Сон Разума

Сон Разума. БЕСплодие Души.
Очарованье раз-Очарованья.
Слезами или кровью напиши
На дальнюю дорогу пожеланья.

Я выскользну бокалом из руки,
Твои едва задев воспоминанья.
Мы будем, как и были, далеки
От собственного мира пониманья.

Убийца чувств, Я должен умереть
В понятиях пространства и движенья.
Ты можешь, если хочешь, посмотреть
На казнь мою. Я вышлю приглашенье.


3D-технологиям уже тесно на экранах кинотеатров и компьютерных мониторов. Фантастические существа и ожившие голограммы - уже среди нас…
 
«Элдерсон продолжал:
   - Могу  сказать  вам то,  чего не мог сказать  никому другому: я  очень недоволен тем, как  идут дела,  мистер Форсайт. Англия скоро увидит, в каком положении она очутилась.
   Услышав такое неожиданное подтверждение  своих собственных мыслей, Сомс вдруг ощутил реакцию.  - Нечего плакать прежде, чем  мы  расшиблись. Фунт стоит высоко, мы еще крепко сидим.
   -  Сидим в  калоше! И если  не  принять решительных мер, мы  так там  и останемся. А  вы знаете, что всякие решительные меры - это дезорганизация, и ощутимых результатов надо ждать годами…»
                (Голсуорси Дж. «Белая обезьяна»)
 



    Сидеть в английской калоше, не одно и то же, что сидеть… в студии, стены и сводчатые потолки которой выложены из толстого темно-серого известняка, в поры которого въелась многовековая копоть.  Предусмотрительные оконца «закрытой студии - открытого общества» были устроены так, что в них нельзя было увидеть ни неба, ни звезд, ни просторов Ладоги. Только толща крепостных стен, холодные каменные камеры да сырой леденящий ветер, непрерывно дующий с севера… Лучшего места для обсуждения злободневных тем, чем древние подвалы крепости, придумать было сложно. Здесь буквально каждый камень дышал стариной 1881 года.
     У самых дверей студии полыхал большой факел, освещая дрожащим пламенем пол, отполированный за долгие мгновения многими подошвами, шероховатые стены, закопченный потолок. Полное ощущение того, что удалось шагнуть в средневековое лихолетье. Впечатление удручающее, такое тесное помещение с низко навешенным потолком больше подходило для одиночной камеры, чем для студии, впрочем… на человеческий скелет, прикованный к стене (до ослепительного блеска начищенными) металлическими обручами, данное обстоятельство не производило абсолютно никакого удручающего впечатления. Невыносимо удручала его только «Суверенная демократия…», коряво  нацарапанная гвоздем на внутренней заплесневелой стене! черепа. Иногда легче выпить стакан паленой цикуты, чем отказаться от собственных идей.

   В самом центре студии стоит красный стол-трансформер BONTEMPI CASA GALILEO  из отлично отлитого алюминия братьев Алессандро и Жанкарло… На столе лежит Библия, несколько церковных журналов старых годов выпуска да несколько лубочных изданий. На полу разбросаны желтые цветы. За столом сидят гости студии в неуклюжих серых штанах и коротких серых куртках с черными рукавами и черным тузом на спине. Но главная здесь - девушка. Правда, таких девушек не увидишь на улице. Можно подумать, что персонаж традиционных японских комиксов «манга» или «анимэ». И это существо, совершенно живое, сидит за столом, задает вопросы, а её длинные синие волосы струятся от порывов виртуального ветра. Девушку зовут Ника Мику. Она – управляет «вокалоидами», созданными компанией Crypton. Иначе говоря, это программа, которая по заданному тексту синтезирует голос. Вот почему общение иногда кажется немного неестественным. А то, что публика видит в студии, – объёмная проекция, созданная множеством лазеров вокруг стола.  3D-объекты из разных уголков реальности меняются в считанные секунды.

   - Добрый вечер! – улыбнулась Ника Мику, - как всегда, мы приветствуем вас в прямом эфире! Мы хотим предложить вам сегодня для обсуждения достаточно с-ложную тему… как-то все чаще и все гуще разные люди, с разными религиозными убеждениями,   с разными национальностями, с разными занятиями в жизни к ней возвращаются. (Словно вернуться им больше некуда). Они стоят, (оче-вид-дно), и вероятно, перед необходимостью понять, а кто они такие?.. и зачем они?.. и куда им дальше?.. если уже некуда. И, в конце концов прямого эфира, какое государство они без нас SOSтавляют.  Этот разговор очень полезен!
    И как-то сразу, театрально споткнувшись, Ника представила себе собеседника в закрытой студии…
   - Радостно приветствовать в нашем разговоре, сегодня мало кому известного человека, аристократичного гражданина Эфеса и скромного философа Гераклита, по прозвищу «Темный».

   При не важном фак-ельном освещении студии, можно было с недопустимой легкостью принять темного Гераклита за режиссера Александра Глебовича Невзорова. Но через «600 секунд» зритель уже понимал (вместе с Бертраном Расселом), что «судя по сохранившимся отрывкам из его произведений, Гераклит не обладал добродушным характером. Он был склонен к сарказму и представлял собой полную противоположность демократу. Относительно своих сограждан он говорил: «Правильно поступили бы эфесцы, если бы все они, сколько ни есть возмужалых, повесили друг друга и оставили город для несовершеннолетних, - они, изгнавшие Гермодора, мужа наилучшего среди них, со словами: «Да не будет среди нас никто наилучшим, если же таковой окажется, то пусть он живет в другом месте и среди других». 

   - Добрый день! – холодно приветствовал Гераклит из «закрытой студии» далеких сограждан.
   - К вам первый вопрос! – обратилась мульти-девушка к Гераклиту, - почему Россия застряла в своей истории, почему «с трибуны реакционера» политолог Владимир Пастухов видит, что «для каждого нового поколения утро жизни начинается с одних и тех же кадров, как у героя фильма «День сурка»? Не кажется ли вам это странным?
   - Нет. Просто скверные идеологи. В последнее время за счет очень скверных идеологов, которые энергично занимались дозволенной им  самодеятельностью, эта история настолько сильно провоняла… в нее столько напустили неподкованных блох и создали такую четкую ассоциацию с чем-то давно и безвозвратно ушедшим. На это налепили такое количество икон и крестов…  Однако, я давно смирился с данным обстоятельством, как некогда «Эфес смирился с тем, что культ Артемиды был заменен культом Богородицы, но продолжал питать к своей богине такое же безудержное рвение, как и во времена св. Павла. Говорили, что именно здесь, в Эфесе, Богородица была погребена. В 449 году, уже после смерти св. Кирилла, синод, собравшийся в Эфесе, попытался пойти дальше в своем торжестве и благодаря этому впал в противоположную несторианству ересь, которая называется монофизитской ересью…» Но, если вы будете смотреть с совершенно другой стороны, то поймете, что Чаадаев – архи русский человек! И академик Иван Иванович Шмальгаузен…
   - Все это как будто разумно!
   - Как известно – «вера горами двигает». Вот только вера у них есть, но гора все еще стоит на месте. – Гераклит кашлянул в кулак.
   - Кто согласен, кто не согласен!?! – сказала Ника Мику. – Мне же вдруг вспомнились  эксперименты Макса Флейшера. С тех пор я не могу спать по ночам, мне все сняться движущиеся комиксы. Давайте послушаем, что по этому поводу думает политолог и философ РА Дугин.

    Словно по щучьему велению в студии появилась объемная голографическая фигура мужчины в рубахе-косоворотке с невысокой стойкой, которую он любил одевать поверх нешироких штанов из холста. На холсте вырисовывалась тень Валерия Трапезникова, рабочего токаря 6-го разряда одного из пермских заводов.
   - Каждому из нас по сердцу слова нашего Президента (сказанные в 2оо1 году ): Россия может быть либо великой, либо никакой… - торопливо начал говорить он, (слов-но 11 лет безмолвно трудился над увеличением величия России), - это, во-первых, (ведь от великой до никакой, т. е. смешной, всего два шага Михаила Галустяна и Сергея Светлакова), а во-вторых, мы до сих пор изучаем народ критериями другого народа. Наука, западноевропейская культура создана европейцами…
   - Варварами! – добавил Гераклит, на что мужчина в косоворотке не обратил внимания. В отличие от Гераклита, он не предавал огромного значения разуму, считая данное значение до примитивности бананальным, ведь даже министру образования понятно, что  именно разум является основным орудием познания мира. Однако, «в способности разума к обобщению, синтезу, к сведению в одну мысль разнородных явлений мироздания и бытия темный Гераклит видел разницу между умными и глупыми людьми: умный стремится познать общее, глупый удовлетворяется деталями».

   - Так вот! Наука, западноевропейская культура создана европейцами. Она им подходит, она им годится… Им не нужен царь в черном плаще п-резидента. («удовлетвориться деталями может и токарь» - почему-то подумал прикрепленный к Дугину токарь 6-го разряда). Индусы создали за 4000 лет до этого другую философскую систему, которая годится  индусскому обществу. Наше русское общество, кстати, описал прекрасный питерский ученый доктор филологических наук Владимир Викторович Колесов. Он автор книг Древняя Русь в слове. Он объясняет, что все понятия русской средневековой культуры, сами представления о природе, о мире, о семье, об окружающей реальности, они были сконфигурированы совершенно иначе в сравнении с европейской наукой нового времени. Например, (Кирилл и Мефодий) не знали, что в русском языке до XV – XVI веков не использовалось будущее время. Вот будущего времени, как такового не было. Было вообще иное мировоззрение. Будущее определялось через модальность, через пожелание… Вот такие выражения были: «Зима хочет быти», то есть, зима не просто придет, наступит, а она хочет наступить. («клоунам на горло» - почему-то подумал токарь 6-го разряда). Совершенно иной взгляд, где нет той топики, нет той базовой философской предпосылки на деление на субъекты и объекты, которое породило и медицину, и науку, и ту модель, ту культуру, которая стала доминирующей на Западе. Так вот, русским, настоящим.., чтобы возвращаться к нашей идентичности, нужно понять наши корни, из которых растет наше настоящее и наше будущее. Надо понять, что мы мыслили и жили особым образом. У нас были великие достижения, у нас были великие события. Мы выиграли великие войны. Мы создавали великие произведения искусств, - это совершенно по-другому. К ним нужно найти ключ. Когда мы подходим с «западным подходом», мы действуем как расисты. Мы говорим: «Вот Западная, Европейская универсальная культура, а мы, как бы от нее отстаем». Отсюда и возникает вся эта русофобия, которую, к сожалению, поддерживает даже режиссёр Александр Невзоров. «Невзорову следовало бы побольше читать… «Мифы о России» Владимира Мединского». – подумал токарь.

   Гераклит почувствовал, в чем тут заноза. И хотя он, пройдя сквозь «Чистилище», и став еще темнее, никогда и ничего прежде не чувствовал и даже не слышал о режиссере Невзорове, но он был хорошо знаком с трагедией Еврипида. И с трагедией протопопа Аввакума, для которого будущего времени, как такового не было… 

     Видимо поэтому, заглядывая в прошлое, Митрополи;т Мака;рий (в миру Михаи;л Петро;вич Булга;ков; 1816 - 1882) — епископ Православной Российской Церкви, знаменитый историк церквии и богослов (С 8 апреля 1879 — митрополит Московский и Коломенский. Ординарный академик Академии наук (1854)), не скрывал от ночных видений Гераклита, грызущего корни, из которых растет наше настоящее, что «первым и важнейшим из дел патриаршествования Никона было исправление богослужебных книг и церковной обрядности. Начало такому исправлению, как он видел, положено было еще во дни патриарха Иосифа, и тогда же обозначились те два начала, или правила, которыми потом Никон постоянно руководствовался, занимаясь этим делом». Богослужебные книги правились на Руси при всех доселе бывших патриархах, когда приготовляемы были к печати. Но правились только по славянским "добрым переводам", или спискам (не упоминаем о несчастной попытке преподобного Дионисия и его сотрудников). А как и "добрые" славянские списки даже самые древние не чужды были погрешностей и немало разнились между собою в частностях, то очень естественно, что и в печатных книгах, появившихся при первых наших патриархах, повторились все эти погрешности и разности, доходящие иногда до противоречий. Под конец жизни патриарха Иосифа на Руси наконец ясно сознана была мысль, что исправлять церковные книги по одним славянским спискам недостаточно, а нужно вместе исправлять и по греческому тексту. И вот сам царь Алексей Михайлович обратился в Киев с просьбою прислать в Москву ученых мужей, знавших греческий язык, чтобы они исправили по тексту семидесяти толковников славянскую Библию, которую тогда намеревались вновь напечатать. Ученые люди скоро прибыли в Москву, и хотя некоторые встретили их здесь неприязненно за самую их ученость, хотя им не было поручено тотчас же приступить к исправлению Библии, но они успели еще при жизни патриарха Иосифа исправить по греческому тексту одну, уже оканчивавшуюся печатанием, книгу "Шестоднев" и напечатали свои исправления в конце книги, чтобы всю ее не перепечатывать. Это была первая напечатанная в Москве церковная книга, исправленная не по славянским только спискам, но и по греческому тексту, и в этом выразился первый принцип, которого потом держался Никон: править богослужебные книги по "добрым" славянским спискам и вместе по греческому тексту… Аввакум и другие сторонники Нероновы при толкований книг не упускали случая осудить никоновские нововведения или пустить тревожный слух, чем приводили властного патриарха в неистовство. И вот однажды, вызов Никона прозвучал для них слишком грозно. "Мы же задумались, сошедшеся между собою; видим, ЯКО ЗИМА ХОЩЕТ БЫТИ; сердце озябло, и ноги задрожали", - так образно и сильно передал Аввакум угнетенное состояние братии, их оправданное предчувствие гонений, гноений  и прочих бед…  Они попытались найти «Письма к провинциалу», но нашли только приглашение на Московский собор. Описать деяния Московского Собора 1666 г. поручено было Симеону Полоцкому. (Иеромонах Симеон Петровский-Ситнианович или Ситианович родился в 1629 г., вероятно, в Белоруссии. Блез Паскаль родился в 1623 году, вероятно во Франции. Кто были родители Симеона и какое имя дано было ему при рождении, Гераклит не знал. Воспитывался в киево-могилянской коллегии, когда в числе наставников ее находился Лазарь Баранович, который потому и называл Симеона своим учеником. А по выходе в 1650 г. из коллегии Ситнианович, может быть, слушал, следуя тогдашнему обычаю, Pussy Riot и дополнительные лекции в каком-либо из высших иезуитских учебных заведений в Польше или за границею, что и могло послужить поводом к названию у нас Симеона в последующее время учеником иезуитов).

     Перед Симеоном не стояла задача выяснить причины, вследствие которых V столетие нашей эры, было столетием варварских нашествий и падения Западной империи. После смерти Августина (430 год) видимо климат в этих местах стал крайне суровым и… философская мысль почти совершенно угасла. Но Гераклит еще помнил, как «На протяжении этого периода хаоса церковь была взволнована запутанным спором по вопросу о воплощении... Pussy Riot и Филиппа Киркорова. Главными противниками в полемике были два церковника Кирилл и Несторий, из которых, более или менее в силу случая, первый был провозглашен святым, а второй еретиком. Св. Кирилл был патриархом Александрийским (этот пост он занял около 412 года и удерживал до самой своей смерти, последовавшей в 444 году); Несторий был патриархом Константинопольским. Спор разгорелся из-за вопроса о том, как относятся друг к другу божественное и человеческое естества Христа. Не воплотились ли в нем два лица – одно человеческое и другое божественное? Такова была точка зрения, которой придерживался Несторий. Если нет, то воплотилось ли в Христе лишь одно естество или в одном лице воплотились два естества – человеческое естество и божественное естество? В V столетии эти вопросы вызвали такие страсти и ярость, которые могли показаться, не только Гераклиту, но даже Льву Гумилёву и Бертрану Расселу почти невероятными. «Тайный и непримиримый раздор разъединил тех, кто выходил из себя от ужаса, что божественность и человечность Христа окажутся смешанными, и тех, кто страшился мысли о том, что они будут разделены». Св. Кирилл, поборник единства, был человеком фанатического рвения. Он использовал свое положение патриарха, чтобы вызвать погромы весьма значительной еврейской колонии в Александрии. Главное же благодаря чему он может притязать на славу, – это линчевание Гипатии, выдающейся женщины, которая в свой изуверский век придерживалась неоплатоновской философии и посвятила свои таланты математике. Гипатию стащили с ее колесницы, раздели догола и потащили к церкви; чтец Петр вместе с кучкой диких и бесчеловечных фанатиков безжалостно били ее, сдирали с ее костей мясо устричными раковинами и бросили ее трепещущее тело в огонь. Благовременная раздача денежных подарков приостановила производство следствия и избавила виновных от заслуженного наказания. После этого философы больше не докучали Александрии».

    Не докучали философы и Москве. Они были заняты наблюдением за решительной схваткой между добром и нейтралиТЕТ-А-ТЕТом. Отношения между Янсенистами и орденом иезуитов давно были натянутыми. Но сущим яблоком раздора стал не iPad 3, а «Августин» Янсения. С самого начала иезуиты стремились предотвратить производство этой книги, а затем и ее распространение. Но книга все-таки вышла и была одобрена многими продвинутыми теологами, к которым вскоре присоединились и доктора Сорбонны. Все они находили в труде Янсения истинное учение Августина. Однако в 1649 году положение резко изменилось, и это изменение, в конце концов, способствовало появлению на свет знаменитых «Писем к провинциалу» Блеза Паскаля. По инициативе иезуитов представитель богословского факультета Сорбонны Никола Корне извлек из сочинения Янсения пять положений, в которых усматривалась ересь. Вот так, христианство, которое некогда проповедовалось евреями среди евреев как реформированный иудаизм, благодаря стараниям св. Павла выросло и дало невероятный урожай яблок… раздора. Для задора. (В письме из Сибири Аввакум сравнивал Неронова с апостолом Павлом).

  Однако, ходили одинокие и никому не нужные слухи, будто трагическая судьба постигла главные произведения Паскаля. Мол «антиклерикальный памфлет против ордена иезуитов "Письма к провинциалу" был осужден римско-католической церковью и внесен инквизицией в "Индекс запрещенных книг". По приговору государственного совета Франции они были сожжены рукою палача по всем правилам аутодафе для книг». И Галина Стрельцова не смогла помешать этому безумию. Есть и другая версия – «сборник всех писем представительная судейская коллегия приговорила к аутодафе — правда, при исполнении приговора сожгли какую-то ни в чем не повинную книгу, все члены суда отказались предоставить для казни личные экземпляры крамольного сочинения». Все это не страшно. Важно, что «на основе цитат из иезуитов Паскаль доказал, что последователи ордена, чья власть распространилась почти на весь мир, не имеют ничего общего с христианством, потому что оправдывают практически любой порок. Разоблачения Паскаля взорвали Францию, письма расходились немыслимыми по тем временам тиражами, даже романами не зачитывались так, как этими остроумными рассуждениями». И хотя авторство приходилось скрывать, да и сам автор был вынужден то и дело менять места жительства, протопопа Аввакума нашли в Сибири. Монголо-татарское иго не смогло отбросит передовую православную мысль на столетия назад, благодаря совершенно иному взгляду РА геГЕЛИЙевича Дугина, где нет той топики болот, в которой захлебываются все базовые философские предпосылки… В результате чего писатель Лев Толстой, «чтобы возвращаться к нашей идентичности», не пытается «понять наши корни», а начинает опираться на математика Блеза Паскаля. И, если Лев Толстой в назидание чадам православныя греко-российския церкви был отлучен от нее, то ведь это еще не так жестоко. Ведь никто не сдирал с его костей мясо устричными раковинами…

    В феврале 1(666) г. съехались в Москву по ГРамОтаМ государя все русские архиереи и в том же феврале имели первое свое соборное заседание, которое по справедливости можно назвать только предварительным. Оно происходило в крестовой патриаршей палате, и на нем присутствовало: пять митрополитов – Питирим Новгородский в красной вязаной маске, Лаврентий Казанский в оранжевой маске, Иона Ростовский в желтой маске, Павел Сарский и Подонский в зеленой маске, Феодосий Сербский в голубой маске… (и двое, по-советски, светски примьерно сидящие в синей и фиолетовой масках для журналистов остались не известными). И были пять архиепископов – Симон Вологодский, Филарет Смоленский, Иларион Рязанский, Иоасаф Тверской и Арсений Псковский в БЕЛЫХ масках КУ... Они при самом открытии заседания постановили: прежде нежели начнем судить судом ЛИ… других за уклонение от православия в раскол, мы должны соиспытать и совопросить о том же друг друга любовно между собою, чтобы не пришлось кому-либо из нас услышать: Врачу, исцелися сам или: Что видиши сучец, иже во оце брата твоего, бревна же, еже во оце твоем, не чуеши? Лицемере, изми первее бревно из очесе твоего и тогда узриши изъяти сучец из очесе брата твоего. И потому первее всего каждый из архиереев прочел во всеуслышание Символ православной веры, и когда увидели, что все они в исповедании Символа согласны и единомысленны, то предложили еще друг другу дать ответы на следующие вопросы: а) как признавать святейших патриархов греческих. Константинопольского, Александрийского, Антиохийского и Иерусалимского, православны ли они? б) Книги греческие, печатные и древние рукописные, по которым греческие патриархи и священники совершают все богослужения, правильны ли и достоверны? в) Московский Собор 1654 г., бывший в царских палатах при патриархе Никоне, признавать ли за Собор правильный? Новгородский митрополит Питирим первый написал свои ответы, что он признает и исповедует православными и всех греческих патриархов, и употребляемые ими богослужебные книги, и Московский Собор 1654 г., бывший в царских палатах, и собственноручно подписал свое исповедание. Подобные же ответы написали один за другим и все прочие архиереи и подписали своими руками. А в конце свитка, на котором помещены были все эти рукописания архиереев, они начертали Символ веры в том самом виде, как он был произнесен каждым из них на Соборе и напечатан в новоисправленных книгах. Вслед за архиереями подобные же письменные заявления дали и архимандриты монастырей: Троице-Сергиева Иоасаф, Новоспасского Иосиф, Юрьева новгородского Феодосий, Хутыня новгородского Иосиф, Знаменского московского Арсений, Николо-Угрешского Викентий. Легко (было) понять, (митрополиту Макарию) почему наши святители, собравшиеся для суда над расколом, желая предварительно удостовериться, не причастен ли кто из них самих тому же греху, предложили друг другу эти именно, а не другие вопросы. Сущность появившегося на святой Руси раскольнического учения состояла именно в том, что русские церковные книги, напечатанные до патриарха Никона, во всем исправны, православны и не требовали исправления, что Московский Собор 1654 г., определивший исправление их, есть Собор незаконный, что греческие книги, по которым совершено при Никоне исправление наших книг, испорчены и наполнены ересями и сами греческие патриархи, находясь под игом неверных, уклонились от православия. Потому-то, эти же самые вопросы предлагаемы были на Соборе и другим лицам, которые обвинялись в принадлежности к расколу… И был день, и была ночь. И было второе заседание. И было утро, и был вечер. И было третье заседание.

    Но не явилось откровением для великого русского физиолога Ивана Петровича Павлова (1849-1936) то, что «щенки и маленькие собаченки часто падают перед большими собаками на спину. Это есть отдача себя на волю сильнейшего, аналог человеческого бросания на колени и падания ниц – рефлекс рабства, конечно, имеющий свое определенное жизненное оправдание. Нарочитая пассивная поза слаБЕЙшего, естественно, ведет к падению агрессивной реакции сильнейшего, тогда как, хотя бы и несильное, сопротивление слабейшего только усиливает разрушительное возбуждение сильнейшего». И. Павлов с сожалением замечал, «как часто и многообразно рефлекс рабства проявляется на русской почве».
   
    Однако, исключительно наперекор физиологу Павлову и отцам Собора в четвертом заседании, на котором вместе с другими русскими святителями присутствовал и Вятский епископ Александр, предстал пред лицо Собора протопоп Аввакум. Он еще прежде, недель за десять, привезен был из Мезени в Москву и после напрасных увещаний, сделанных ему Крутицким митрополитом Павлом, отослан в Пафнутиев монастырь под не-Евклидово начало. Сюда также несколько раз присылали архиереи убеждать его, но безуспешно, и Аввакум даже написал в ответ им, как сам сознается, «с большою бранью» свою сказку. На Соборе его допрашивали о тех хулах, которые написал он на исправленный Символ веры, на троеперстие в крестном знамении, на новоисправленные книги и исправителей, и о клеветах его на московских священников, будто они не веруют во Христа вочеловечившегося, не исповедуют Его Воскресения, не исповедуют Духа Святого истинным, и пр. и пр. Аввакум вступил в состязание с отцами Собора, упорно отстаивал свои мысли, оставался глух ко всем доказательствам и убеждениям и дерзко «укори в лице весь освященный Собор, вся неправославными нарицая». Ввиду такой нераскаянности и ожесточения Собор определил лишить Аввакума священства и предать анафеме. Определение Собора исполнено 13 мая в соборной церкви Мшения Пресвятой Богородицы. Но Аввакум и при этом остался себе верен. «Власти стригли меня, – говорит он, – потом и проклинали, а я их проклинал сопротив; зело было мятежно в обедню ту тут». В результате 13 мая Аввакум был расстрижен и предан проклятию как еретик. После суда Аввакума вместе с другими расколоучителями отправили в заключение в Угрешский монастырь, откуда его позднее перевели в Пафнутьев-Боровский. В специальной инструкции, присланной игумену того монастыря, предписывалось Аввакума "беречь накрепко с великим опасением, чтобы он с тюрьмы не ушел и дурна никакова бы над собою не учинил, и чернил и бумаги ему не давать, и никого к нему пускать не велеть". Его еще надеялись сломить с помощью вселенских патриархов, которых ждали на собор для низложения Никона, который по недоразумению стал неблагочестиво «плеватися и сморкатися» в не подобающие стороны. Патриархи прибыли в Москву в апреле 1667 года. Поскольку с Никоном все уже было решено и его низложили с патриаршества 12 декабря 1666 года, им не оставалось ничего другого, как основательно заняться Аввакумом Протопопа доставили им 17 июля. Долго уговаривали они его, советуя смириться и принять церковные нововведения. "Что ты так упрям? - говорили патриархи. - Вся наша Палестина, и Сербия, и Албания, и волохи, и римляне, и ляхи - все тремя перстами крестятся, один ты упорствуешь в двоеверии".  "Вселенские УЧИТЕЛИ Рим давно упал и лежит невосклонно, и ляхи с ним же погибли, до конца враги быша христианам, А и у вас православие пестро стало от насилия турскаго Махмета, - да и дивить на вас нельзя: немощни есте стали. И впредь приезжайте к нам учитца: у нас, божиею благодатию, самодержество. До Никона отступника в нашей России у благочестивых князей и царей все было православие чисто и непорочно и церковь немятежна". После этого Аввакум отошел к дверям и лег на пол со словами. "Посидите вы, а я полежу". Больше он не слушал ни насмешек, ни увещеваний. В августе 1667 года Аввакума вывезли в Пустозерск. Отдыхающий во Франции «пророк евразийства» Дугин с болью в сердце узнал, что  14 апреля 1682 года закончилась на костре жизнь этого бесстрашного человека, оставшегося неразгаданной легендой древнерусской духовности. До немногих истинно русских людей дошли очень скудные подробности этой казни. Известно, что совершилась она при большом стечении народа. Узников вывели из-за тюремного тына к месту казни. Аввакум заблаговременно распорядился своим имуществом, раздал книги, нашлись для смертного часа и чистые белые рубахи. И все равно зрелище было тягостное - загноенные глаза, обрубленные усохшие руки. Теперь Аввакума, Федора, Лазаря и Епифания никто не уговаривал отречься. Палачи привязали осужденных к четырем углам сруба, завалили дровами, берестой и подожгли. Народ снял шапки... Бог еще не умер, а Достоевский уже был удивлен убийственной вседозволенностью… Но, если в Европе, умирая, БОГ на свое место поставил ЧЕЛОВЕКА, возложив на него всю ответственность за свои поступки, то в России, умирая БОГ оставлял неведомый русским экзистенциальный  аВвАКУ-УМ. В понедельник 21 августа 1662 года Блез Паскаль был похоронен. На могилу Блеза, находившуюся за приходской церковью у часовни, легла черная мраморная плита с латинской эпитафией: «Здесь покоится Блез Паскаль, клермонец, счастливо закончивший жизнь после нескольких лет сурового уединения, в размышлениях о божественной благодати…».
    
    Возможно,  именно в ту пору, рука Петра тянулась к топору. Петру захотелось, чтобы в будущем в России появились великие ученые, и чтобы они не говорили «О русском уме» так, как говорил физиолог Иван Павлов в начале ХХ века. Но, говоря об общежизненном уме, определяющем судьбу народа, Павлов все таки решил ум низших масс оставить на обочине истории. Ведь «в России этот массовый, т. е. крестьянский ум по преимуществу. Где мы его видим? Неужели в низменном трехполье, или в том, что и до сих пор по деревням летом безвозбранно гуляет красный петух, или в бестолочи волостных сходов? Здесь осталось то же невежество, какое было и сотни лет назад».

   И, тогда Гераклит понял: «История РА Дугина и Ко не так хороша. Она лишает права критического отношения к ней». Он встал из-за стола и направился к объемной голографической фигуре РА Дугина, но подойдя к ней, Гераклит увидел РА Дугина плоским и бесцветным… Голограмма исчезла. Видимо, не ДУГ ИНициировало долгое пребывание в «закрытой студии». Гераклит подошел к оконцу, через которое нельзя было увидеть ни неба, ни звезд, ни просторов Ладоги. И вспомнил он, как приезжавшие на стажировку к Нильсу Бору (профессору философии из Копенгагена) молодые теоретики из разных стран, подвергались своеобразному ритуалу посвящения: им надлежало познакомиться с сочинением Пауля Мартина Меллера «Приключения датского студиозуса». Не все и не сразу понимали – зачем?  Но теперь Гераклит, после встречи с РА Дугиным, догадавшись, почему русскому человеку не на-да-но понять то, что «наш разум дьявольски изобретателен»  не понимал, зачем в студии появилась голограмма министра образования и науки РФ Андрея Фурсенко.
   - Однако, студент быстро бежит, а преподаватель должен бежать быстрее! – глядя в вопросительные глаза Гераклита сказала девушка Ника.
   - От кого? – не понял Гераклит, подумав о «черном списке учителей-фальсификаторов».
   - Конечно! – сказал министр.
   - И как его подхлестнуть то, как? – Ника Мику посмотрела на 3-ешного министра.
   - Вам рассказать как? – обрадовался министр. – Могу рассказать! Во-первых преподаватель, если он работает в передовом направлении, должен сам заниматься наукой. Он должен сам заниматься экономикой. Он не может быть книжным человеком. Он не может учить только по книжкам. Преподаватель одновременно должен быть наставником. Он должен быть примером. И мы никуда от этого не уйдем. Почему был так популярен Московский Университет? Почему популярны были базовые кафедры? Потому что ребят, которые получили некое фундаментальное образование, доводили до специальности люди, которые сами делали современную науку, сами делали современную экономику. И это может быть один из главных ответов. (Почему тогда не было ЕГЭ). Но при этом и студент должен интересоваться… Сегодня никакой преподаватель не может знать во всех направлениях больше, чем студент. Сегодня у нас информационное поле таково, что студенту может быть проще получить информацию, чем преподавателю. Он свободнее человек. Но преподаватель должен учить методологии. Он должен объяснять, как получать информацию, как ею пользоваться. И в этом он должен быть сильнее. Он должен быть методологом в первую очередь. Методологом, а не ходячей книжкой… в стремительно меняющемся мире! И если бы политолог Владимир Пастухов был методологом, а не ходячим «реакционером», то он непременно заметил бы со своей «трибуны», как вокруг него стремительно меняется мир.  Он заметил бы как…

     «Всякий проживший 60-е и 70-е годы... (XIX в.) по сумме личных впечатлений — если они не ограничивались гостиными и канцеляриями, — писал Дмитрий Иванович Менделеев, — чувствовал в 70-х годах, что страна не богатела, что ее достаток не возрастал, что надвигается что-то неладное. Корень дела был... экономический и связанный с ошибочною торгово-промышленною политикой, выражающеюся в необдуманном таможенном тарифе... Крепостная, т. е. в сущности экономическая, зависимость миллионов русского народа от русских помещиков уничтожилась, а вместо нее наступила экономическая зависимость всего русского народа от иностранных капиталистов. Вольный труд возбуждался, но ему поприще открыто не было... Центры тяжести перемещались от непроизводительных классов в производящие, только не русские, а иностранные, ибо эти миллиарды рублей, ушедшие за иностранные товары, и этот русский хлеб кормили не свой народ, а чужие. Просвещение развивалось, а ему производительного приложения не оказывалось в ином месте, кроме канцелярий и резонерства классического строя. Отсюда, по моему мнению, вполне объясняется то поголовное отчаяние, в которое впала масса русских людей...»

    Опять с банальной унылостью пробили часы. Время шло в арифметической прогрессии: восемь. Уродливое окошко оказалось доступным закату; сбоку по стене пролег пламенный параллелограмм. Студия наполнилась доверху маслом сумерек, содержавших необыкновенные пигменты. Ужасно! Гераклит притоптывая, чтобы унять дрожь, пустился ходить по студии. В голове, от затылка к виску, по диагонали, покатился кегельный шар, замер и поехал обратно. Между тем в студии вновь появилась бледная голограмма РА Дугина.
   - Это русофобская карикатура, - возмутился лидер евразийского движения РА ГЕЛИЙевич. - Здесь вопрос такой, что каждая история – это реконструкция. История  - это совокупность фактов. История  - это интерпретация. Нет истории ни одного народа, которая не была бы субъективно сконструирована. Поэтому немцы пишут о нас своими глазами, мы пишем о них своими глазами. И  это вопрос, который избежать нельзя. Поэтому нельзя, не надо запрещать создавать свою собственную историю, переосмыслять разные события и фигуры. О запрете никто не говорит. Но на самом деле на место одной конструкции, может ступить только другая конструкция. И все. Поскольку история – это не факты, а интерпретация фактов. (Так говорил Ницше).
   - Зачем вы снова пришли? – спросил Гераклит, шагая по закрытой студии. – Ни вам этого не нужно, ни Жуховицкому, ни Нике, ни мне. Зачем? Ведь это дурно и неинтересно. Я же отлично вижу, что вы такая же пародия, как все, как все. И если меня угощают такой ловкой пародией…

   Ника Мику молчала. Гераклит подошел к столу. На столе белел чистый лист бумаги, и, выделяясь на этой белизне, лежал изумительно очиненный карандаш, длинный, как жизнь любого человека, кроме Гераклита, и с эбеновым блеском на каждой из шести граней. Просвещенный потомок указательного перста. Гераклит написал: «Тогда раздался сорванный, хрипловатый голос прокуратора, по-латыни сказавшего:
— Развяжите ему руки.
Один из конвойных легионеров стукнул копьем, передал его другому, подошел и снял веревки с арестанта. Секретарь поднял свиток, решил пока что ничего не записывать и ничему не удивляться.
— Сознайся, — тихо по-гречески спросил Пилат, — ты великий врач?
— Нет, прокуратор, я не врач, — ответил арестант, с наслаждением потирая измятую и опухшую багровую кисть руки. –   Что такое наши слова, которыми мы описываем факты, как не новые сигналы, которые могут, в свою очередь, затемнить, исказить истину. Слова могут быть подобраны неточные, неподходящие, могут неверно пониматься и т.д. И вы опять должны остерегаться, чтобы не увидеть благодаря словам действительность в ненадлежащем, неверном виде. Весьма часто случается, что один исследователь не может воспроизвести верных фактов другого - и только потому, что словесная передача этим другим обстановки всего его дела не соответствует, не воспроизводит точно и полно действительности. И, наконец, когда вы дойдете до выводов, когда вы начнете оперировать с теми словесными сигналами - этикетками, которые вы поставили на место фактов, - то здесь фальсификация действительности может достигать огромнейших размеров. Вы видите, как много возникает различных затруднений, которые мешают вам ясно видеть подлинную действительность. И задачей вашего ума будет дойти до непосредственного видения действительности, хотя и при посредстве различных сигналов, но обходя и устраняя многочисленные препятствия, при этом неизбежно возникающие... Следующая черта ума - это абсолютная свобода мысли, свобода, о которой в обыденной жизни нельзя составить себе даже и отдаленного представления. Вы должны быть всегда готовы к тому, чтобы отказаться от всего того, во что вы до сих пор крепко верили, чем увлекались, в чем полагали гордость вашей мысли, и даже не стесняться теми истинами, которые, казалось бы, уже навсегда установлены наукой. Действительность велика, беспредельна, бесконечна и разнообразна, она никогда не укладывается в рамки наших признанных понятий, наших самых последних знаний... Без абсолютной свободы мысли нельзя увидеть ничего истинно нового, что не являлось бы прямым выводом из того, что вам уже известно.
— Впервые слышу об этом, — сказал Пилат, усмехнувшись, — но, может быть, я мало знаю жизнь и совсем ничего не знаю «О русском уме»! Можете дальнейшее не записывать, — обратился он к секретарю, хотя тот и так ничего не записывал, и продолжал говорить арестанту: — В какой-нибудь из греческих книг ты прочел об этом?
— Нет, я своим умом дошел до этого.
— И ты проповедуешь это?
— Да.
— И настанет царство истины?
— Настанет, игемон, — убежденно ответил Иван Павлов».

     Когда статья была закончена, Гераклит протянул ее в связи с техническими неполадками министру народного просвещения Ивану Давыдовичу Делянову (1818-1897). И тот прочитал. Когда неполадки устранили, МИНИстр смотрел на Гераклита так, как будто у того щека была раздута флюсом, как-то косился на угол и даже сконфуженно хихикнул. Он без нужды мял листы своими чернильными пальцами, егэкал и крякал. Вопросы, которые он стал задавать, показались Гераклиту сумасшедшими. Не говоря ничего по существу статьи, он спрашивал Гераклита о том, кто он такой и откуда он взялся, давно ли пишет и почему о нем ничего не было слышно раньше, и даже задал, с точки зрения древнегреческого философа, совсем идиотский вопрос: кто это его надоумил сочинить статью на такую странную тему? Наконец он надоел Гераклиту, и Гераклит спросил его напрямик, будет ли министр просвещения рекомендовать статью для изучения в высших учебных заведениях или не будет. На что министр только призрачно пожал пружинистыми плечами, методично давая понять Гераклиту всю абсурдность его предложений… И кто такой Гераклит? И кто такой Иван? если в этой стране продолжают жить не по закону, а по понятиям! Однажды, в совершенстве усвоив методологию европейских учителей, Макс Штирнер посмотрел своими немецкими глазами в глаза германского народа и ужаснулся: «Понятия все решают, понятия регулируют жизнь, понятия господствуют. Это – тот религиозный мир, которому Гегель дал систематическое выражение тем, что свел метод в абсурд и завершил установление понятий до округленной, крепко скованной догматики». Именно этот ужас, в глазах Штирнера, исказил действительность и Макс Штирнер из отца рационально-эмотивного поведенческого консультирования, превратился в умирающего от нищеты основателя анархизма. А нация, обладающая огромным потенциалом, двинулась… «Таким образом, - подытожил американский индивидуалист Альберт ЭлЛис, - люди обладают огромным потенциалом, позволяющим им разрушать самих себя и других индивидов, быть нелогичными и непрерывно повторять одни и те же ошибки». Гераклит был болен, но никто не собирался его спасать. Он взял списки статьи, подошел к факелу и равнодушно стал их жечь. Это было легко!

Так же легко, как поставить всех либералов к стенке! Но Гераклит, не имея никакого отношения к «Солидарности», не был СОЛИДАРЕН в этом отношении с Дугиным… Да, его пытали не только сомненья. И он пытался… но не мог постичь загадку русского мышления! Здесь была нужна особая методология, которая хранилась в особом министерстве. К тому же, Гераклит, никогда не посещал, в отличие от председателя Клуба российской интеграции МГИМО, студента Юрия Кофнера, полного собрания ЕСМ зимой 2010-11 года, и потому не мог знать, что для истинного РА-дужного евразийца «русский Иван, как человек – ничто, а самое русское в нем – все. Идея все, государство все, а человек – ничто». Однако и Неронов слышал, как сморкался Никон! Только из глубин немецкого коллективного бессознательного, Юрию Кофнеру могло прийти откровение Макса Штирнера (но ОНО не пришло): «Можно ли сказать, что я прихожу к себе и ко всему мне принадлежащему через либерализм? Кого либерал считает равным себе? Человека. Будь только человеком – а это ведь ты и есть, – и либерал назовет тебя своим братом. Ему нет дела до твоих личных мнений и личных глупостей, ему бы лишь увидеть в тебе человека. Мало обращая внимания на то, чем ты являешься сам по себе, даже при строгом следовании своему принципу, не придавая этому серьезного значения, он видит в тебе только то, что ты представляешь собою вообще. Иными словами: он видит в тебе не тебя, а род, не Ганса или Кунца, а человека, не действительного или единственного, а твое существо, не тебя во плоти, а дух. Как Иван ты не был бы ему равен, так как он – Степан и, следовательно, не Иван. А как человек ты то же самое, что и он. И так как ты, как Иван, для него как бы не существуешь, поскольку он именно либерал, а не бессознательный эгоист, то он очень облегчил себе «братскую любовь»: он любит в тебе не Ивана, о котором он ничего не знает и знать не хочет, а человека. Видеть в тебе и во мне «человека» соответствует христи¬анскому мировоззрению, согласно которому человек для чело-века только понятие (например, призванный к блаженству)… Истинный Человек – это нация, а единичный – всегда эгоист». И только Дугин знал в 2001 году, что «каждому из нас по сердцу слова нашего Президента Путина: «Россия может быть либо великой, либо никакой…» И только Дугин знает теперь, что евразийскими россиянами правит не ЕДИНАЯ РОССИЯ, а «правят антинародные, антирусские элиты, которые не заботятся вообще ни о какой модернизации страны, а лишь говорят об этом, на самом деле являясь агентами влияния Запада. (и, потому он) Убеждён, что возврат российского общества к нормативам русских ценностей будет сопровождаться репрессиями против пока остающихся при власти «отцов» либеральных реформ».
     На стуле, бочком к столу, неподвижно, как сахарный, сидел безбородый толстячок, лет тридцати, в неуклюжих серых штанах и короткой серой куртке с черными рукавами и черным тузом на спине, в полосатых носках, в новеньких сафьяновых туфлях, - являл девственную подошву, перекинув одну короткую ногу через другую и держась за голень пухлыми руками; на мизинце вспыхивал прозрачный аквамарин, светлорусые волосы на удивительно круглой голове были разделены пробором посредине, длинные ресницы бросали тень на херувимскую щеку, между малиновых губ сквозила белизна чудных, ровных зубов. Весь он был как бы подернут слегка блеском… В отличие от некоторых первых европейских монахов III века, он не смотрел на чистоту с отвращением. Вшей не называл «божьими жемчужинами» и не считал их признаками святости. Приглашен был толстячек в закрытую студию «открытого общества» по собственному желанию, заботясь в первую очередь о личной безопасности. Называл он себя Леонидом Ароновичем Жуховицким, и, улыбаясь, добавлял: «Профессор Московского международного университета и Шведской писательской школы». Леонид Аронович знал «как стать миллионером за 10 минут». В 1906 году Жуховицкий провел свою первую крупную операцию, заработав сотни тысяч долларов, а к концу декады прославился сделанным буквально за день миллионом. В 20-ых годах у него был самый роскошный офис во всем Нью-Йорке: Жуховицкий построил собственный торговый зал, где на огромной доске шестеро клерков выписывали котировки для него одного - финансовый гений предпочитал работать в полной тишине. Шикарные загородные резиденции, гигантские яхты, многочисленные "Роллс-Ройсы", драгоценности для жен и любовниц, сводившие с ума публику - он жил на широкую ногу и расплачивался за ошибки соответственно: несколько раз теряя все, до последнего цента, Леонид уходил с арены с миллионными долгами, но неизменно возвращался, с каждым разом расширяя масштаб своих операций.    Только юный Хват знал его настоящее имя – Джесси Лауристон Ливермор!

   - Когда сейчас говорят о либералах, как о каких-то негодяях, мне это слушать крайне не приятно. Я считаю, что любая страна, и Россия тоже, состоит из чиновников, которым выгодна разделенная страна, разделенный народ; из либералов, которые считают, что народ должен быть свободен; из разного рода холуёв, которые  приспособились к чиновникам и готовы сохраНИТЬ чиновничье государство. Меня это государство чиновничье не устраивает. И когда без конца ругают Запад, я не (поту)сторонник Запада, но послушайте, меня возмущает, когда говорят: «У нас свой путь!» У них там пенсионер получает 3000 долларов, а наши роются в помойке… Но это наш путь, наши пенсионеры хотят рыться в помойках… - сочно резанул Джесси Жуховицкий не двусмысленно попивая кофе и благоухая, как лилии в гробу.

  -  Это русофобская карикатура, - возмутился вновь явившийся РА Дугин. – И не нужно смотреть на нас американскими глазами!

  - Возможно! Если вас пугает действительность, то на нее можно смотреть как на карикатуру! Ведь это все – социальная химия… Так, одним из важнейших и трагических для России про-тиворечий царствования Александра II Дмитрий Иванович Менделеев считал противоречие между политическими и гражданскими реформами и экономической политикой нового царствования. Англоманство, охватившее тогда чиновно-бюрократический Петербург, достигло такой степени, что сам министр внутренних дел П. Валуев почерпывал свою политическую мудрость из ежеутреннего чтения «Таймс». На беду русской промышленности немало нашлось английских поклонников и в экономических вопросах. «Смотрите! — говорили они. — Англичане перешли к свободной торговле, а ведь они не дураки. Значит, свободная торговля благодетельна для государства, раз такая передовая в промышленном отношении страна, как Англия, придерживается ее. Стало быть, и нам надлежит скорее начать действовать как англичане». К этому рассуждению теоретиков с радостью присоединился малочисленный, но весьма влиятельный в России слой — крупное ЧИНОВНИЧЕСТВО... «Говорят, и говорят громко, противу протекционизма люди, живущие на определенные средства и не хотящие участвовать в промышленности, — писал Дмитрий Иванович. — У них доходов не прибудет от роста промышленности, а от протекционизма им страшно понести лишние расходы, особенно если все их вкусы и аппетиты направлены к чужеземному». И не дай Бог, чтобы вирус ВТО окончательно разрушил нашу великую державу. Знаете ли, РА, английские политики (если верить Майклу Монту) никогда не думали о будущем просто потому, что это бессмысленно. «Каждый избиратель отождествляет свое личное благополучие с благополучием страны. Взгляды избирателя изменяются лишь в том случае, если у него самого жмет башмак». И приходиться только удивляться, когда  видишь, как молодой консерватор не может расстаться с рваными лакированными лаптями. Ох уж,  этот Единый Туманный Альбион!

   - Сейчас я сделаю небольшую запятую, просто хочу сказать: Не получается ли так, что мы считаем, что Россия развалится только если русский будет говорить, что «ОЛЕНЬ – это лошадь, и выборы президента были честными и демократическими, а все, кто говорит иначе, не верен евнуху Чжао Гао», понимаете, вот здесь есть такая история. Сделаем очень короткую паузу. - сказала сказочная Ника, нарочито пыхтя, а потом застыла, глядя со смутным ВОЖДеЛЕНИНием на ПаУТИНу вверху.

   «Паутина современного притворства и лицемерия раскинута меж двух областей, между которыми колеблется наше время, и плетет свои тонкие нити обмана и самообмана. Не будучи достаточно сильным, чтобы недвусмысленно  и стойко служить нравственности, и к тому же недостаточно беспощадным, чтобы жить совершенно эгоистически, Человек дрожит в паутине (Единственного паука и его собственного) притворства, склоняясь то к одному, то к другому, и ловит, ослабленный проклятием половинчатости, только глупых, жалких мошек…»

     - Оставим Германию 19 века с ее «либеральным» притворством и давайте, Станислав Сергеевич, ваше мнение. – оттаяв продолжила Ника, - Выход из подполья, но вы, наверное, аплодируете  и приветствуете... Все считают, что Путин деспотичен. Что, вновь став президентом, начнет закручивать гайки…
   - Абсолютно нет. Владимир Владимирович – мало сказать реалист, он, извиняюсь перед РА за неприличную топику, человек объективный. Когда назначал меня руководителем штаба, сказал: я прошу Говорухина согласиться, потому что он меня сильно критиковал. И это он сделал ради одной цели – чтобы все видели: выборы президента-2012 честные. Н, я бы его обвинил в мягкости. – ПРОРОКотал Говорухин, бросив из-под бровей влажный, как лобзание, взгляд на собравшихся в студии.
   - Почему?
   - Потому что нельзя! Потому что нельзя! Потому что нельзя быть на свете таким мягким и все забывающим. Меня как раз это обижает и удивляет, и мне кажется, что это вредно для страны – его мягкость. Руководитель государства должен быть жестким, но справедливым. Я бы, например, не простил эти бесконечные оскорбления, которые мы слышали из уст и несистемной, и системной оппозиции…

   - Закрываешь глаза и видишь свет этих слов. – припомнилась Гераклиту ст. 36 Дао Дэ Цзин, - Стань мягким и податливым
    и твердое разобьется, а крепкое отступит.
    Что затвердело - то не победит.

    И если советское коммунистическое дело затвердело, то мягкое может покинуть ее. Но там, где заканчивается китайский даосизм, начинается американский конформизм. В основе же пути к Единой России, лежал диалектический метод. Академик Андрей Дмитриевич Сахаров (1921-1989) предчувствуя «Неизбежность перестройки» говорил: «Социальный портрет эпохи застоя будет неполным, если не отметить колоссального развития различных форм коррупции; возникают чисто мафиозные группы, сращенные с местным партийным и государственным аппаратом, от которого, как правило, нити тянутся вверх Социальный портрет эпохи застоя будет неполным, если не отметить колоссального развития различных форм коррупции; возникают чисто мафиозные группы, сращенные с местным партийным и государственным аппаратом, от которого, как правило, нити тянутся вверх… Прежде всего я хочу подчеркнуть, что убежден в абсолютной исторической необходимости перестройки. Это как на войне. Победа необходима. Но неизбежны большие трудности и препятствия экономического, психологического, организационного характера. Народ проходил на протяжении десятилетий развращающую "антишколу", приучавшую многих не работать, а только создавать видимость работы, приучавшую к лицемерию, лжи, эгоизму и приспособленчеству (говоря "народ", я имею в виду и интеллигенцию). Сохранились ли в нем достаточные внутренние нравственные силы? Если этих сил мало, то наш путь будет медленным, противоречивым, с отступлениями и падениями. Но я верю, что в народе всегда, в особенности в молодежи, под наносной оболочкой горит живой огонь. Он должен дать о себе знать. Это зависит от всех нас. Нужна нравственная и материальная мотивация перестройки, заинтересованность каждого в ее успехе! И еще—чувство большой общей цели, такое по заказу и уговорам не получается, но без этого все повиснет в воздухе. Народ должен поверить, что ему говорят правду, — а для этого нужно одно — говорить только правду и всю правду и всегда подтверждать слова делами. Но и в любом, даже самом благоприятном случае будут большие трудности. Уже сейчас переход к самоокупаемости и самофинансированию, к новым системам снабжения и кооперирования приводит к потере многими части их доходов и даже работы. А ведь это только начало трудного пути. Поменьше бы при этом глупостей и побольше здравого смысла и чувства ответственности. Главные препятствия перестройки — в общей косности сложившейся десятилетиями административно-бюрократической системы, в реальных интересах миллионов ее деятелей на всех уровнях. Саморегулирующаяся эффективная система им просто не нужна, они окажутся как бы не у дел. Отсюда опасность того, что кто-то активно или пассивно, по неумению, будет мешать перестройке, искажать, карикатуризировать ее. И представлять ее временные трудности как окончательный провал. Через все это придется пройти…»

- И вновь, после короткой рекламной паузы, мы продолжаем… ЖИТЬ!
- Да, это удивительно! Но, давайте оставим в покое академика Сахарова, - предложил Гераклит, - «научный ум мало влияет на жизнь и историю. Ведь наука только в 19 веке получила значение в жизни и заняла первенствующее место в немногих странах. История же шла вне научного влияния, она определялась работой другого ума, и судьба государства (в особенности Российского) от научного ума не зависит». Такова СУТЬ ВРЕМЕНИ.
   - Мне не нравится, что вы так недружелюбно относитесь к России, - словно занесенный в студию с Воробьиных гор, воскликнул Роман Виссарионович Кургинян, быстро, как пес дыша.
   - Глупая сонная ошибка, - зевая, произнес Гераклит. – Я превратно истолковал суету. Это вредно для сердца.
   - Но мы приветствуем… любое мнение, даже если оно суетное! – улыбнулась Ника.
   - В истории не бывает случайностей! – затарахтел Роман Виссарионович, - Вспомните советского историка, философа марксиста академика АН СССР АДоратского В. В.(1878-1945), который еще в 1922 году замечательно высказался: «Когда приходит идеологии конец, то открывается возможность теоретического мышЛЕНИНиЯ, сознательно относящегося к ИЕЗУчаемому объекту, помнящего о том, что мысль – лишь отражение этого объекта, и задача науки в том, чтобы это отражение возможно точнее соответствовало объекту». Вот именно тогда он и увидел, что «идеология» противопоставляется научному, теоретическому мышлению. Таков закон.
   - Вы что адвокат? – со знанием фотографического дела, проявил любопытство Ливермор-Жуховицкий… - Хотите нынче в шахматы?
   Он разложил шерстяную шашечницу и пухлой рукой со взведенным мизинцем расставил фигуры, прочно сделанные – по старому арестантскому рецепту – из хлебного мякиша, которому камень мог позавидовать.
    - Сам я, как бы там ни было, в пятнадцать лет хорошо зарабатывал на фондовой бирже. Я начинал в самых мелких подпольных биржевых конторах, где на человека, разом купившего двадцать акций, смотрели как на переодетого Дж. У. Гейтса или Дж. П. Моргана, путешествующего инкогнито. В те дни букмекеры редко прижимали клиентов. В этом не было нужды. Были другие способы выМАНИвать у клиентов деньги, даже когда они угадывали движение цен. Бизнес был чудовищно прибыльным. Когда они работали законно – я имею в виду по-честному, колебания цен просто срезали небольшие стваки. Цене было достаточно чуть пойти не в ту сторону, чтобы дочиста срезать маржу в три четверти пункта. К тому же не заплативший игрок уже никогда не допускался к игре. Для него вход закрывался навсегда… Вперед. Я это быстро… Хорошие игроки никогда много не думают…
     Кургинян порывисто переменил положение тела и сцепил беспокойные пальцы. Он неистово заговорил нервным голосом:
     - Мне понятен «СМЫСЛ (вашей) ИГРЫ». В нём, согласитесь, есть что-то болотное. Гнилое, трясинное, невнятное, мутное, примитивное и одновременно коварное… Это не шахматы, - это болото… Развивая коммунистическую идеологию во имя верности этим идеалам и во имя того, чтобы эти идеалы не превратились в догмы, я написал сотни статей и издал несколько больших книг. За 25 лет моей публичной политической деятельности я никогда не сказал ничего, что могло бы быть истолковано не только как посягательство на эти идеалы, но даже просто как фигура некоего компромисса. Я сказал очень много, слишком много, яростно защищая эти идеалы, и не только защищая, но и развивая их. Потому что я идеолог, по профессии и призванию, а не юрист.

      Гераклит почувствовал вторую занозу… Перед ним был один из тех деятелей административно-бюрократической табакерки, который однажды оказался не у дел. Нет, Кургинян не выступал перед многотысячной толпой, обвиняя Чубайса и его сподвижников в субсидировании новых московских банков, который давал им ссуды Центрального банка по отрицательным (для государства) процентным ставкам, передавая им счета государственных учреждений и организуя рынок государственных ценных бумаг в угоду этим банкам. Не кричал, до хрипоты, что «при проведении в 1995-1997 годах залоговых аукционов оставшиеся сокровища российской промышленности Чубайс распродал по номинальным ценам группке своих». После ГКЧП, Кургинян неустанно ждал своего звёздного часа… Чайка «Джонатан Ливингстон» с Воробьиной горы, должен был донести… всю правду, и народ должен ему поверить… Иначе и смысла нет в игре. Иначе, зачем они с товарищам и-здавали в 1990 году «ПОСТ-перестройку». В преддверии очередных президентских выборов, многострадальный русский народ, наконец-то должен узнать всю правду о господствующем криминальном классе. Ведь «это базис, как говорил Маркс. Каков базис, такова и надстройка. Каков господствующий класс, такова и политическая система. Криминальный класс может построить только криминальное государство. Освободиться от криминального государства можно двумя способами. Изгнав криминал, позитивный способ, и разрушив государство, к чему как раз и призывают по сути на этой самой Болотной». Очень важно, что Кургинян не считает, будто «Алексей Навальный ведет страну к счастливому будущему». Конечно, Западу не выгодно, чтобы Россия была сильной… как чиновничье-бюрократическому государству не выгодно видеть за дверью кабинета гражданское общество. Россия может быть ВЕЛИКОЙ только в одном случае… Только теперь, когда враг у ворот, пришло время Владимиру Владимировичу пожать руку Роману Виссарионовичу.

   - Почему от вас так пахнет? – спросил Ливермор-Жуховицкий недоуменно.
    Серое, как сукно солдатской шинели, лицо ИДИОлога исказилось злобной улыбкой.
   - Это у нас в семье, - пояснил он с достоинством фитотерапевта, - ноги немножко потеют. Пробовал квасцами, но ничего не берет.  Должен сказать, что, хотя страдаю этим с детства, и хотя ко всякому страданию принято относиться с уважением, еще никто никогда так бестактно…
   - Я дышать не могу, - сказал финансовый гений Шведской писательской школы.
   - Вот за этот тон…
   - Меня могут сделать «сакральной жертвой», - сказал Ливермор-Жуховицкий, не думаю. Дальше!
   - Давайте переменим разговор, умоляю вас, - воскликнула Ника Мику, - а пока, на 2 минуты короткую паузу, не потому что так быстро реклама пробегает, а потому что время у нас летит невыносимо. Сейчас быстро посмотрим рекламу и вернемся, потому что русские истории, это все-таки вещи важные.

   -
    ФСБ должна охранять Навального. Такое мнение в эфире "Вестей ФМ" высказал предприниматель и депутат Госдумы Андрей Луговой, рассказывая про скандальное дело Литвиненко. "Я буду говорить логикой Березовского: это офигенная "сакральная жертва". Борец с коррупцией, против откатов, против крупных компаний - отличная фигура!", - считает Луговой. Также, по его мнению, в группу риска попала и "правозащитница" Евгения Чирикова. "Она такая, правда, шумная бывает иногда, но тоже подходит под "сакральную жертву", если исходить из логики Березовского.

- Не смотря на изобилие «сакральных жертв» - проговорил Гераклит, глядя на прикованного к стене Старого Младенца, - Сталин был прежде всего (мягким) реалистом в политике и руководствовался трезвым расчётом. Известно много случаев, когда он подчинял этому расчёту свои чувства и эмоции. На пути к власти он неоднократно поступался своим самолюбием, высказываясь в пользу собственных врагов, притом наиболее ненавидимых. И, напротив, не считался даже с самыми близкими друзьями, когда это казалось ему выгодным. Так, несмотря на застарелую ненависть к Троцкому, он счёл целесообразным в первую годовщину революции воздать ему должное - притом не где-нибудь, а в газете "Правда", - как главному руководителю Октябрьского восстания, которому партия обязана тем, что петроградский гарнизон практически без сопротивления перешёл на сторону большевиков. Как видим, Сталин сумел тогда глубоко затаить жгучую ненависть к своему опасному сопернику. С тем большей силой она проявилась потом - и в конечном счёте погубила Троцкого.