  Никита стал преподавателем в Военно-политической академии имени Ленина  в Ленинграде. Постепенно семья увеличивалась. Четыре девчушки радовали отца.
   Старшую дочь назвали Розой в честь Розы Люксембург.
   Когда родилась вторая, - не то, чтобы через край льющийся патриотизм, скорее – дань моде,– была записана Сталиной. Имя третьей решила банальная жерёбьевка, назвали Аллой. Четвёртой дочери старшая сестра дала имя - Инна.
   В конце 30-х её отец твёрдо решил оставить военную карьеру. Ему не давали покоя, особенно весной, деревенские кони. Будто любимая женщина, земля звала пьянящим запахом.
   Нагибаясь к ней в поклоне, он брал комок в руку, разминал его, вглядываясь куда-то вдаль, вспоминал несытое деревенское детство, лелеял  надежду на перемены в жизни. Много думая на эту тему, Никита  решил, что сможет стать хорошим председателем колхоза. Он понимал: его прямой упорный характер не позволит остаться на работе и сохранить свободу. Догадывался, наверху идёт постоянная «рубка»: власть избавляется от возможных конкурентов. Смерть и аресты многих видных знакомых военачальников, прошедших революцию, гражданскую войну… Ошибка? Диверсия? Спланированное действие узкого круга лиц? Цель оправдывает средства – сомнительный лозунг, даже если на карту поставлен военный и экономический потенциал страны. Никита Яковлевич, как человек публичный, был обязан нести в массы слушателей академии линию партии. Ему следовало постоянно восхвалять дела и взгляды человека, с которыми   не всегда соглашалась его собственная душа. Дистанцироваться от этого можно было, только оставив военную службу.
   Как-то он сказал жене и старшей дочери: «Хотел бы я, чтобы вы, – дорогие мне люди, жили сейчас где-нибудь подальше отсюда, скажем, за Уралом». Он и представить себе не мог тогда, насколько его слова станут пророческими.
   Однажды отец пришёл на место службы в Военно-политическую академию в штатском, это в 1939 г… И нос к носу столкнулся с тогдашним начальником Политуправления Красной Армии Л.З. Мехлисом. Тот был вне
себя от ярости и потребовал объяснений.
   Провинившийся заявил, что хотел бы на этом закончить свою военную карьеру. Удивительно, но за такие вольности его не объявили вредителем, не «пришили» статью и не расстреляли. Вероятно, начальство не захотело выносить сор из избы, так как история эта могла отыграть рикошетом. И не одна голова полетела бы с плеч.
   Никиту Яковлевича Осипова перевели в Москву и назначили заместителем главного редактора газеты «Красная Звезда», хотя,  при более удачном стечении обстоятельств, ему прочили место начальника военно-политической академии города  Кронштадта.
   На новом месте её отца – прямого, делового, острого на язык, рассматривали как «засланного казачка». Далеко не всем нравились его замечания.
   Своим безрассудным поступком, сам того не ведая, Никита выиграл у смерти год.
   Умер он странно, во время служебной командировки на Южный фронт. Стало известно, что употребленные в пищу консервы – отравлены. Жена с детьми в эвакуации. Известить некого. Его смерть – капля в кровавом море. Гибли сотни, тысячи, миллионы под неумолимым прессом войны…
   Обращения в компетентные органы ни к чему не привели. Может, случай, а может, спланированная акция. Режиму всегда выгоднее иметь глухих и согласных подданных, нежели прямых и напористых…
   Похоронили его в г. Камышине на тамошнем кладбище. После войны, дочь и представитель военного комиссариата, разыскивая могилу, выяснили, что на старом месте кладбища не существует, а стоит жилой дом. Все кто, знал о своих близких, перезахоронили их, когда встал вопрос о строительстве…
   И тогда на Головинском кладбище рядом с портретом Марии появился портрет Никиты.
   В эвакуацию Мария уехала с дочерьми и месячным Лёхой. «Хватит вычурных имен. Пусть парня зовут нормальным русским именем – Алексей!» – отрезал отец, мать и дочери согласились. Чадо сильно болело. Опытный врач сказал, что только грудное молоко вылечит ребенка, но молока у матери не было. Мальчик худел, у него уже не оставалось силёнок орать, и он жалобно пищал.
   Поезд стремился к Уралу. Кинули клич: «Нужно молоко!». Нашлось только сгущенное какао. После него Лёха снова болел, но выжил.
   Алла донимала сестёр и мать повышенной чувствительностью, делясь опасением: «Умрёт братец. Сердце чует недоброе!»
   Эвакуированная семья обосновалась в деревне под Катайском. Розе, старшей дочери, темноволосой, зеленоглазой красавице, с загадочным взглядом, будто считывающим чужие мысли, суеверные бабы молока не продали. Лёха выжил благодаря жене председателя, далёкой от предрассудков. И старшая сестра каждый день в любую погоду ходила на дальний конец деревни за молоком, отмахиваясь палкой от своры собак.
   Хозяйственная матушка её боролась за детей. Из Москвы она прихватила на обмен ковёр и одежду. Выручила  полбарана. Весной, словно полководец, вывела свое девчоночье войско на выделенную колхозом землю. Трудились все от рассвета до заката. Посеяли раздобытые семена огурцов, капусты, зелени. Не бедствовали, но жили трудно. Отцу удалось послать с верным человеком продукты и необходимые документы.
   Сперва открытки от отца приходили часто. Они были адресованы моей маме. Небольшие жёлтые прямоугольники, исписанные крупными буквами, излучали тепло, нежность и тревогу за близких.
   Как-то соседка Степанида, с обветренным и потемневшим от горя лицом, долго сочувственно смотрела на столичных приезжих, копающихся в огороде. Она – деревенский почтальон – работник «горького фронта» – подозвала Аллу и подарила ей два кусочка колотого сахару, – привет из сытой довоенной жизни,– найденных в буфете за тарелками.
–Ты, детка, в ручку не бери, растают. Оберни кусочком подола,– сказала она обрадованной девчушке. Сахар делили на всех детей. Мать отказалась. Дескать, не любит сладкое.
   Война войной, а дети оставались детьми. Девочкам нужны были куклы, и Роза сначала научилась делать их из сена, ловко переплетая пряди-косы, а потом мать выделяла ей тряпочки, из которых шились девчоночьи подружки с нарисованными карандашом улыбчивыми ртами, красными щеками и глазами-пуговицами. Казалось, дороже этих «чудищ», игрушек на свете не существовало.
– Я боец Класной Алмии, как папа! Мне кукла не нужна!– картаво выговаривал Лёша в ответ на предложение сестёр сшить и ему куклу. Единственный в деревне мужик – дядя Игнат, вернувшийся с фронта без ноги,– вырезал для мальчика из дерева конскую голову и насадил её на палку. Вооружил бойца деревянной шашкой, и тот радовался жизни, бегая по дорожке, то разговаривал со своим конём, то пугал криком «И-го-го!» окрестных ворон.
   Из эвакуации приехали все вшестером в старую квартиру на Писцовой улице д.16 а. Военный комиссар района, хороший человек, выхлопотал для Марии пенсию по смерти кормильца, чтобы та могла содержать свою большую семью.
   Пишу для сына, для внуков, чтобы им не пришлось сожалеть об утраченных возможностях, и собирать по крохам, из случайно сохранившихся писем, отдельные факты биографии своих близких, неразрывно связанные с жизнью, историей родины. Пишу, чтобы знали, помнили и ценили, не зависимо ни от чего...

 Апрель, 2006

Фото из архива.