Сказание о казачьей сотне

           Посвящается моему деду,
           Орловскому Ивану Петровичу


Кровавые зори  суровили  лица
и грязь отрывала подковы с копыт.
Над степью кружилася смерть, словно птица,
печально качалися ветви ракит.

Развеяв по свету
всех канувших в лета,
застыла в безумном порыве страна.
Ни звука печали,
лишь вой и звон стали,
да  в старой гитаре  рыдает струна.

И хмуро смотрел из-под бурой папахи
и кутался в бурку, весь вросший в коня,
усатый станичник, рубака без страха,
в глубоких раздумьях  ушедший в себя.

О, как тут понять эту стерву-Отчизну,
предавшую к  черту своих сыновей,
но даже и в мыслях не мог с укоризной
иль словом худым он все высказать ей.

Развеяв по свету
всех канувших в лета,
застыла в безумном порыве страна.
Ни звука печали,
лишь вой и звон стали,
да  в старой гитаре  рыдает струна.

Кровавость зари пил взахлеб колос хлеба,
копыта гремели над стылой стерней,
а сотня казачья  врывалася в небо
под  звон колокольный над грешной землей...


На фото мои предки. Дед Иван - мальчик в папахе и с ружьм.