Посвящается И. Малеру. Издателю. Библиофилу

Посвящается  светлой памяти другу юности,
 ИЗЕ  МАЛЕРУ,
поэту, художнику, издателю, букинисту.
Минск – Иерусалим.

 



Восхищался Чюрлёнисом,
Говорил о Ремарке.
А ночами бессонница;
По утрам кофеварки.
Книг развалы цветастые,
Брал он  трепетно в руки.
Для  мальчишки вихрастого,
Открывались науки.
И тогда мир менялся
Как в быту декорации.
Кто хоть раз поднимался
Из окопов в прострации:
Помнит вздох полной грудью.
Помнит страхи под ложечкой,
А вокруг гибли люди…
Продержитесь немножечко!
Книги звали к победам,
Иногда к поражениям.
Выбирай себе кредо,
Насыщайся движением.
А в стране тишь и благо.
Трудовые баталии.
Да поэтов ватага,
Их судьба в аномалии.
Тут Гаврилов и Френкель
Тут Тименчик, как куколка.
И девчачьи коленки,
И трамвайная сутолока.
Там Дозорцев хватает
Пятернёю за галстук
Эверест поднимает;
Я смываюсь и, баста!
Эти парни как колоссы.
Эти люди как книги.
Им не выйти из образа,
Не забыть своей Риги.
Под ногами Барклая
Старый камень гранитный.
А милиция лает,
Мол, участок элитный.
Что-то Лесик читает,
Но о чём не врубаюсь.
Бейн детишек качает,
Он, поэт, я ручаюсь.
Мастер яростной рифмы,
Тунеядец советский…
Коммунизм – это рифы,
Неожиданных бедствий.
Разлетелась по свету
Голубая богема.
Много ль нужно поэту?
Здесь для всех одна схема.
Но  рисует ладони
Старой женщины Малер.
Он ещё не Чюрлёнис,
Но уже и не фрайер.
Нарисуй меня Изя,
Под обложкой тетради.
У меня стихов мизер,
Но живу я их ради.
Нарисуй мои руки,
Они помнят обоймы.
Нас стреляли от скуки,
В голубой форме гоимы.
Изя Малер, и отроком,
Был всегда нам примером.
Я обкурен был порохом,
Жил иным я манером.
Тебя книги как девушки,
Красотой напитали.
Ты Барклай и без ретуши,
На святом пьедестале.