У начала времён

Когда кустом сиреневым был назван куст сирени,
Когда седьмое солнце обожгло седьмого сына,
И вечер затопил луга, сочащиеся туком,
Над жухлым горизонтом обозначились две тени
И, спрятавшись за тучей, из которой дождик сыпал,
Направились – туда, где виден был костёр пастуший.

С кореньями и травами варил над ним похлёбку
Суровый человек с большими грустными глазами.
Младенец спал в корзинке, смуглой женщиной качаем...
У самого огня тряс бородой белее хлопка
Старик, а рядом – девочка с льняными волосами,
Играя с куклой, пела что-то – тихо и печально.

Вдруг – небо потемнело от надвинувшейся тучи.
Над головой скользнули перепончатые крылья...
Огонь затрепетал и бросил отсветы на лица,
В них отразился страх – как будто был цепями скручен
Надёжный внутренний инстинкт, как будто позабыли,
Что находились близко – от добра и зла границы...

Два тёмных силуэта приземлились, две громады.
Их головы – рогатые – и глаз тройные звёзды
Казались нереальными и вызывали ужас.
Тела сидящих у костра свело – как от разрядов,
От спазмов электрических... Спасаться было поздно.
Луна всходила низко, выкипал забытый ужин...

Мужчине вспомнились слова какого-то святого –
О том, что всё записано – в извечной Книге Судеб,
И выбора, по сути, никогда не существует,
А, стало быть, в написанном – не изменить ни слова...
И, всё-таки, в отчаянной попытке – (будь, что будет!) –
Он выхватил кривой пастуший нож... Но тут – вплотную

Придвинулась гигантская нависшая фигура –
И нож упал на землю из раскрывшейся ладони.
Протяжный крик сорвался с губ у женщины с корзиной...
Старик уткнулся бородой в костёр, мигнувший бурым.
А девочка почувствовала, что вот-вот утонет,
Когда внезапный холод влился внутрь – хвостом крысиным,

Стекая струйкой по спине – туда, где позвоночник
Заканчивается крестцом, образовав запруду...
Второй рогатый силуэт склонился над младенцем –
И таял, таял, – исчезая в нём – цепочкой точек...
Да, путь к тому, чтоб уцелеть, был длительным и трудным.
Но – много тысяч лет спустя, для строящих Освенцим

Всё это – превратится в сон, как миф о Нибелунгах, –
Когда о дремлющих внутри прообразах рептилий
Никто не будет знать, – виня Вселенские Законы,
Читая Фрейда, Леонгарда, Ницше или Юнга
И, вакцинируя себя – от оспы, скарлатины, –
Начнут искать "пути вовнутрь", лишь внешнее запомнив...

...Под утро восемь пилигримов вышли на равнину
И обнаружили – костёр и три недвижных тела –
Без всяких видимых следов насилия, – плечами
Почти соприкасаясь... На пустующей корзине
Стояло имя: «НОЙ», а рядом – девочка сидела
С младенцем на руках, и пела – тихо и печально.