Театральная жизнь

В бумажных сомнений бездымном чаду
могли бы быть точкой лишь звоны поместных
церквей. Я не знаю, куда я иду:
наверное, просто стою на краю
бездушной бессмысленной бездны.
Рассветная лодка, взбираясь на вал
грядущего дня, обещает в раю
счастливые песни. Я тоже пою,
но что – никому не известно.

Суть жизни – театр на чужом языке:
красивое действо с неясным финалом.
Да что там финал! Будто этого мало –
смысл пьесы невнятен, что в самом конце,
что в самом начале. Наверное, маска –
удел для лица не последний, не худший,
но  больно уж давит резинка на уши,
к тому же пугает опасность огласки,
отсутствие фанов на заднем крыльце,
да тухлые овощи в чьем-то кармане.
А мани?
– Да тьфу на них! Что мы – цыгане?!
А мани – дерьмо! – но… когда они есть.

К служебному входу не катит ролс-ройсик,
и это приятно – залог созиданья,
залог вдохновенья, отсутствия мести,
гордыни, унынья и всяких грехов.
Так что ж преждевременно вешаешь нос ты?!
Зачем эти трупы бездарных стихов?
К чему это нудное самокопанье?

 – Вот в том то и дело, что вред лимузинов,
что вред толстых устриц понятен вполне нам,
нет смысла в обжорстве и тягостной лени,
не надо быть низким – какие сомненья!
Но есть ли смысл в подвиге, в высшей морали?
В любви, доброте – в том, что нам рассказали
когда мы детьми были?
Соображенья
такого вот свойства приводят к печали
с тупой неизбежностью.
Что за плечами
к твоим тридцати, сорока, девяносто –
все то же одно – ничего не возможно
добиться, решить, разгадать без согласья
кого-то, держащего жизненный волос
в руке, не подстроить надтреснутый голос
души к тонкой дудочке вечного счастья
и вечной любви. Остается немного –
любить и прощать, и растить в себе Бога.
Любить, даже если не видишь заслуг,
прощать даже если нет сил и резонов,
и, может, тогда вдруг поймешь среди звонов
церковных, что нету ни встреч, ни разлук.
Что нет преступлений, величья и славы,
униженных – малых и сильных – больших,
и нету ни вёдра, ни засух, ни вьюг,
а только один есть нам крест и держава,
что грех – лишь один, тут греши-не греши,
тут кайся-не кайся, с безверной души
когда-то заплатишь кому-то налоги,
поэтому лучше отряхивай ноги,
под своды небесные дерзко входя…

Я с кем разговор, интересно, веду?
С собой? – сумашествие! Словно в бреду
бреду, свою жизнь, как махру, теребя,
бреду по проулкам, заваленным снегом,
и редко, но кажется, словно чадру,
сорвать мне удастся сейчас на бегу
вот-вот – и ответ разгадать вдруг смогу
и выведать тайну беззвучного звона
в бумажных сомнений бездымном чаду.

Нач.2006