Нежность недоступна и недопустима

Бесконечная нежность стала мне недоступна. Нельзя сказать, что я сожалел об этой потере. Иногда я думаю, что я и не заметил ее исчезновения. Просто принял как данность.
Превращения неотвратимы, неизбежно случится то,что во время взросления вытянется тело,  и губы мамаш уже не будут  льнуть к младенческой заднице. И сейчас уже трудно и невозможно вспомнить, когда появились первые лобковые волосы в десять, в десять с половиной, в десять с волосиной? А также трудно вспомнить, когда впервые поцеловался без любви, без священного трепета. Нежность остается нежностью как незнание, как слабость и осторожность в действиях, пока  опыт не перейдет в методичное  спокойствие, силу и созерцание. Ехал и вспомнил строчки *станут волосы жестче, станут руки грубей* правда превращений была настолько очевидной, что вызвала у меня улыбку и как бы мы не старались сохранить в себе вечно удивленный взгляд на мир, растешь и понимаешь, что уже ничего не удивляет настолько, конечно кроме  канала Дискавери сайнс. И смешными и нелепыми кажутся те, кто пребывает в постоянном состоянии нежности, удивления и умиления. Я таким стал, перестал, зато ровно горел, поддерживал земное тепло.  Миллионы таких как я вызывают лето вовремя.
Что ж я не пребывал в состоянии постоянного блаженства, которое царит в первые три минуты после... И я даже гордился своей отчужденностью и стойкостью граничащей с жесткостью. Мои руки могли, глаза не боялись, кожа стала невосприимчивой к 72%, а сердце к сожалению и сопереживанию. Я стал ньютоновской жидкостью, с отлагательным обстоятельством лишь в том, что при чутком подходе я становился маслом, впускал в себя пальцы, сердца, переживания, впитывал слезы. К моему счастью  я знал, что эта слабость испарится быстро и я стану гладким и жестким.  И неведающие страха  неумелые плавцы падают в меня и все животом о ровную гладь. Вода-асфальт. Солдатиком надо было или на крайний случай бомбочкой, меньше боли и разочарований.
Отец в детстве водил меня в зоопарк, который приезжал в наш маленький город после дня знаний. Проходя мимо вольера с бегемотами, я заворожено смотрел на их открывающиеся рты-чемоданы и тупые круглые зубы. Отец указывал на бегемота с открытым ртом и говорил : Смотри, наша мама зевает… Что ж я дитя своей матери и почему собственно я должен быть  лучше или хуже? Я таков. Я стал бегемотом,  я бегемот. И нет в этом ни хорошего ни плохого, есть просто осознание себя.
Пребывание в бесконечной нежности стало недоступно, а вследствие и недопустимо для моего духа и среды обитания. Но короткие мгновения нежности и участия случались. Я радовался этому как бы восхитился житель средиземноморья, увидев северное сияние. Легче быть отрешенным и жестким, быть непроникновенным к окружению. Говорят, таким как  я противостоит непреодалимая сила равновесия, она не пожалеет, она сметет мой дух и убежденность, научит смирению. Я прошу эту силу: пронеси сию чашу мимо меня, ибо таким меня может сделать только огромная боль и потеря, которая ослабит меня и я на скошенных ногах упаду и подниму глаза в небо с мольбой. А пока у меня бронзовый загар и гневный взгляд… пусть так будет всегда.