Грусть

               
                Поглотила солнце грусть,
                Стало очень страшно.
                Темноты я не боюсь,
                Если грусть, пусть будет, пусть.


  Порывом ветра сорвало черную шляпу с мужской головы. Ветер понес ее кувыркаться по мокрому вечернему асфальту. Владелец потрепанной, ветхой шляпы, медленно направил свой хмурый взгляд ей вслед, как будто веки его были налиты свинцом. На морщинистом лице ничего не отобразилось, словно шляпа и вовсе была не его, а другого пожилого мужчины в старом выцветшем костюме. Серый костюм всем своим видом давал понять, что был  любим хозяином настолько, что расставания их были большой редкостью.
  Было около семи часов вечера. Людей на остановке было немного, а если быть точнее, всего трое: уже нам знакомый владелец поспешившей улететь шляпы, неразлучная парочка пожилой человек и его костюм, и девушка лет двадцати. Потеря шляпы нисколько не огорчила хмурого мужчину, поэтому он сосредоточился на извилистых линиях трамвайных путей, уходящих за линию горизонта. Он всматривался в них, почти не моргая. Глаза со временем устали, и рельсы стали приобретать еще более неровную форму. Наконец-то шляпный вдовец моргнул, еще раз моргнул и закрыл плавно глаза, соединив веки плотно вместе, чтобы трамвайные пути остались  за толщиной темноты. И тут же вернулись мысли, как ему хотелось бы, чтобы они улетели вместе со шляпой. Чудак! Если бы все было настолько просто в этой жизни. На самом же деле, ему не нужны ни эти вереницы рельсов, ни трамвай, повидавший на своем веку миллионы таких, как он.
  Тем более, пока он стоял, вглядываясь в рельсы, прошел не один десяток трамваев. А ведь он приходит стоять на эту остановку каждый день уже несколько лет, невзирая на проливные дожди и палящее солнце. Ничего нет удивительно в том, что шляпа покинула такого нерадивого хозяина.
  Когда-то давно с этой остановкой у него были связаны самые радужные мысли. Это было время, когда приезжала она. Шляпный вдовец переставал следить за своим дыханием, когда подъезжал очередной трамвай, в котором могла быть та самая. Невероятно, но она снова приехала, улыбка родилась и расцвела на губах, недавно еще хмурого мужчины.
  Глаза открылись, присмотревшись, он понял, что остался на остановке один. А это значит проехал еще один трамвай, и вновь ее там не было. А может быть она вышла в спешке, и, не заметив его, пошла к другому месту встречи, как это случалось порой, когда мужчина задерживался на работе. Но, к сожалению, той самой девушки не было в сегодняшних трамваях: ни в этом, ни в предыдущем. И даже в тысячах других, которые проезжали мимо за несколько лет, останавливаясь лишь с той целью, чтобы подразнить пожилого мужчину, показывая внутренний мир своих вагонов без нее.
  И вот снова смыкаются уставшие веки, пенистой морской волной хлынули воспоминания. Однажды хмурый мужчина даже стал рисовать в блокноте маленькие улыбки в те дни, когда мог снова видеть ее. Улыбки становились более яркими, более веселыми раз за разом.
  Послышался очередной стук колес, всегда несущий надежду. Шляпный вдовец открыл глаза. Новый трамвай остановился, затем выпустил из себя пассажиров, которые поспешно разошлись в разные стороны. Была ли среди них в этот раз та самая? Нет... Да! Не может быть, она приехала! Нет... Просто показалось, просто показалось... Лучше снова закрыть глаза.
  Однажды тогда еще молодой мужчина, никогда не помышлявший носить шляпы, пришел на трамвайную остановку, как обычно. Почему-то трамваи не привезли ту самую девушку, которую он любил больше своей жизни. Она позвонила только поздним вечером, сказала, что не сможет приехать и все объяснит завтра. Мужчина не стал расспрашивать и решил подождать до завтра. Но девушка так и не позвонила, ни завтра, ни послезавтра, да и он не смог дозвониться, номер телефона перестал существовать. Это было время, когда уснуть было невозможно и, чтобы стало легче жить, мужчина стал приходить на их трамвайную остановку. Спустя месяц он встретил близкую подругу той самой девушки, которая рассказала, что его возлюбленная уехала в другую страну навсегда и передала для него лишь маленький листочек бумаги, на котором было написано лишь четверостишие:

 

                Иногда бывает так странно,
                Поступаешь, как чудак.
                Никакого тут нету обмана,
                Просто хочу, чтоб было так!