Смерть гуманиста

Он умирал в сознании, что страшно.
Тоскливо думал, в чем его вина?
Успех? Наверно. Да теперь неважно.
И орден был. Да, что там ордена...
Толпа его любила не за это,
За теплый слог, поющий о любви,
О вечной жизни. Сумерки поэта
Гордились лишь величием крови.
Да, полно. швабы! Вам понять поэта?!.
Сказал бы вслух, чтоб в память залегло:
История Земли - по сути это -
История народа моего!
О, эти немцы! Что же их так много?!
Всем что-то дай, уважь и ублажи.
Какая вышла странная дорога
Среди чужих. Ну, что молчишь, скажи!
Ему казалось, вновь окрепший голос
Вдруг зазвучал. Но эта немота
Так вязко обнимала. Длинный волос
Сползал к глазам. Сиделка - та, не та?
Да, нет, наверно. Та была темнее.
Из наших. Этот запах так манил.
Такой родной.
Он вдруг забылся. Где я?.
В ушах удары голубиных крыл.
Невольно вспомнил Карла... не приходит.
И в постриг собирается. Чудак...
Переиграл, похоже. Ныне в моде.
На пользу нам ли? Все не то, не так...
Ведь, гуманизм, хотел он улыбнуться,
Но лишь гримаса тронула лицо,
Хорош тогда, когда твой враг запнулся,
И в нос его продернуто кольцо.
Сегодня день?.. Ах, да, наверно, вторник.
Внизу опять все та же суета.
Прислуга чистит золото, а дворник
Красивый малый... я о чем? Ах, да..
Вот пальцы пожелтевшие не гнутся.
Уходит память, а куда? Ответь.
Все б ничего, и даже эта смерть.
Да, жаль враги живыми остаются.
Его какой-то негой охватило.
Уже не здесь - на выходе в зенит,
Увидел он, как в старенькой квартире,
Повесился с тоски в своем сортире,
Последний на земле антисемит...